Lomonosov Moscow State University / Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

В статье представлена новая методология и метод диагностики трудовой мотивации, в основу которых положено понятие мотивационной (проблемной) задачи. Мотивационная задача – это средство для последовательной самооценки человеком актуального поля мотивационных объектов и последующей реконструкции на этой основе его мотивационного пространства. Условия решения мотивационной задачи реализованы в методике Мотивационная карта. Процедура диагностики предполагает множественную визуальную сравнительную оценку испытуемым перечня мотивационных объектов (Ж. Нюттен) в двухмерном графическом пространстве оценочных шкал. Для обозначения геометрической структуры, отражающей взаимосвязи мотивационных объектов, использован термин субъективное мотивационное пространство, опираясь на определение субъективного психологического пространства в современных моделях многомерного шкалирования. Мотивационные объекты и шкалы методики были получены в серии эмпирических исследований. Условиями мотивационной задачи являются: ранжирование мотивационных объектов, определение субъективного центра мотивационного пространства, множественная сравнительная оценка мотивационных объектов, последовательное уточнение оценок мотивационных объектов, корректировка мотивационного пространства с учетом размещения высокоприоритетного мотивационного объекта. Апробация методики была проведена на выборке 206 человек (специалисты финансового сектора) и включала две серии – тест и ретест. Для вычисления показателя конструктной валидности были сопоставлены результаты, полученные с помощью апробируемой методики, с данными, полученными по внешнему критерию – шкалами стандартных методик диагностики трудовой мотивации при помощи регрессионного анализа. Для оценки ретестовой надежности и обоснования внутренней валидности методики был проведен корреляционный анализ факторов координат мотивационных объектов, полученных по результатам основной серии и ретеста. Разработанная процедура позволяет предположить, что получаемые психодиагностические оценки выраженности трудовой мотивации располагаются на интервальной шкале.

Формулируются критерии оценки научных публикаций и квалификационных работ: дипломов, магистерских и кандидатских диссертаций, выполненных качественными методами. Критерии являются итогом исследовательской работы семинара по качественным методам на факультете психологии МГУ имени М.В. Ломоносова под руководством А.Н. Кричевца и О.Т. Мельниковой. Подробно описываются этапы и соответствующие им стандарты планирования исследования, формирования целевой и теоретической выборки, сбора и анализа качественных данных, интерпретации и презентации результатов. Особое внимание уделяется таким критериям оценки работы как прозрачность интерпретаций, их документированность, аргументированность, наличие рефлексивной позиции автора в тексте и ее разведение с суждениями и мнениями респондентов. Кроме того, показывается необходимость обоснования выбора того или иного метода анализа (в частности, тематического анализа, метода «обоснованной теории», герменевтической или дескриптивной феноменологии, нарративного и дискурс-анализа), их соответствия целям и задачам исследования, а также адекватности для изучения той или иной предметной сферы. Обсуждаются основные стратегии валидизации, включаемые «внутрь» исследовательского процесса (валидизация респондентами, анализ отклоняющихся случаев, триангуляция и ряд других), этические принципы и правила формирования выборки, диалога с респондентами, работы с их персональными данными. Разработка «стандарта качества» является важным фактором институализации качественных исследований в отечественной психологической науке.

Анализируются современные наиболее обсуждаемые критериальные системы валидности качественного исследования: реалистическая, конструкционистская, критическая, эстетическая, радикальная. Показывается, что в современной научной ситуации речь идет не просто о введении специфичных для качественных исследований представлений о валидности, но и о концептуальной замене этого традиционного для психологии критерия. В реалистической системе валидность обсуждается с точки зрения аргументированности выдвигаемых интерпретаций. Конструкционистская система взамен критерия валидности вводит критерии достоверности и аутентичности. Критическая критериальная система делает акцент на социальной полезности, критической составляющей анализа, а также его включенности в контекст социальных изменений.

Эстетическая сводит качество анализа к его выразительности, полифоничности, что оборачивается вопросом представленности в исследовании различных смысловых позиций. Радикальная система, следуя логикам как радикального конструкционизма, так и методологического анархизма, отказывается от однозначного стандарта качества исследований. В завершении статьи делается вывод, что так называемые «субъективные» представления исследователя являются не артефактом анализа, но его ключевым инструментом. Проблема валидности – это проблема разведения и критической рефлексии того, как соотносятся позиции автора исследования и его респондентов. Следуя указанной логике рассуждений, авторами статьи предлагается общая модель валидности качественных исследований в психологии, опирающаяся на проведенный анализ разных критериальных систем и личный практический опыт работы с качественными методами.

Общий принцип построения авторской системы валидности – соотношение критериев и различных уровней (или этапов) качественного исследования: планирования, сбора и анализа данных, интерпретации.

Российские популяционные исследования использования Интернета детьми, проведенные в последние годы, показывают, что стремительное овладение им детьми и подростками сопряжено с недостаточной осведомленностью как о рисках и угрозах цифрового мира, так и о возможностях совладания с ними. В работе предлагаются психологические модели цифровой компетентости детей и взрослых, включающие четыре ее компонента: знания, умения, мотивация, ответственность, а так же виды цифровой компетентности: медиакомпетентность, коммуникативная, техническая, потребительская компетентности. Представлены результаты разработки и валидизации методики скрининговой диагностики индекса цифровой компетентности по данным популяционного исследования на репрезентативной выборке российских подростков 12-17 лет (N=1203) и родителей подростков этого возраста (N=1209), проведенного Фондом Развития Интернет и факультетом психологии МГУ имени М.В. Ломоносова при поддержке Google. Надежность-согласованность шкал знаний, умений и ответственности была достаточной (0,72-0,90) при неоднородности шкалы мотивации. Конфирматорный факторный анализ подтвердил соответствие четырехкомпонентой модели индекса эмпирическим данным. Для проверки критериальной валидности использовались четыре тестовых задания, оценивающие знания и умения респондентов в сферах контента, коммуникации, техносфере и сфере потребления. Общий уровень цифровой компететности составил для родителей 31% от максимально возможного уровня и для подростков – 34%, причем, особенно выражено снижение в сфере мотивации (20% и 20% соответственно), что свидетельствует о необходимости мотивирующих и информирующих образовательных программ в данной области.

В статье обсуждаются последствия вхождения в повседневную жизнь человека информационных технологий, связанные с размыванием границ его идентичности. В отношении таких технологий обнаруживается феномен, имеющий важное значение для структуры и динамики идентичности: взаимопроникновение двух систем контроля. С одной стороны, технологии дают человеку новые формы контроля над миром, но при этом он сам становится контролируемым с помощью тех же технологических расширений. Приобретая ряд жизненных удобств, технологически расширенный человек теряет свою приватность, технологии становятся средствами тотального контроля. Блага, которые дают технологические расширения, имеют обратную сторону. Увеличение возможностей доступа к информации приводит к росту доступности человека использующего интернет, смартфон или банковскую карту. Любая информация, размещенная в сети может оказаться у третьих лиц без ведома пользователя. Деприватизация личности приводит к росту уровня тревоги, возникновению ощущения управляемости и чувства незащищенности. На повестке дня стоит проблема этических и психологических последствий электронного мониторинга, оцифровки личности, чипизации человека посредством нательных имплантатов. Обсуждаются опасности изменений жизни человека незаметными, повсеместными и обыденными технологиями контроля. Отмечается, что нарушение границ личности далеко не всегда является результатом деятельности государств, а скорее, – следствием непонимания специфики и возможностей информационных технологий, а также способов их использования человеком. Осознание того, что технологии не являются нейтральными по отношению к пользователю, представляют собой основу для соблюдения элементарной «информационной личной гигиены» и предотвращения нарушений границ идентичности.

Русская культура характеризуется высокой степенью включения контекста при обмене информацией. Высоконтекстность русской культуры проявляется в особой значимости невербального поведения, в большой выразительности мимики. И, в то же время, как в обыденном сознании, так и в трудах культурологов и лингвистов подчеркивается неулыбчивость русского человека.

В статье предпринята попытка показать, что высококонтекстность русской культуры XIX века отражалась, в том числе, и в значимости улыбки. Для доказательства этого предположения был проведен контент-анализ романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Результаты исследования продемонстрировали, что Толстой отразил в романе широкую распространенность улыбки как элемента невербального поведения русского человека (встречается более 550 слов с корнем «улыб», улыбаются более 80 персонажей романа – от главных до безымянных, от аристократов до крестьян). Великий русский писатель представил также богатство языковых средств для описания улыбок, часто одновременно отражающих несколько эмоций. Важнейшей для Толстого является коммуникативная функция улыбки, поскольку в процессе общения его герои, прежде всего, стремятся передать то, что они чувствуют, а не просто обменяться информацией. Улыбки и сопровождают речь, и выступают самостоятельным элементом коммуникации. Они сопутствуют самым значимым ситуациям в жизни персонажей – рождению, венчанию и даже смерти.

Нам представляется, что неулыбчивость и даже негативное отношение современных русских к улыбкам есть особенность не традиционной русской, а советской и постсоветской культур. Вместе с цивилизационными сломами XX века происходили и трансформации правил невербального выражения эмоций: за годы советской власти улыбки ушли и от них постепенно отвыкли. В статье выражается надежда на их возвращение в русскую (российскую) культуру.

Активизация межкультурных взаимодействий делает актуальным изучение представлений об оптимальной социальной дистанции и перспективах вхождения в межкультурную профессиональную группу. Формирование социальных представлений и стереотипов кросс-культурной совместимости, эмоциональных предпочтений и поведенческого выбора в значительной степени происходит в вузовской среде. Исследование параметров социальной дистанции в процессе межкультурной коммуникации в студенческих группах различных высших учебных заведений показало, что студенты в подавляющем большинстве позитивно относятся к мультикультурным дружеским связям.

Близкие к этим оценкам студенты продемонстрировали позитивное отношение к перспективе работать в многонациональном коллективе с различной трудовой этикой, установками и ценностями. При этом эмоциональные предпочтения студентов в случае возникновения мультикультурных ситуаций в группе уже не столь позитивны, а изучение возможности сокращения социальной дистанции посредством межнациональных брачно-семейных отношений продемонстрировало тенденцию к негативной мультикультурной терпимости.

Исследование кросс-культурных предпочтений студенческой молодежи в различных городах нашей страны показывает перспективность диалогических форм в интерпретации групповой совместимости и потенциал обусловливания мультикультурных структур взаимопонимания и взаимопринятия смысловым наполнением социальных представлений и определения ин-групповых привилегий. Развитие кросс-культурной когнитивной системы с включением постнеклассического дискурса, субъективного опыта взаимодействия в мультикультурной среде дает возможность выбора коммуникативных и поведенческих стратегий. Развитие теорий лингвистического детерминизма обосновывает связь языка и мировоззрения, картины мира и лингвистической особенности его восприятия, включение в мировосприятие национальной значимости явлений культуры. Преодоление социально-коммуникативных барьеров, реализация объективной потребности в межкультурном диалоге создает условия для оптимизации принятия Другого, рационализации социокультурных особенностей и уровня их приемлемости, совершенствования алгоритма кросс-культурных взаимодействий.

В статье рассматриваются изменения, внесенные в очередную версию Руководства по диагностике и статистике психических расстройств (DSM-5, Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), подготовленную и опубликованную в мае 2013 года Американской психиатрической ассоциацией. Масштабная работа над DSM-5 велась на протяжении 12 лет с привлечением широкого круга специалистов в области психического здоровья и прошла несколько этапов. Вопреки ожиданиям, которые профессиональное сообщество связывало с появлением DSM-5, уже на стадии своей подготовки эта версия вызвала у многих специалистов недовольство, глубокое разочарование и подверглась беспрецедентной критике, в том числе, со стороны психологов.

Рассматриваются причины пересмотра предыдущей версии Руководства. Приводятся примеры структурных и диагностических изменений в DSM-5, в том числе, устранение пятиуровневой многоосевой системы; замена Шкалы всесторонней оценки функционирования на Шкалу оценки ограничений жизнедеятельности Всемирной организации здравоохранения; внимание к вопросам, касаюшимся гендерных и культурных различий; включение полуструктурированного интервью по проблемам, связанным с культурными особенностями; включение в Руководство новых диагностических категорий и отмена или укрупнение некоторых из ранее действовавших. Особое внимание уделяется рассмотрению тех нововведений, которые вызвали неоднозначную реакцию и дискуссии в профессиональном сообществе и среди других заинтересованных групп общества. Анализируются и обобщаются критические замечания в адрес внесенных изменений, поднимается вопрос о необходимости разработки базирующегося на иных методологических принципах подхода к психическому здоровью.

В статье исследуются возможности и ограничения совладающего поведения детей и подростков в интернете и помощи им со стороны значимых взрослых (родительской медиации) в контексте новой социальной ситуации развития, опосредованной современными инфо-коммуникационными технологиями, в первую очередь, интернетом. Исследование проводилось на основе методологии EUKidsOnline II в 11 регионах 7 Федеральных округов России (1025 пар «родитель-ребенок»). 

Согласно полученным данным, к числу наиболее распространенных рисков относятся столкновение с сексуальным и негативным контентом, мошенничеством и хищением личных данных, встречи с онлайн знакомыми. Особенности переживания и совладания с рисками онлайн зависят от доминирующей деятельности подростка в сети: так, ориентированные на учебу дети наименее подвержены этому риску, но они глубже и длительнее переживают такие ситуации, чаще используют для решения пассивные стратегии. В группу наибольшего риска по встрече с сексуальным контентом в сети попадают «потребители контента», активно использующие различные ресурсы сети, в том числе для поиска. При этом они испытывают меньше негативных эмоций, чаще активно пытаются справиться с проблемой, практически не прибегают к офлайн поддержке.

Возможности родительской медиации на настоящий момент невелики: стратегия запретов связана со снижением вероятности столкновения с рисками, особенно для ориентированных на учебу подростков; тогда как стратегия объяснений и поощрений действенна для подростков, занятых самой разной деятельностью в интернете, связана с более реалистичной оценкой риска и использованием ребенком активных стратегий совладания и социальной поддержки. Интернет для современного подростка выступает как сложно организованное психологическое «орудие», которое присваивается ребенком, задавая особенности его деятельности и саморегуляции, в том числе, его возможности в совладании с трудными жизненными ситуациями.

Технологии виртуальной реальности находят сегодня применение в различных областях науки, в частности, в психологии. Успешная работа с системами виртуальной реальности требует возникновения у пользователя чувства «присутствия» в виртуальной среде – субъективного переживания реальности своего нахождения в искусственно созданной среде и взаимодействия с ней. Отсутствие этого чувства или его недостаточная выраженность приводят к тому, что возможности взаимодействия с виртуальной средой не используются полностью. Как психологический феномен, чувство присутствия обусловлено, наряду с технологическими факторами, целым рядом психологических факторов. Проведенный в статье анализ литературы показывает, что к этим факторам относятся различные демографические, когнитивные, личностные и мотивационные переменные. В частности, показывается, что чувство присутствия зависит от различий в когнитивных способностях и от личностных особенностей, хотя в последнем случае получены противоречивые результаты. В статье обсуждается возможная особая роль процессов когнитивного контроля – метакогнитивных процессов, ответственных за адаптацию когнитивной сферы к контексту решения актуальной задачи, в возникновении чувства присутствия. Обсуждаются проблемы использования знаний о психологических факторах возникновения чувства присутствия при разработке виртуальных сред, обеспечивающих эффективное взаимодействие с пользователем. Рассматривается использование психологических факторов возникновения чувства присутствия в качестве критериев отбора пользователей для работы с виртуальными средами. Целенаправленное изучение разных классов психологических факторов возникновения чувства присутствия приведет не только к прогрессу в построении общепсихологической теории чувства присутствия, но и позволит находить эффективные решения фундаментальных и прикладных задач с использованием технологий виртуальной реальности.

Употребление понятия души является, вот уже более ста лет запретным для научно-психологической литературы. Его давно заменили (вытеснили) понятия «психики», «сознания», «самооценки» и т.п. В статье поставлен вопрос о необходимости нового рассмотрения души, как фундаментального основания психической деятельности человека. Показана многомерность понятия души, прямая отнесенность к нему целого ряда традиционных разделов теоретической и прикладной психологии, таких как изучение мышления, памяти, восприятия, ощущений, эмоций и др. Обнаружено, что среди принятых значений понятия души (в статье их перечислено более десяти), только одно заведомо выпадает из требований научно-психологического рассмотрения, а именно понимание души как «духовной части существа человеческого». Делается принципиальный вывод, что душа как таковая никогда не уходила полностью из рассмотрения научной психологии, но, напротив, в большинстве своих проявлений оставалась в центре внимания ученых. Для того, чтобы развести компетенции психологии и теологии, предлагается разделение на «внутреннюю» и «внешнюю» стороны душевных проявлений. При таком делении внешняя сторона, целиком обращенная к материальному миру, практически, прямо и целиком отвечает требованиям, предъявляемым к предмету науки, тогда как сторона «внутренняя» связана с психологией лишь опосредствованно через соотнесение с той реальностью, которую принято обозначать как духовность, что помимо теологических интерпретаций может быть понята нравственно-философски как ценностно-смысловая сфера и уровень придельных умопостигаемых оснований бытия человека.

Такой подход позволил подойти к рассмотрению проблемы соотношения «духовного» и «личностного», установлены взаимоотношения психологии личности с обеими (религиозным и секулярным) подходами. Показано, что без учета методологического соотнесения с этими подходами личность как психологическая категория редуцируется до индивидуальных различий характера и мотивационно-волевых показателей.

«Исторический смысл школы Л.С. Выготского – задавать зону ближайшего развития психологической науки, образования и практики»1 . Это сейчас понимают и соотечественники Льва Семеновича Выготского и зарубежные психологи. Последние не только принимают активное участие в конференциях, и чтениях памяти ученого в Москве и Гомеле, но и за рубежом организуют посвященные ему международные конференции. 

Ведущая роль в подготовке таких конференций принадлежит профессору Жоакиму Кинтино-Айресу – президенту Общества Выготского и Института Выготского в Португалии. Они проводятся с 2010 года каждые два года в Эшториле – красивом пригороде Лиссабона на берегу Атлантического океана. III Международная конференция, посвященная Л.С. Выготскому, проходила с 16 по 18 июня 2014 года. В ней приняли участие психологи из России, Португалии, Бразилии, Израиля и Анголы. Всех участников в центре конгрессов г. Эшторила встречал большой портрет Л.С. Выготского и на фронтоне здания, и на сцене просторного конференц-зала.

Дорогие коллеги, предлагаем вашему вниманию очередной номер «Национального психологического журнала». 2013 год во многом стал знаковым не только для ученых-психологов, но и для всей российской науки.

Связано это, прежде всего, с реформированием Российской академии наук, которая была вызвана необходимостью оптимизации научной инфраструктуры в нашей стране. Результатом начавшихся масштабных преобразований должно стать усиление значимости российской фундаментальной науки и укрепление ее позиций на международном уровне.

В работе обсуждаются различные теоретические подходы к проблеме исследования личностной автономии подростка, включая психоаналитический подход (А. Фрейд, М. Малер, П. Блос), теорию привязанности (Дж. Боулби, М. Эйнсворт П. Криттенден), теорию самодетерминации (Э. Деси и Р. Райн), деятельностный (А.Н. Леонтьев, Д.А. Леонтьев) и возрастно-психологический (Д.Б. Эльконин, Т.В. Драгунова, Л.И. Божович, Г.А. Цукерман, Г.В. Бурменская) подход. Анализ проблемы становления личностной автономии подростка продемонстрировал многообразие теоретических подходов и эмпирических исследований, направленных на объяснение феноменологии, механизмов и условий развития этого комплексного личностного конструкта. Изучение современных зарубежных и отечественных исследований позволило проанализировать основные траектории сепарации от родителей и роль социального контекста в формировании самостоятельности подростка.

Рассматривается структура конструкта личностной автономии подростка. В ходе ее операционализации обоснована необходимость включения моральной автономии как составляющей в состав ценностной автономии в четырехкомпонентной структуре личностной автономии. Показано значение детско- родительских отношений для формирования личностной автономии подростка. Автономия представлена, с одной стороны, как характеристика отношений, то есть социальная характеристики, а с другой – как тот образ Я, исходя из которого подросток действует в контексте отношений со взрослыми и сверстниками. Выделены преимущества возрастно-психологического подхода в исследовании личностной автономии и представлена операционализация понятия социальная ситуация развития. Возрастно-психологический подход, рассматривающий социальную ситуацию развития как иерархию социальных контекстов, определяющих вектор и особенности развития ключевых возрастных новообразований, раскрывает возможность исследования роли ориентировочной деятельности в системе социальных и межличностных отношений в становления личностной автономии.

Исследовалось влияние длительной когнитивной нагрузки на субъективное состояние (опросник САН) и электрофизиологические показатели (индивидуальный альфа-ритм (ИАР), спектральные характеристики электроэнцефалограммы (ЭЭГ), индекс утомления (ИУ)). Когнитивная, или умственная, нагрузка моделировалась с помощью непрерывного решения испытуемым различных когнитивных заданий, направленных преимущественно на рабочую память и внимание, в течение 2,5 часов. До и после выполнения испытуемым умственной работы проводилась фоновая запись ЭЭГ и заполнение опросника САН. Анализ результатов исследования проводился путем статистического сравнения полученных данных до и после нагрузки.

Результаты исследования показывают, что длительная когнитивная нагрузка значимо отражается на субъективной сфере в снижении самочувствия и активности испытуемого. На электрофизиологическом уровне такая нагрузка приводит к снижению частоты индивидуального альфа ритма, обширному увеличению индекса утомления, а также увеличению средних мощностей тета-, альфа- и бета-ритмов. Таким образом, когнитивная нагрузка отражается в значимых сдвигах динамики мозговой активности, проявляющейся как в достаточно динамичных параметрах, таких как мощности альфа- и бета-ритмов; но также и в более стабильных показателях, как например, индивидуальный альфа-ритм и индекс утомления. По результатам проведенного исследования можно сделать вывод о том, что значительная умственная работа приводит к значимому увеличению мощности медленно-волновой активности мозга и ухудшению субъективного самочувствия. Полученные результаты, с одной стороны, согласуются с литературными данными, а с другой стороны – носят интегративный характер, объединяя данные различных исследований, и таким образом, создают более комплексный взгляд на процесс умственного утомления с точки зрения мозговой динамики.

В статье анализируются состояние и основные направления деятельности военных психологов американских вооруженных сил. Показывается, что направление и содержание деятельности военных психологов обусловливается особенностями внешней и внутренней политики американского руководства, задачами, решаемыми вооруженными силами страны на конкретном этапе ее исторического развития, спецификой тех психологических проблем, которые имеют место в армии, авиации и на флоте, достигнутым на сегодняшний день уровнем развития психологической науки и практики. Вскрываются основные проблемы, выступающие мишенями деятельности военных психологов (посттравматическое стрессовое расстройство, самоубийства, наркомания, военные преступления, отношения в воинских подразделениях).

Дается анализ предметного поля американской военной психологии, ее основных задач. Показана преемственность в определении основных точек практического приложения военной психологии.

Анализируются основные сферы деятельности военных психологов. Показывается специфика задач, решаемых военными психологами армии, военно- морского флота, военно-воздушных сил и морской пехоты. Раскрываются направления и методы работы клинических психологов, специалистов операций по информационной поддержке войск, психологов педагогического (психологическая подготовка войск) и образовательного направлений. Дается обзор штатных позиций и организаций, в которых действуют военные психологии в интересах военного ведомства.

Дается обзор мер, принимаемых военным руководством США по совершенствованию системы психологической работы в вооруженных силах на рубеже ХХ – ХIХ веков. Анализируются основные схемы профессиональной подготовки психологов, работающих на решение оборонных задач. Дается сравнительный анализ оплаты труда военных психологов. Обсуждаются вопросы функционирования военно-психологического сообщества как составной части Американской психологической ассоциации. Дается обзор периодических изданий, литературы и мероприятий, проводимых секцией военной психологии АПА.

В предлагаемой работе мотивация понимается как особая активность живых существ по психическому обеспеченью порождения субъектом деятельности (как решение задачи на порождение деятельности). В процессе мотивации, который запускается актуализированной потребностью или требованиями общества к человеку, субъект принимает необходимость поведения, выбирает к исполнению одну из необходимых деятельностей, выбирает объект поведения, отвечающий в данной ситуации предмету потребности, находит способ поведения и создает надпороговое побуждение к деятельности. Эта активность может осуществляться непроизвольно или произвольно, со многими операциями или свернуто до автоматизма (мотивационная привычка – навык). Решение задачи на мотивацию обеспечивается либо за счет решения найденного в эволюции вида (врожденный способ), либо за счет решения найденного в онтогенезе (мотивационный навык), либо ищется «здесь-и-сейчас».

У человека процесс мотивации представляет собой высшую психическую функцию, системно построенную и осознанно и произвольно осуществляемую. Системность строения мотивации означает совместную работу всех психических процессов (эмоционально-волевых и познавательных), обеспечивающую построение побуждения к действиям через внешние и внутренние операции.

При построении побуждения к действию субъект деятельности учитывает наличие объектов или предметных желаний, имеющих для него смысл предмета потребности, их степень привлекательности в данной конкретной ситуации, знания предметных условий своего поля действия и прогноз их изменений, наличие средств (орудий) действий, свои умения, свое эмоционально-функциональное состояние и другие факторы. Мотив понимается как конкретный объект или желание, имеющее для субъекта смысл предмета потребности в данной конкретной ситуации деятельности. Предмет потребности есть общий термин для всего того, что может удовлетворить потребность.

На основании анализа представлений Л.С. Выготского о «единицах» и «элементах» психологических систем в статье выделено пять их признаков. Показано, что данные признаки являются логически симметричными, поскольку их формулировки преобразуются друг в друга путем отрицания или замены некоторых слов на противоположные. Это свидетельствует о том, что понятия «единица» и «элемент» системы являются разными полюсами одного теоретического конструкта деятельностной психологии человека. В связи с этим методы изучения психологических систем путем разложения их на элементы или путем выделения в них единиц могут рассматриваться как дополняющие друг друга.

Проведены различия между понятиями «единица», «минимальная единица» и «клеточка» психологической системы. Рассмотрен ряд задач, решаемых с помощью «метода единиц», а также некоторые понятия теории психологических систем, под которыми понимаются целостные, осмысленные и активные процессы и/или результаты взаимодействия человека с миром. Примерами таких систем являются «системы психологических функций» (по Л.С. Выготскому), а также отдельные деятельности (по А.Н. Леонтьеву), действия и операции человека (его взаимодействия с миром на уровне предметов и средств). Определено понятие «компонент» психологической системы, как любое «нечто», которое в каком-либо смысле принадлежит или включено во взаимодействие человека с миром. Компонент принадлежащий системе называется ее элементом, а компонент, включенный в функционирование и развитие системы, называется ее частью. Дано математическое и психологическое обоснование этих определений. Выделены и рассмотрены субстанциальные (самостоятельно существующие) компоненты психологических систем и их атрибутивные компоненты (свойства и состояния). Описаны отношения между ними биполярными теоретическими конструктами «часть – элемент» и «субстанциальный – атрибутивный» компонент системы.

Обсуждается прошлое, настоящее и будущее культурно-деятельностного подхода как методологии, претендующей на интеграцию гуманитарного и естественнонаучного, психотехнического и теоретического знания.

Предпринята попытка осознания очередного кризиса культурно-деятельностной психологии. Высказывается предположение, что смысл исторического кризиса культурно-деятельностной психологии в рефлексии дальнейших перспектив ее развития, преодолении разрыва между классикой и современностью. Рефлексия кризиса культурно-деятельностной психологии позволяет выделить такие аксиомы: необходимость диалога с разными вариантами культурно-деятельностного движения в современной психологии; необходимость рефлексии мифов и опасности канонизации тех или иных мыслителей; презумпция порядочности профессионалов, верных школе Л.С. Выготского и понимание их мотивированности в развитии его идей.

Помимо аксиом, необходимых для корректного диалога с исследователями творческого пространства Л.С. Выготского, имеются риски, ограничивающие понимание и развитие этого пространства: риск научно-политического изоляционизма, риск сектантства, риск юбилярного историзма, риск редукции монизма к монотеизму. Эти аксиомы и риски выступают как моменты познавательной ситуации, которые важно учитывать при дальнейшей разработке научно- исследовательской программы культурно-деятельностной психологии.

При рассмотрении культурно-деятельностной психологии в качестве методологии и особого интеллектуального движения, выделяются своего рода мета- характеристики культурно-деятельностной психологии как мировоззрения. На уровне конкретно-научной методологии удается проследить связь культурно- деятельностной психологии с другими конкретными науками, в которых категория «деятельность» выступает как ключевая. В завершение говорится о связи культурно-деятельностного подхода с социальными и культурными практиками, в которых выражена методологическая установка социального конструктивизма.

Исследовалась специфика временной перспективы и ценностно-смысловых ориентаций (с учетом согласованности соответствующих ценностей и их доступности) старших школьников в зависимости от типа доминирующей мотивации.

Показано, что временная перспектива стремлений и желаний школьников отличается глубиной, протяженностью и позитивной ориентацией на будущее. Эти представления имеют качественную специфику в зависимости от типа доминирующей мотивации.

Для группы учащихся с мотивацией достижения и учебно-познавательной мотивацией ценности учебной деятельности достаточно хорошо согласованы и рассматриваются как средство реализации долгосрочных целей будущей взрослой жизни. Для группы учащихся с мотивацией аффилиации, престижа и конкуренции ценности учебной деятельности чаще сопровождаются внутренними конфликтами и вакуумами. У старшеклассников с преобладающей познавательной мотивацией ближайшее будущее связано с ценностями свободы, уверенности в себе, самосовершенствования в учебе, преодоления препятствий, друзьями. Их стремления в отдаленном будущем связаны с саморазвитием, самосовершенствованием, достижением успеха и уверенностью в себе. Учащиеся с конкурентной мотивацией характеризуются большим количеством целей в отдаленном будущем без привязки к конкретному времени их реализации, т.е. у них наблюдается снижение мотивации настоящей школьной жизни. Стремления школьников с самоутверждающей учебной мотивацией в ближайшем будущем чаще всего направлены на учебную деятельность, но связаны они с желанием получить конкретные результаты экзаменов.

Отдаленное будущее в их представлении ассоциировано с преодолением препятствий и статусно-конкурентными ценностями. Учащиеся с мотивацией аффилиации связывают свое отдаленное будущее с профессиональной деятельностью, а также со статусно-конкурентными ценностями: «авторитет», «быть лучше других». У них также наблюдается снижение мотивации, связанной с настоящим и ближайшим будущим периодом школьной жизни.