Поступила: 06.02.2020
Принята к публикации: 15.02.2020
Дата публикации в журнале: 31.03.2020
Страницы: 40-49
DOI: 10.11621/npj.2020.0104
Ключевые слова: предрасположенность к скуке; апатия; безнадежность; одиночество; депрессия
Доступно в on-line версии с: 31.03.2020
Золотарева А.А. Диагностика предрасположенности к скуке: адаптация русскоязычной версии BPS-SR. // Национальный психологический журнал 2020. № 1. c.40-49. doi: 10.11621/npj.2020.0104
Скопировано в буфер обмена
СкопироватьАктуальность. Методика BPS-SR (Boredom Proneness Scale-Short Form) является краткой и наиболее удачной версией знаменитой шкалы предрасположенности к скуке Р. Фармера и Н. Сандберга (Struk et al., 2017).
Цель. Целью настоящего исследования стала адаптация русскоязычной версии BPS-SR. Описание хода исследования. Психометрические показатели русскоязычной версии BPS-SR были проанализированы на выборке мужчин (N=151), отбывающих наказание в местах лишения свободы.
Результаты исследования. Факторная структура BPS-SR, оцененная с помощью эксплораторного и конфиматорного факторного анализа, указала на гомогенность шкалы и тем самым подтвердила гипотезу авторов оригинальной версии BPS-SR о преимуществе исключительно прямых тестовых пунктов в составе шкалы. Показатели надежности (α-Кронбаха=0,86) и валидности BPS-SR также подтвердили психометрическую адекватность русскоязычной версии шкалы. Предрасположенность к скуке оказалась позитивно связанной с апатией, переживанием безнадежности, переживанием одиночества и мужским депрессивным синдромом, что позволяет рассматривать ее в качестве потенциального фактора психологической дезадаптации во взрослом возрасте. Анализ социально-демографических характеристик, проведенный с помощью однофакторного дисперсионного анализа ANOVA, показал, что возраст, семейное положение, наличие детей, вид правонарушения и срок отбывания наказания не оказывают значимого влияния на предрасположенность к скуке, тогда как показатели BPS-SR напрямую зависят от уровня образования респондентов. Респонденты, имеющие высшее и среднее специальное образование, оказались менее предрасположенными к скуке, чем респонденты с неполным средним или средним общим образованием.
Выводы. В заключении делается вывод о том, что адаптированная версия BPS-SR может считаться психометрически обоснованным средством диагностики предрасположенности к скуке у русскоязычных респондентов.
В последние десятилетия отмечается интенсивный научный интерес к проблеме скуки. Например, поиск в базе данных PsycINFO с использованием термина «скука» в качестве ключевого слова в начале октября 2019 года дал в общей сложности 3385 цитат. В 2013 году К. Пиотровски опубликовал библиографический анализ журнальных статей по вопросам исследования скуки (Piotrowski, 2013). Он исследовал частоту употребления термина «скука» в названиях журнальных статей и пришел к выводу, что на протяжении двух последних десятилетий проблема диагностики скуки занимает второе место среди наиболее часто исследуемых тематических вопросов, уступая лишь проблеме индивидуальных различий в переживании скуки.
Известный исследователь скуки С. Воданович дважды проводил подробный анализ инструментов для диагностики скуки: в 2003 году он описал 7 шкал, а в 2015 году их оказалось уже 16 (Vodanovich, 2003; Vodanovich, Watt, 2015). Полный перечень шкал скуки выглядит следующим образом:
Шкала предрасположенности к скуке (Boredom Proneness Scale, BPS) Р. Фармера и Н. Сандберга диагностирует «собственную связанность с окружающей средой, а также способность к использованию адаптивных ресурсов и реализации компетенций» (Farmer, Sundberg, 1986, P. 10).
Шкала восприимчивости к скуке (Zuckerman Boredom Suspectibility Scale, ZBSS) М. Цукермана измеряет скуку, возникающую в результате повторения и отсутствия разнообразия в жизни (Zuckerman, 1979).
Шкала преодоления скуки (Boredom Coping Scale, BCS) Дж. Хамильтона, Р. Хайера и М. Бухсбаума оценивает преодоление скуки как «склонности человека к реструктуризации своего восприятия и участия в потенциально скучной деятельности с тем, чтобы уменьшить скуку и/или увеличить возможности для получения подлинного наслаждения» (Hamilton, Haier, Buchsbaum, 1984, P. 183).
Шкала досуговой скуки (Leisure Boredom Scale, LBS) С. Исо-Ахолы и Е. Вейссингера диагностирует восприятие свободного или нерабочего времени (Iso-Ahola, Weissinger, 1990).
Шкала скуки в свободное время (Free Time Boredom Scale, FTBS) М. Рагхеба и С. Меридифа измеряет отсутствие интеллектуального, смыслового и физического участия в досуговой деятельности (Ragheb, Merydith, 2001).
Шкала сексуальной скуки (Sexual Boredom Scale, SBS) Дж. Уатта и Дж. Эвинга оценивает монотонность и неадекватную стимуляцию в сексуальных отношениях (Watt, Ewing, 1996).
Шкала скуки в отношениях (Relational Boredom Scale, RBS) К. Харасумчика и Б. Фехра диагностирует скуку в романтических отношениях добрачного и брачного периодов (Harasymchuk, Fehr, 2012).
Многомерная шкала состояния скуки (Multidimensional State Boredom Scale, MSBS) С. Фахлмана измеряет такие показатели, как отчуждение, возбудимость, невнимательность и восприятие времени при переживании состояния скуки (Fahlman et al., 2013).
Шкала состояния скуки (State Boredom Measure, SBM) М. Тодмена оценивает частоту и интенсивность переживания скуки на протяжении прошедших двух недель (Todman, 2013).
Шкала переживания скуки (Boredom Experience Scale, BES) У. ван Тильбурга и Э. Игоу используется при экспериментальных манипуляциях с ситуациями вынужденной скуки (van Tilburg, Igou, 2012).
Шкала профессиональной скуки (Lee’s Job Boredom Scale, LJBS) Т. Ли диагностирует восприятие профессиональной деятельности как скучной и монотонной (Lee, 1986).
Голландская шкала скуки (Dutch Boredom Scale, DUBS) Дж. Рейджсегера измеряет индивидуальные реакции сотрудников организации на недостаточно стимулирующую рабочую среду (Reijseger et al., 2013).
Шкала преодоления академической скуки (Boredom Coping Scale- Academic, BCS-A) У. Нетта, Т. Готца и Л. Даниэлса оценивает позитивные и негативные копинг-стратегии в академической среде (Nett et al., 2010).
Шкала скуки из опросника эмоций достижения (Achievement Emotions Questionnaire-Boredom Scale, AEQ-BS) Р. Пекруна диагностирует переживание скуки в ситуациях обучения и взаимодействия в классе (Pekrun et al., 2002).
Шкала академической скуки (Academic Boredom Scale, ABS-10) Т. Аси используется для измерения скуки в недостаточно и/или чрезмерно сложных академических ситуациях (Acee et al., 2010).
Шкала предикторов скуки (Precursors Boredom Scale, PBS) Э. Дашмана оценивает такие факторы развития скуки в школьной среде, как монотонность учебных заданий, отсутствие смысла в обучении, неприязнь к учителям и т.д. (Dashmann et al., 2011).
Среди этих шкал наиболее распространенной является разработанная в 1986 году шкала предрасположенности к скуке (Boredom Proneness Scale, BPS) Р. Фармера и Н. Сандберга (Farmer, Sundberg, 1986). Первоначальный вариант BPS содержал 28 тестовых пунктов в истинно-ложном формате (в англоязычной литературе он носит название true-false и подразумевает дихотомический вариант ответов в стиле выбора между «да» и «нет»). Позже многие исследователи отметили, что при переходе с дихотомической шкалы ответов на семибалльную шкалу Лайкерта (от «полностью не согласен» до «полностью согласен») резко возрастают показатели надежности BPS, и отдали предпочтение последней версии инструкции (Mercer, Eastwood, 2010).
Определенные модификации претерпела и структура BPS, которая в разных исследованиях показала от двух по пяти факторов. Так, при двухфакторной структуре шкалы факторы в одном исследовании были названы «апатией» и «невнимательностью» (Ahmed, 1990), в другом – «внутренней стимуляцией» и «внешней стимуляцией» (Gana, Akremi, 1998). При пятифакторной структуре BPS были обнаружены такие факторы, как «внутренняя стимуляция», «внешняя стимуляция», «аффективные реакции», «восприятие времени» и «ограничения» (Vodanovich, Kass, 1990a).
В 2005 году С. Воданович и его коллеги разработали краткую версию BPS (Boredom Proneness Scale-Short Form, BPS-SF), которая состояла из 12 тестовых пунктов и измеряла скуку, вызванную отсутствием внешней стимуляции (первый фактор BPS-SF, отражающий монотонность выполняемой деятельности) и внутренней стимуляции (второй фактор, характеризующий неспособность к нахождению интересных дел и занятий) (Vodanovich et al., 2005). Более поздние исследования указали на необоснованную надежность BPS-SF (Gannon et al., 2013).
Наконец, в 2017 году была разработана еще одна краткая версия BPS (Boredom Proneness Scale-Short Form, BPS-SR), опубликованная в работе Э. Страка и его коллег (Struk et al., 2017). Проанализировав BPS и BPS-SF, исследователи пришли к выводу, что все психометрические неудачи этих шкал связаны с наличием в них обратных тестовых пунктов. Далее, основываясь на материалах изучения нескольких тысяч респондентов, исследователи сократили BPS до 8 удачных тестовых пунктов, часть которых переформулировали из обратных в прямые, и получили краткую одномерную шкалу скуки, причем, BPS-SR оказалась более надежной и валидной, по сравнению с BPS и BPS-SF.
На сегодняшний день диагностика скуки имеет важное прикладное значение и активно используется в психотерапии и клиническом, организационном и социальном консультировании во всем мире, в связи с чем BPS переведена и адаптирована на французский (Gana, Akremi, 1998), китайский (Liu et al., 2014), итальянский (Craparo et al., 2013), немецкий (Vodanovich et al., 2011), русский (Посохова, Рохина, 2015) и ряд других языков. В последние годы исследователи стали все чаще подвергать кросс-культурной адаптации BPS-SF (Dursun, Tezer, 2012) и BPS-SR (Koç, Ekş, Demirci, 2018). Целью настоящего исследования стала адаптация русскоязычной версии BPS-SR. Автором статьи было получено официальное разрешение на перевод и адаптацию русскоязычной версии шкалы у Дж. Данкерта – одного из авторов BPS-SR, профессора департамента психологии Университета Уотерлу (Канада).
Участники исследования. В исследовании приняли участие 151 мужчина в возрасте от 20 до 60 лет (среднее 34,75, медиана 34,5 года; стандартное отклонение 7,93), отбывающие наказание в одной из колоний строгого режима г. Омска. Исследование проходило на анонимной и добровольной основе при содействии штатного психолога. По договоренности с администрацией учреждения номер колонии не указывается в настоящей статье. Помимо возраста респондентов просили указать ряд прочих социально-демографических характеристик (семейное положение, наличие детей, уровень образования, вид правонарушения и срок отбывания наказания).
Инструменты. В дополнение к BPS-SR все участники исследования заполнили следующие шкалы:
Шкала апатии А.А. Золотаревой предназначена для диагностики психического состояния, характеризующегося безразличием и равнодушием к себе, другим и миру (Золотарева, 2017).
Шкала надежды и безнадежности А.А. Горбаткова является русскоязычной адаптацией польской версии шкалы безнадежности А. Бека (Beck Hopelessness Scale, BHS) и оценивает негативное отношение к себе и своему будущему (оригинальная версия – Beck, Steer, 1993; русскоязычная адаптация – Горбатков, 2002).
Шкала общего переживания одиночества из дифференциального опросника переживания одиночества (ДОПО-3) Е.Н. Осина и Д.А. Леонтьева диагностирует степень актуального ощущения одиночества, нехватки близкого общения с другими людьми (Осин, Леонтьев, 2013).
Готландская шкала мужской депрессии Ф. Зьерау (Gotland Scale for Assessing Male Depression, GSMD) в переводе и апробации Д.А. Автономова предназначена для диагностики мужского депрессивного синдрома, включающего атипичные симптомы депрессии такие, как снижение толерантности к фрустрации, враждебность, раздражение, импульсивность, злоупотребление алкоголем и лекарствами, наличие семейной истории депрессии, алкоголизма и суицидальных склонностей (оригинальная версия – Zierau et al., 2002; русскоязычный перевод и апробация – Автономов, 2014).
Перевод. Одним из основных требований к кросс-культурной адаптации психодиагностических шкал считается процедура двойного перевода (Krach et al., 2017). В соответствии с этим требованием, перевод BPS-SR был реализован в три этапа. На первом этапе автором статьи был осуществлен прямой перевод шкалы с учетом лингвистических и культурных особенностей измеряемого конструкта. На втором этапе независимым билингвальным экспертом, имеющим психологическое образование, был осуществлен обратный перевод шкалы. Наконец, на третьем этапе обратный перевод был согласован с Дж. Данкертом, который подтвердил эквивалентность оригинальной версии BPS-SR и обратного перевода. Большинство пунктов шкалы оказались эквивалентными в буквальном смысле (например, пункт № 7 «Much of the time, I just sit around doing nothing» – в оригинальной версии шкалы и «Most of the day, I am just sitting around doing nothing» – в версии обратного перевода).
Факторная структура. Предварительная оценка факторной структуры BPS-SR была осуществлена с помощью эксплораторного факторного анализа (ЭФА) методом главных компонент с последующим ортогональным varimax-вращением и нормализацией по Кайзеру. По результатам ЭФА было обнаружено однофакторное решение, объединяющее 55,35% дисперсии (значение критерия выборочной адекватности Кайзера-Мейера-Олкина составило 0,588 при значимом показателе сферичности Бартлетта, равном 154,541 (df=28), p<0,001). Так, все тестовые пункты вошли в единый фактор с факторными нагрузками от 0,43 до 0,72 (подробные сведения о факторных нагрузках представлены в табл. 1).
Табл. 1. Факторная структура русскоязычной версии BPS-SR (по результатам ЭФА)
Пункты |
Факторная нагрузка |
|
1. |
Я часто бываю растерянным и не знаю, что делать. |
0,72 |
2. |
Мне сложно себя чем-нибудь развлечь. |
0,46 |
3. |
Многое из того, что мне приходится делать, однообразно и уныло. |
0,43 |
4. |
Мне нужен более серьезный стимул для каких-либо действий, чем большинству людей. |
0,46 |
5. |
Мне не нравится большинство вещей, которыми я занимаюсь. |
0,48 |
6. |
В большинстве ситуаций мне трудно обнаружить что-нибудь интересное для себя. |
0,55 |
7. |
Большую часть времени я просто сижу без дела. |
0,47 |
8. |
Если я не занят чем-нибудь захватывающим, даже опасным, то чувствую себя неживым. |
0,55 |
Для подтверждения факторной структуры BPS-SR был реализован конфирматорный факторный анализ (КФА). Проверяемая модель показала приемлемое соответствие данным (Satorra-Bentler χ2(22)=30,646, p=0,104; CFI=0,954; RMSEA=0,041 (90% CI от 0,000 до 0,081), SRMR=0,048) в соответствии с общепризнанными стандартами (RMSEA≤0,06; CFI≥0,95; SRMR≤0,08) (Hu, Bentler, 1999). На рис. 1 представлена факторная структура русскоязычной версии BPS-SR по результатам КФА.
Рис. 1. Факторная структура русскоязычной версии BPS-SR (по результатам КФА)
Надежность и валидность. Надежность русскоязычной версии BPS-SR была рассчитана с помощью коэффициента α-Кронбаха, значение которого (α=0,86) в полной мере удовлетворяет психометрическим стандартам (Loewenthal, 2001). Валидность шкалы была оценена с помощью коэффициента корреляции r-Спирмена, который указал на значимые позитивные связи между предрасположенностью к скуке, апатией, переживанием безнадежности, переживанием одиночества и мужским депрессивным синдромом и, тем самым, подтвердил конвергентную валидность русскоязычной версии BPS-SR (коэффициенты корреляции представлены в табл. 2).
Табл. 2. Показатели конвергентной валидности русскоязычной версии BPS-SR
Переменные |
Предрасположенность к скуке |
|
1. |
Апатия |
0,32 (p<0,001) |
2. |
Переживание безнадежности |
0,41 (p<0,001) |
3. |
Переживание одиночества |
0,43 (p<0,001) |
4. |
Мужской депрессивный синдром |
0,42 (p<0,001) |
С помощью однофакторного дисперсионного анализа ANOVA был проведен анализ влияния социально-демографических характеристик респондентов на показатели предрасположенности к скуке по BPS-SR, который позволил обнаружить одну статистически значимую тенденцию. Так, было выявлено, что уровень образования респондентов оказывает значимое влияние на предрасположенность к скуке (F(2)=3,419, p<0,05) – респонденты, имеющие высшее (M=31,75, SD=6,27) и среднее специальное (M=30,61, SD=6,15) образование, менее предрасположены к скуке, чем респонденты с неполным средним или средним общим образованием (M=27,29, SD=8,43). Такие социально-демографические характеристики, как возраст (F(2)=1,772, p>0,05), семейное положение (F(2)=0,040, p>0,05), наличие детей (F(2)=0,244, p>0,05), вид правонарушения (F(2)=2,512, p>0,05) и срок отбывания наказания (F(2)=0,576, p>0,05) не оказывают значимого влияния на предрасположенность к скуке. На рис. 2 представлены графики влияния социально-демографических характеристик респондентов на показатели предрасположенности к скуке по BPS-SR.
Рис. 2. Влияние социально-демографических характеристик на показатели предрасположенности к скуке по русскоязычной версии BPS-SR
Примечание. Возраст: 1 – «респонденты младше 30 лет», 2 – «респонденты в возрасте от 30 до 40 лет», 3 – «респонденты старше 40 лет». Семейное положение: 1 – «холост», 2 – «женат», 3 – «разведен». Наличие детей: 1 – «нет детей», 2 – «есть 1 ребенок», 3 – «есть 2 или более детей». Уровень образования: 1 – «неполное среднее или среднее общее образование», 2 – «среднее специальное образование», 3 – «высшее образование». Вид правонарушения: 1 – «экономические преступления», 2 – «преступления против здоровья населения и общественной нравственности», 3 – «преступления против личности». Срок отбывания наказания: 1 – «менее 1 года», 2 – «от 1 до 10 лет», 3 – «свыше 10 лет».
Основным результатом настоящего исследования стала адаптация русскоязычной версии BPS-SR, которая позволяет говорить о кросс-культурной устойчивости шкалы и ее способности диагностировать предрасположенность к скуке у русскоязычных респондентов. Анализ психометрических свойств адаптированной версии BPS-SR указывает на тот факт, что показатели надежности и валидности русскоязычной шкалы соответствуют аналогичным показателям оригинальной версии BPS-SR (Struk et al., 2017). Кроме того, факторная структура русскоязычной версии шкалы подтверждает гипотезу авторов BPS-SR о преимуществе исключительно прямых тестовых пунктов в составе шкалы.
Настоящее исследование имеет, по крайней мере, два серьезных ограничения, которые должны стать перспективами дальнейшего психометрического анализа BPS-SR.
Первое ограничение касается выборки исследования. В данной работе представлены результаты адаптации шкалы исключительно на лицах мужского пола, тогда как в ряде зарубежных исследований показано, что мужчины всегда более предрасположены к скуке, чем женщины (McIntosh, 2006; Studak, Workman, 2004; Vodanovich, Kass, 1990b). Соответственно, убедительные доказательства гендерных различий в показателях предрасположенности к скуке по BPS-SR требуют расширения выборки для адаптации русскоязычной версии шкалы за счет включения в ее состав лиц женского пола.
Второе ограничение касается процедуры оценки валидности BPS-SR. В зарубежной литературе существуют сведения о том, что предрасположенность к скуке позитивно связана с апатией (Goldberg et al., 2011), переживанием безнадежности (Farmer, Sundberg, 1986), переживанием одиночества (Conroy et al., 2010) и депрессией (Sommers, Vodanovich, 2000), что в полной мере подтверждает валидность русскоязычной версии шкалы. Однако валидность оригинальной версии BPS-SR была оценена с помощью более объемного дизайна исследования, что предполагает дальнейшее изучение связей между предрасположенностью к скуке, агрессией, тревожностью, стрессом, соматизацией и межличностной сензитивностью у русскоязычных респондентов (Sommers, Vodanovich, 2000; Struk et al., 2017).
В настоящем исследовании также была выявлена закономерность, в соответствии с которой уровень образования оказывает значимое влияние на предрасположенность к скуке. В доступной литературе отсутствуют сведения о данной закономерности, в связи с этим она может считаться впервые выявленной и заслуживающей особого внимания исследователей. По аналогии с тем, что важным фактором борьбы с академической скукой является вовлеченность студентов в образовательный процесс и получение ими удовольствия от учебной деятельности (Al-Shara, 2015), образовательные мероприятия могут быть потенциальным средством преодоления скуки и во взрослом возрасте.
Наконец, результаты настоящего исследования могут быть потенциально интересны специалистам в области пенитенциарной психологии. В исследовании Э. Рошелау показано, что предрасположенность к скуке у заключенных на 42% увеличивает количество совершаемых ими проступков в течение года и на 156% увеличивает частоту совершаемых ими насильственных действий (Rocheleau, 2013). Эта статистика в полной мере оправдывает необходимость дальнейшего исследования предрасположенности к скуке как компонента знаменитых «болей тюремного заключения» (Sykes, 1958).
В целом, несмотря на описанные ограничения и перспективы будущих исследований, адаптированная версия BPS-SR может считаться психометрически обоснованным средством диагностики предрасположенности к скуке у русскоязычных респондентов, а сама предрасположенность к скуке может рассматриваться в качестве потенциального фактора психологической дезадаптации во взрослом возрасте.
Предрасположенность к скуке может быть определена как склонность человека к участию в потенциально скучных видах деятельности.
Факторная структура русскоязычной версии BPS-SR подтверждает гипотезу авторов оригинальной версии шкалы о преимуществе исключительно прямых тестовых пунктов в составе шкалы.
Надежность и валидность адаптированной версии BPS-SR указывают на ее психометрическую адекватность при диагностике предрасположенности к скуке у русскоязычных респондентов.
Предрасположенность к скуке позитивно связана с апатией, переживанием безнадежности, переживанием одиночества и мужским депрессивным синдромом.
Социально-демографические характеристики не оказывают значимого влияния на предрасположенность к скуке. Исключением стал уровень образования респондентов: респонденты, имеющие высшее и среднее специальное образование, менее предрасположены к скуке, чем респонденты с неполным средним или средним общим образованием.
Статья подготовлена в рамках проведения исследования по Программе фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) и с использованием средств субсидии в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации «5-100».
Автономов Д.А. Мужской депрессивный синдром // Независимость личности. – 2014. – № 2. – С. 8–11.
Горбатков А.А. Шкала надежды и безнадежности для подростков: некоторые аспекты валидности // Психологическая наука и образование. – 2002. – № 3. – С. 89–103.
Золотарева А.А. Разработка и апробация новой психологической шкалы апатии // Материалы V Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы психологии здоровья и психосоматической дисциплины». г. Махачкала, 24 ноября 2017 г. – Махачкала : Дагестанский государственный медицинский университет, 2017. – С. 86–91.
Осин Е.Н., Леонтьев Д.А. Дифференциальный опросник переживания одиночества: структура и свойства // Психология. Журнал Высшей школы экономики. – 2013. – Т. 10. – № 1. – С. 55–81.
Посохова С.Т., Рохина Е.В. Предрасположенность к скуке как признак психологической уязвимости личности // Вестник СПбГУ. Серия 16. – 2015. – Вып. 4. – С. 46–55.
Acee, T.W., Kim, H., Kim, H.J., Kim, J., Hsiang-Ning, R.C., Kim, M., Cho, Y., & Wicker, F.W. (2010). Academic boredom in under-and over-challenging situations. Contemporary Educational Psychology, 35(1), 17–27. doi: 10/1016/j.cedpsych.2009.08.002
Ahmed, S.M.S. (1990). Psychometric properties of the Boredom Proneness Scale. Perceptual and Motor Skills, 71(3), 963–966. doi: 10.2466/ pms.1990.71.3.963
Al-Shara, I. (2015). Learning and teaching between enjoyment and boredom as realized by the students: A survey from the educational field. European Scientific Journal, 11(19), 146–168.
Beck, A.T., & Steer, R.A. (1993). Beck Hopelessness Scale (BHS) manual. Pearson: San Antonio.
Conroy, R.M., Golden, J., Jeffares, I., O’Neill, D., & McGee, H. Boredom-proneness, loneliness, social engagement and depression and their association with cognitive function in older people: A population study. Psychology, Health and Medicine, 15(4), 463–473. doi: 10.1080/13548506.2010.487103
Craparo, G., Faraci, P., Fasciano, S., Carrubba, S., & Gori, A. (2013). A factor analytic study of the Boredom Proneness Scale (BPS). Clinical Neuropsychiatry: Journal of Treatment Evaluation, 10(3–4), 164–170. doi: 10.1207/s15327752jpa5501&2_11
Daschmann, E.C., Goetz, T., & Stupnisky, R.H. (2011). Testing the predictors of boredom at school: Development and validation of the precursors to boredom scales. British Journal of Educational Psychology, 81(Pt3), 421–440. doi: 0.1348/000709910x526038
Dursun, P., & Tezer, E. (2013). Turkish adaptation of the Boredom Proneness Scale-Short Form. Procedia – Social and Behavioral Sciences, 84, 1550–1554. doi: 10.1016/j.sbspro.2013.06.786
Fahlman, S.A., Mercer-Lynn, K.B., Flora, D.B., & Eastwood, J.D. (2013). Development and validation of the multidimensional state boredom scale. Assessment, 20(1), 68–85. doi: 10.1177/1073191111421303
Farmer, R., & Sundberg, N.D. (1986). Boredom proneness: The development and correlates of a new scale. Journal of Personality Assessment, 50(1), 4–17. doi: 10.1207/s15327752jpa5001_2
Gana, K., & Akremi, M. (1998). L’échelle de Disposition à l’Ennui (EDE): Adaptation française et validation du Boredom Proneness Scale (BP). L’Année Psychologique, 98(3), 429–450 (in French). doi: 10.3406/psy.1998.28576
Gannon, T.A., Ciardha, C.O., Barnoux, M.F., Tyler, N., Mozova, K., & Alleyne, E.K. (2013). Male imprisoned firesetters have different characteristics than other imprisoned offenders and require specialist treatment. Psychiatry, 76(4), 349–364. doi: 10.1521/psyc.2013.76.4.349
Goldber, Y.K., Eastwood, J.D., Laguardia, J., & Danckert, J. (2011). Boredom: An emotional experience distinct from apathy, anhedonia, or depression. Journal of Social and Clinical Psychology, 30(6), 647–666. doi: 10.1521/jscp.2011.30.6.647
Hamilton, J.A., Haier, R.J., & Buchsbaum, M.S. (1984). Intrinsic enjoyment and boredom coping scales: Validation with personality, evoked potential, and attention measures. Personality and Individual Differences, 5(2), 183-193. doi: 10.1016/0191-8869(84)90050-3
Harasymchuk, C., & Fehr, B. (2012). Development of a prototype-based measure of relational boredom. Personal Relationships, 19(1), 162–181. doi: 10.1111/j.1475-6811.2011.01346.x
Hu, L., & Bentler, P.M. (1999). Cutoff criteria for fit indexes in covariance structure analysis: Conventional criteria versus new alternatives. Structural Equation Modeling, 6, 1–55. doi: 10.1080/10705519909540118
Iso-Ahola, S.E., & Weissinger, E. (1990). Perceptions of boredom in leisure: Conceptualization reliability, and validity of the Leisure Boredom Scale. Journal of Leisure Research, 22(1), 1–17. doi: 10.1080/00222216.1990.11969811
Koç, E., Ekş, H., & Demirci, İ. (2018). The psychometric properties of the Turkish form of Boredom Proneness Scale-Short Form (BPS-SR). 1st International Congress on Seeking New Perspectives in Education, 11–12 May, Istanbul, Turkey.
Krach, S.K., McCreery, M.P., & Guerard, J. (2017). Cultural-linguistic test adaptations: Guidelines for selection, alteration, use, and review. School Psychology International, 38(1), 3–21. doi: 10.1177/0143034316684672
Lee, T.W. (1986). Toward the development and validation of a measure of job boredom. Manhattan College Journal of Business, 15, 22–28.
Liu, Y., Chen, J.-z., Song, L.-t., Zhao, Y., Yang, X.-l., Zhang, P., & Zhou, H. Reliability and validity of Chinese version of Boredom Proneness Scale. Chinese Journal of Clinical Psychology, 22(1), 74–77 (in Chinese).
Loewenthal, K.M. (2001). An introduction to psychological tests and scales (2 ed.). Hove, UK: Psychology Press.
Mercer, K.B., & Eastwood, J.D. (2010). Is boredom associated with problem gambling behaviour? It depends of what you mean by “boredom”. International Gambling Studies, 10(1), 91–104. doi: 10.1080/14459791003754414
McIntosh, E.G. (2006). Sex differences in boredom proneness. Psychological Reports, 98(3), 625–626. doi: 10.2466/pr0.98.3.625-626
Nett, U.E., Goetz,T., & Daniels, L.M. (2010). What to do when feeling bored: Student strategies for coping with boredom. Learning and Individual Differences, 20(6), 626–638. doi: 10.1016/j.lindif.2010.09.004
Pekrun, R., Goetz, T., Titz, W., & Perry, R.P. (2002). Academic emotions in students’ self-regulated learning and achievement: A program of qualitative and quantitative research. Educational Psychologist, 37(2), 91–105. doi: 10.1207/S15326985EP3702_4
Piotrowski, C. (2013). Boredom research: An analysis of topical domain and historical trends. Journal of Instructional Psychology, 40(2), 50–52.
Ragheb, M.G., & Merydith, S.P. (2001). Development and validation of a unidimensional scale measuring free time boredom. Leisure Studies, 20(1), 41–59. doi: 10.1080/02614360122569
Reijseger, G., Schaufeli, W.B., Peeters, M.C.W., Taris, T.W., van Beek, I., & Ouweneel, E. (2013). Watching the paint dry at work: Psychometric examination of the Dutch Boredom Scale. Anxiety, Stress & Coping: An International Journal, 26(5), 508–525. doi: 10.1080/10615806.2012.720676
Rocheleau, A.M.K. (2013). An empirical exploration of the “pains of imprisonment” and the level of prison misconduct and violence. Criminal Justice Review, 38(3), 354–374. doi: 10.1177/0734016813494764
Sommers, J., & Vodanovich, S.J. (2000). Boredom proneness: Its relationship to psychological- and physical-health symptoms. Journal of Clinical Psychology, 56(1), 149–55. doi: 10.1002/(SICI)1097-4679(200001)56:1<149::AID-JCLP14>3.0.CO;2-Y
Struk, A.A., Carriere, J.S., Cheyne, J.A., & Danckert, J. (2017). A Short Boredom Proneness Scale: Development and psychometric properties. Assessment, 24(3), 346–359. doi: 10.1177/1073191115609996
Studak, C.M., & Workman, J.E. (2004). Fashion groups, gender, and boredom proneness. International Journal of Consumer Studies, 28(1), 66–74. doi: 10.1111/j.1470-6431.2004.00335.x
Sykes, G.M. (1958). The society of captives. Princeton, NJ: Princeton University Press.
Todman M. (2013). The dimensions of state boredom: Frequency, duration, unpleasantness, consequences and causal attributions. Educational Research International, 1(1), 32–40
van Tilburg, W.A.P., & Igou, E.R. (2012). On boredom: Lack of challenge and meaning as distinct boredom experiences. Motivation and Emotion, 36(2), 181–194. doi: 10.1007/s11031-011-9234-9
Vodanovich, S.J. (2003). Psychometric measures of boredom: A review of the literature. The Journal of Psychology, 137(6), 569–595. doi: 10.1080/00223980309600636
Vodanovich, S., & Kass, S.J. (1990a). A factor analytic study of the Boredom Proneness Scale. Journal of Personality Assessment, 55(1), 115–123. doi: 10.1207/s15327752jpa5501&2_11
Vodanovich, S., & Kass, S.J. (1990b). Age and gender differences in boredom proneness. Journal of social behavior and personality, 5(4), 297–307.
Vodanovich, S.J., Kass, S.J., Andrasik, F., Gerber, W.-D., Niederberger, U., & Breaux, C. (2011). Culture and gender differences in boredom proneness. North American Journal of Psychology, 13(2), 221–230. doi: 10.1207/s15327752jpa8503_05
Vodanovich, S.J., Wallace, J.C., Kass, S.J. (2005). A confirmatory approach to the factor structure of the Boredom Proneness Scale: Evidence for a two-factor short form. Journal of Personality Assessment, 85(3), 295–303.
Vodanovich, S., & Watt, J. (2015). Self-report measures of boredom: An updated review of the literature. The Journal of Psychology Interdisciplinary and Applied, 150(2), 1–33. doi: 10.1080/00223980.2015.1074531
Watt, J.D., & Ewing, J.E. (1996). Toward the development and validation of a measure of sexual boredom. Journal of Sex Research, 33(1), 57–66. doi: 10.1080/00224499609551815
Zierau, F., Bille, A., Rutz, W., & Bech, P. (2002). The Gotland Male Depression Scale: A validity study in patients with alcohol use disorder. Nordic Journal of Psychiatry, 56(4), 265–271. doi: 10.1080/08039480260242750
Zuckerman, M. (1979). Sensation seeking: Beyond the optimal level of arousal. Hillsdale, NJ: Erlbaum.
Золотарева А.А.Диагностика предрасположенности к скуке: адаптация русскоязычной версии BPS-SR. // Национальный психологический журнал. 2020. № 1. c.40-49. doi: 10.11621/npj.2020.0104
Скопировано в буфер обмена
Скопировать