Lomonosov Moscow State University / Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Данное исследование посвящено изучению влияния длительной когнитивной нагрузки на развитие утомления по комплексу субъективных (тест САН), поведенческих (время реакции) и электрофизиологических (индивидуальный альфа-ритм (ИАР), индекс утомления (ИУ)) параметров у носителей различных полиморфизмов гена DRD2. Умственное утомление моделировалось с помощью непрерывного решения испытуемым когнитивных заданий, направленных на использование внимания и рабочей памяти, в течение 2,5 часов.

В данном исследовании приняли участие 51 испытуемый (мужчины-правши, средний возраст – 20±4 лет). Для данных испытуемых был проведен генетический анализ и определены варианты полиморфизма Taq1A гена DRD2 (A1A1, A1A2 и A2A2).

Как показывают результаты исследования, такая нагрузка значимо отражается практически на всем комплексе показателей. Обнаружены значимые различия между носителями полиморфизмов A1A1 и A1A2 и полиморфизма A2A2 гена DRD2 в реакции выбора, а также по индексу утомления, отражающему отношение медленных ритмов мозга к быстрым. Полученные результаты свидетельствуют о положительной роли дофамина в развитии утомления.

Группа носителей полиморфизма А2А2 («А1 »), который, как мы предполагали, будет показывать меньшее развитие утомления, характеризуется в ПЗМР и РВ значимо более медленным временем реакции и до и после длительной когнитивной нагрузки, по сравнению с носителями полиморфизмов А1А1 и А1А2 («А1+»). Стоит отметить, что динамика увеличения ошибок у всех полиморфизмов одинакова и по количеству ошибок генотипы не различаются ни до, ни после утомления. При этом направленность динамики изменения времени реакции после утомления у всех полиморфизмов примерно одинакова. Это означает, что полиморфизмы различаются в ПЗМР и РВ не динамикой развития утомления, а физиологической предрасположенностью к сенсорной обработке информации.

Статья посвящена исследованию связи латеральных признаков в мануальной, слуховой, зрительной сферах и их взаимодействия с математическими способностями в юношеском возрасте. В исследовании были задействованы 92 здоровых человека, из них 17 юношей и 75 девушек в возрасте от 15 до 25 лет (18,7±2,2), не занимающихся математической деятельностью профессионально. Для измерения компонентов математических способностей применялся стандартизированный тест на математические (арифметические, алгебраические, геометрические) способности «МААГС-2015». Диагностика межполушарной асимметрии проводилась с помощью следующих методик: самоотчета о мануальной асимметрии, стандартизированной модификации опросника М. Аннетт, проб «Переплетение пальцев рук», «Поза Наполеона», «Аплодирование», «Прицеливание», пробы Розенбаха и дихотического прослушивания. При сопоставлении латеральных признаков с компонентами математических способностей учитывалось возможное взаимодействие асимметрий разных анализаторов.

Полученные результаты свидетельствуют о том, что разные латеральные признаки являются значимыми предикторами для различных компонентов математических способностей, некоторые латеральные признаки с математическими способностями не связаны. Наибольшую предсказательную способность имеют сенсорные асимметрии и их взаимодействие. В целом наиболее высокие математические способности отмечаются у лиц с правосторонними и билатеральными признаками, левосторонние признаки чаще всего выступают негативными предикторами. Взаимодействие между асимметриями разных анализаторов проявляется в неодинаковой связи с математическими способностями показателей латерализации в одной сфере при различных вариантах латерализации в другой. Перекрестная латерализация в большинстве случаев является негативным предиктором математических способностей. Модели, учитывающие взаимодействие между латеральными признаками, позволяют объяснить более четверти вариативности компонентов математических способностей. Предсказательная способность этих моделей оказывается заметно выше, чем у моделей с отдельными предикторами.

Рассматриваются технологии симуляции и виртуализации в контексте трансформации высших психических функций в информационном обществе. В качестве ключевой категории для теоретического анализа специфики виртуальной реальности используется категория «симулякр», рассматриваемая в рамках репрезентативной модели (Платон) и нерепрезентативной модели (Ж. Делез, Ж. Бодрийяр). Виртуальная реальность понимается как пространство симулякров – особых знаков, которые, в отличие от знаков-копий, фиксируют не сходство, а различие с референтной реальностью, порождая ряды симуляций. Выделяется проблема субъективности, заключающаяся в слиянии в виртуальной реальности субъекта и симулякра, при котором, физически, телесно оставаясь в действительном мире, субъект ментально переходит в мир виртуальный, где наделяется новым, виртуальным телом, не имеющем ничего общего с его телесностью. 

Обсуждаются ловушки технологических симулякров, связанные с созданием фантомной реальности и возможностями смешения виртуальной и действительной реальности. Сегодня технологии становятся силой, делающей невозможным различение означающего и означаемого. В информационном пространстве господствуют «виртуальные» события, порождающие, тем не менее, реальные следствия, вновь обретающие реальные отражения и создающие, в свою очередь, бесконечную цепь смены реальных и виртуальных событий. В качестве примера деструктивной симуляции приводится использование виртуальных технологий при ведении военных действий, при создании и раскрутке новостных событий в масс-медиа. Обсуждается также проникновение симулякров в науку. Симулякры стали неотъемлемой частью культурно-исторической реальности информационного общества. Именно в неразличимости виртуального и реального усматривается причина трансформации не только идентичности, но и самих высших психических функций.

Cтатья представляет собой опыт прочтения научного и литературного наследия Г.М. Андреевой. В ней анализируется методология социального познания (social cognition) на протяжении полувека разрабатываемая ученой как инструмент анализа общества и характеризующих его социальных проблем.

В контексте идей В. Тернера, З. Баумана и М.К. Мамардашвили определяется, что есть «социальность» познания, разворачиваемая в ракурсах ментализации, межличностного взаимодействия и массового сознания. На основе теоретических исследований Г.М. Андреевой доказывается смежность микропроцессов индивидуального конструирования знания и социальных макропроцессов в пространстве общения, диалога и дискурса.

Трудность определения эпистемологического статуса группового, массового и общественного сознания рассматривается как следствие тенденции к антропоморфизации коллективного субъекта познания, которая оборачивается старой проблемой соотношения личности и общества в психологии – «действия» и «структуры» в социологии. Последние их них разрешаются Г.М. Андреевой через гармоничное объединение разноликих идей когнитивной психологии, социального конструкционизма, отечественной культурно-деятельностной теории Л.С. Выготского – А.Н. Леонтьева. Формулируются следующие характеристики социального познания как процесса конструирования образа социального мира: презумпция повседневности, активно-конструктивный характер, категориальность, дискурсивность, эмоциональность, критичность, перспектива клинического анализа социокультурных реалий.

Исходя из сказанного, делается вывод об эвристичности идей научной школы Г.М. Андреевой в дискуссиях по проблемам гуманитарного знания, что позволяет говорить о новом статусе социальной психологии как эпистемологии современного общества и культуры. Ключевые слова: социальное познание, социальная эпистемология, массовое сознание, личность и общество, язык и дискурс, социальная категоризация и классификация.

В статье проводится анализ забывания как базового и преимущественно продуктивного мнемического процесса. Дифференцируются задачи постоянного и временного забывания зафиксированного в долговременной декларативной памяти материала. Указывается на методологические трудности исследования забывания в рамках психологии, заключающиеся в необходимости логического доказательства утверждения об отсутствии. Описываются два механизма забывания: трансформация мнемического следа и модуляция режима доступа к нему. Для первой формы забывания обсуждаются возможные механизмы уничтожения следа (угасание, ретроактивная и проактивная интерференция, а также «катастрофическая» интерференция) и его трансформации, приводящие к формированию нового мнемического содержания. Обосновывается теоретическая перспективность дальнейшего поиска путей лигитимизации механизма уничтожения следа для системы эпизодической памяти. Для второй формы забывания рассматриваются пассивные явления ошибки доступа к существующему в памяти содержанию (эффект «на кончике языка», эффект «размера категории», эффект «веера») и активного сдерживания воспроизведения. Последнее представляет собой временное торможение конкурирующих семантически близких ответов в семантической памяти и мотивационно детерминированного подавления содержаний, несущих негативный личностный смысл в автобиографической памяти. Анализируются экспериментальные процедуры и результаты исследований намеренного забывания, демонстрирующие вариативность путей актуализации активного сдерживания воспроизведения. В отличие от доминирующего в когнитивной психологии тезиса об универсальности механизмов забывания, предлагается гипотеза о том, что стратегии и тактики забывания могут варьировать для различных подсистем памяти, а также в зависимости от характеристик деятельности, в рамках которой состоялось запоминание и осуществляется воспроизведение.

В работе анализируются уроки, которые психология может вывести для себя из истории исследований воли. Понятие воли, как и понятия «разум» и «чувство», были введены в античной психологии в качестве теоретических конструктов. Два последних понятия были заменены со временем на ряд более частных понятий, обозначающих различные психические процессы. Понятие воли дошло в неизменном виде до XX столетия, потеряв первоначальное содержание. Воля понималась как самостоятельный психический процесс непонятной природы, поэтому К. Левин даже предложил исключить это понятие из психологии. Первый урок в истории понятия «воля» заключается в необходимости анализа способа введения понятия и изменения его содержания в ходе развития науки. Эта необходимость объясняется тем, что основные понятия психологии вводились в науку не для обозначения реальностей, а для их объяснения (как теоретические конструкты). При этом надо учитывать возможность дифференциации первичных понятий (например, разум – восприятие, представление, воображение, мышление). В отечественной психологии понятие воли активно использовалось до конца 1970-х годов, воля понималась, как способность человека преодолевать внешние и внутренние препятствия. Природа этой способности оставалась загадкой. Только анализ способа введения этого понятия в науку и порождения волевого действия позволил сформулировать задачу выявления механизмов порождения такого действия. Второй урок – помнить, что решение проблемы всегда требует выхода за ее пределы и «снятие» путем замены на решаемую задачу (например, замена проблемы понимания природы воли на задачу порождения волевого действия на основе восполнения дефицита побуждения к нему). Третий урок – о необходимости согласовывать новое содержание понятий с содержанием всего ряда (системы) понятий этой отрасли науки.

Автор отмечает возрастающую роль психологии в жизни современного общества, вхождение ее в общественную жизнь в самых разных ипостасях.

Психология становится по-настоящему «действенной» наукой о человеке. Рассматриваются наиболее существенные достижения современной психологии, такие как формирование практической психологии образования, создание системно-деятельностного подхода к познанию, вхождение психологии в мир когнитивной науки, возникновение психологии чрезвычайных ситуаций и др. Особенно подчеркивается, что сегодня психология стала реальностью и к различным ее направлениям относятся как к «архитектору» собственной ментальной и экономической жизни во всем мире, в том числе, и в нашей стране, психология превращается в конструктивную реконструирующую науку, что видно не только из программ построения стандартов современного образования, но и из программ развития толерантности в обществе как нормы по поддержке многообразия.

Значительное внимание автор уделяет освещению деятельности факультета психологии МГУ имени Ломоносова, как центра психологической науки при всем ее возрастающем многообразии и развитии. Накануне юбилея – 50-летия факультета А.Г. Асмолов, вся жизнь которого была неразрывно связана с этим учебным и научным центром, анализирует его успехи и достижения, его вклад в развитие мировой психологической науки.

Он перечисляет имена наиболее выдающихся выпускников факультета, достигших впечатляющих результатов в различных отраслях психологии, работающих ныне в разных уголках страны и мира. Подчеркивается, что факультет начинает быть «законодателем моды» новых трендов психологической науки. Развиваются такие интересные направления психологии, как психология неопределенности, психология сложности, психология разнообразия и пр. Идеи, развитые на факультете психологии, становятся мировыми идеями.

Настоящая статья посвящена представлению и критическому анализу с позиций психологической школы Л.С. Выготского – А.Н. Леонтьева – А.Р. Лурия весьма популярных в настоящее время и нередко считающихся успешными проектов обучения высших обезьян «человеческому языку». Показано, что авторы подобных исследований и их популяризаторы за рубежом и в нашей стране игнорируют качественные различия между психологическими механизмами коммуникации человека и животных, а также их функциями в регуляции поведения тех и других. Это обусловлено, в частности, тем, что сравнение человека с животными осуществляется на основании видимого функционального сходства некоторых аспектов их коммуникативного поведения, а наблюдаемые различия в них признаются количественными, а не качественными. Проведенный в статье критический анализ собранных в подобных проектах данных показал следующее. Человекообразные обезьяны могут использовать некоторые знаковые средства («языковые символы») при решении текущих задач своей биологически обусловленной жизнедеятельности (особенно в специально созданных людьми условиях) для манипуляции поведением других индивидов, в том числе экспериментатора, однако ни одно из животных – участников подобных экспериментов не приобрело в результате использования этих символов способность управлять собой в контексте определенных социальных (конвенциональных) требований. Между тем, согласно Л.С. Выготскому, произвольная регуляция собственного поведения с помощью знаковых средств именно как «психологических орудий» и есть то, что качественно отличает человека от животного, и эта произвольная регуляция возникла в процессе исторического развития человека в его трудовой (совместной, социально обусловленной и орудийно опосредствованной) деятельности. Делается вывод о том, что игнорирование самой существенной особенности человеческого языка – его использование в функции овладения собственным поведением и регуляции своих психических процессов приводит и к неадекватной интерпретации полученных данных при изучении поведения животных, и к биологическому редукционизму в объяснении деятельности человека.

50-летний юбилей факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова – хороший повод вспомнить тот путь, который он прошел за эти годы, вместившие несколько эпох, и наметить перспективы его дальнейшего развития. Автор статьи, бывший студент этого факультета, а ныне его преподаватель, профессор, вспоминает тех, кто создавал и поддерживал традиции факультета такие, как основательность и обоснованность, методическая ясность и диалогичность, целостный взгляд на проблему и проблемная ориентация в обучении, а также совместное творчество профессоров и студентов на пути постижения истины. Значительное внимание в статье уделено личности Г.М. Андреевой – талантливого учителя, блестящей ученой, одного из основателей социальной психологии в нашей стране. Отмечается, что именно Галина Михайловна в свое время собрала «звездный» состав кафедры социальной психологии, кафедры, ключевой характеристикой которой была вовлеченность каждого не только в научную, но и в коллективную жизнь, что способствовало развитию молодой, но такой важной отрасли психологии. Автор статьи пишет также о прекрасном педагоге Л.А. Петровской, которая призывала студентов оттачивать свою индивидуальность, поскольку считала, что это есть главный инструмент профессионального психолога. С огромной благодарностью вспоминает автор также советы по организации преподавания, которые получил от А.У. Хараша.

В статье характеризуется сегодняшнее положение факультета, его значение и намечаются перспективы дальнейшего развития. В частности автор говорит о необходимости формирования у студентов личной вовлеченности в профессиональную деятельность, а также о создании на факультете условий для более успешного перехода студентов от обучения к реальной жизни.

В статье предпринят анализ возможностей, которые открывает использование инструментов практической психологии в адвокатской практике. Авторами выделены психологические аспекты такой юридической категории как правовая позиция, а также ряд психологических условий, способствующих ее формированию у клиента. Описаны конкретные паттерны поведения как адвоката, так и клиента, связанные с установлением и поддержанием психологического контакта и доверительных отношений между ними. Говорится об использование приемов активного слушания. Показаны возможности создания ориентировки клиента в правовой ситуации. Представлены результаты исследования условий эффективности взаимодействия адвоката с клиентом в процессе формирования правовой позиции.

Результаты включенного наблюдения за ситуацией взаимодействия адвоката с клиентом свидетельствуют о том, что эффективность работы адвоката по формированию правовой позиции клиента связана с качеством психологического контакта и доверительностью отношений между ними. Одним из показателей эффективности работы адвоката по формированию правовой позиции клиента является полнота ориентировки клиента в правовой ситуации. Показано, что связь полноты ориентировки клиента в правовой ситуации с эффективностью работы опосредована использованием адвокатом приемов активного слушания и техникой ведения беседы.

Таким образом, расширение адвокатом своей профессиональной компетентности за счет освоения психологических методов воздействия на клиента позволяет существенным образом повысить эффективность оказания юридической помощи.

В первой части данной статьи приводится описание подхода к пониманию социальной зрелости и операциональных критериев ее оценки. В самом общем виде социальная зрелость определяется готовностью личности принять на себя ответственность за развитие тех общностей, в которые личность включена. Социальная идентичность с широкими социальными общностями является неотъемлемым компонентом социальной зрелости. В статье приводятся результаты анализа возраста (интрасубъектный фактор) и психолого-педагогических условий (интерсубъектный фактор) появления в метальной репрезентации себя социальной идентичности «Я-человек». Межиндивидуальная траектория становления социальной зрелости проходит через несколько «точек». В возрасте 7 лет типичным является позиция «Я», к подростковому возрасту в представления себя как человека появляется образ «Человека», чьи свойства не соотнесены с собственными качествами. В последующие годы к 25 годам у больше чем трети молодых людей в Я-концепции возникает устойчивая идентичность «Я-человек». Создание психолого-педагогических условий в начальной школе, основанных на развитии детской кооперации, развитии способностей детей к диалоговому общению с разными участниками образовательного процесса, актуализации разноуровневых социальных идентчиностей, позволяет интериоризовать идентичность «Я-человек» двум третям участников эксперимента. Результаты оказываются устойчивыми по времени (18-летний период).

Во второй части публикации приводятся результаты анализа специфики влияния ментальной репрезентации себя на последующее социально-психологическое развитие. Корреляционный анализ между показателями категориальной структуры текстов на одну тему, написанных авторами в возрасте 7 и 25 лет позволил выявить эмпирические типы путей становления социальной зрелости. Среди которых: «Я для Общества», «Я для Других», «Я для Семьи», «Я для Дела» и «Я для Себя». Приводятся основания выявленных путей, эмпирическое описание, интерпретация с точки зрения полноты социальной зрелости представителей каждого типа.

В статье представлены результаты исследования, посвященного изучению структуры и функций организационного доверия при помощи использования прямых и непрямых (качественных) методов – семантического дифференциала и метода контент-анализа. Феномен организационного доверия представлен через анализ субъективных представлений о нем и его роли в функционировании организации у сотрудников организаций различного типа. В качестве основной гипотезы выступало предположение о том, что представления о структуре и функциях организационного доверия будут различаться у людей, работающих в организациях с его низким и с высоким уровнем. На выборке из 378 сотрудников организаций различного типа (коммерческих, государственных, образовательных, медицинских и др.) установлены различия в субъективных образах организации, являющейся актуальным местом работы, у респондентов в группах с противоположной (низкой и высокой) оценкой уровня организационного доверия. Показана нелинейность структурных компонентов организационного доверия: были выделены две различные по своей структуре группы признаков или индикаторов уровня доверия в организации. Выявлены две основные функции высокого уровня организационного доверия: функция идеализации организации и функция положительной эмоциональной оценки организации, являющейся актуальным местом работы. Результаты исследования могут быть использованы для совершенствования методов повышения организационного доверия как предиктора организационной приверженности и развития трудовой мотивации персонала. Кроме того, полученные результаты позволяют приблизиться к разработке методов экспресс-диагностики уровня организационного доверия.

В данной статье представлены результаты проведенного крупномасштабного исследования ценностно-мотивационной направленности личности подростков, проживающих в различных регионах Российской Федерации, в связи с особенностями социальной ситуации их развития (семья, школа). Полученные в исследовании данные позволяют наметить наиболее оптимальные формирующие процедуры, направленные на развитие у подростков ориентации в ценностных аспектах общественных отношений. Такие понятия как нравственность, мораль, ценностные ориентации все чаще употребляются при описании тенденций развития общества, формирования мировоззрения подрастающего поколения. При этом актуальными являются вопросы: как происходит процесс формирования нравственных ценностей человека, какие факторы определяют направленность и динамику этого процесса? Ответы на эти вопросы и варианты их практической реализации заложены в комплексном подходе к построению программ развития социально-моральной компетентности школьников. Он предполагает максимальное вовлечение педагогов и родителей в совместную работу по формированию социально-моральной компетентности обучающихся, обеспечение их взаимодействия, проведение целенаправленной диагностики и мониторинга уровня развития социально-моральной компетентности, реализацию необходимых требований к проведению формирующей процедуры.

В проведенном исследовании приняли участие 2731 подросток (46,1% – юноши, 53,9% – девушки) из различных регионов Российской Федерации (всего 6 площадок); 937 родителей подростков; 125 учителей. В каждую площадку были включены 2 города, различающиеся по численности населения и по статусу (один из городов – областной).

В исследовании показано, что формирование социально-желательного комплекса ценностей у современного подростка предполагает целенаправленную, системную работу не только с самими подростками, но так же с учителями и родителями. Недостаточное внимание к этим вопросам может привести к девиантным траекториям развития личности подростка, что будет иметь крайне негативные последствия для общества в целом.

В статье представлен обзор социо-демографических, социо-экономических и психологических подходов к исследованию репродуктивного поведения супругов, сформировавшихся за последние тридцать лет. Большинство из них относится к одной из двух категорий концепций, объясняющих детерминацию решения о деторождении: рационально-прагматической и гедонистической. Тенденции развития данной области исследования заключаются в: 1) преодолении экономикоцентрической логики в объяснении факторов и детерминант, обусловливающих процесс принятия решений о рождении первого, второго и последующих детей; 2) дополнении традиционного социально-психологического анализа детерминации деторождения изучением индивидуально- психологических факторов, имеющих отношение к личности как субъекту репродуктивного поведения и целостной жизнедеятельности; 3) переходе от внеконтекстного изучения решений о деторождении к анализу их места и роли в контексте целостной биографии личности.

Анализ концепций и эмпирических исследований позволяет не только констатировать смещение фокуса внимания с экономических и демографических факторов на психологические, но и глубже понять социо-культурные и ценностно-психологические причины такого смещения. Принятие современным человеком/семьей решения о рождении детей все чаще осуществляется в режиме осознанного выбора в противоположность реализации биологической функции и следования традициям. Авторами подчеркивается, что адекватными для изучения субъектной позиции в принятии решения о деторождении выступают концепции психической регуляции репродуктивного поведения, которые развиваются на стыке психологии репродуктивного поведения, психологии родительства и психологии жизненного пути личности. В пользу этого говорит и значительный рост исследовательского интереса к таким субъектам принятия детородных решений как добровольно бездетные семьи, родители из групп риска, однополые семьи и т.п.

В статье обосновывается возможность использования терминов «личностный смысл болезни» и «приверженность лечению» для описания вариантов отношения матери к заболеванию ребенка. На основании анализа 25 матерей, воспитывающих детей с детским церебральным параличом, были выделены такие личностные смыслы в отношении к болезни ребенка, как конфликтный и преградный, описаны примеры возможных вторичных выгод от болезни ребенка. Отдельно описана группа матерей после процедуры ЭКО со смешанным (преградным и конфликтным) личностным смыслом болезни. Высказываются предположения о факторах, определяющих гармоничный личностно-смысловой контекст отношения к болезни ребенка. В рамках выделенных групп проанализированы представления матерей о причинах болезни ребенка. Выделены три степени приверженности лечению больного ребенка у матерей, воспитывающих детей с детским церебральным параличом, показана их связь с личностным смыслом болезни ребенка для родителей и их представлениями о болезни ребенка. Описаны особенности понимания приверженности лечению при подобных заболеваниях детей. Полученные результаты обосновывают необходимость программ психологического сопровождения семей, имеющих детей с детским церебральным параличом. Они позволяют индивидуализировать стратегии психологической работы, открывают перспективы дальнейших исследований в целях разработки и совершенствования программ психологической помощи семьям, имеющим детей с хроническими инвалидизирующими заболеваниями.

Представлена концепция цифровой компетентности, включающая четыре компонента (знания, умения, мотивация и ответственность), реализующихся в четырех сферах (контент, коммуникация, потребление и техносфера). Предлагается понятие модели цифровой компетентности как специфической системы представлений подростков о своих возможностях и желаниях в онлайн мире. Развитие этой системы опосредуется особенностями мотивации и деятельности онлайн, система регулирует как дальнейшую деятельность онлайн, так и дальнейшее развитие цифровой компетентности, она может быть реалистичной или «иллюзорной». На основе данных всероссийского исследования цифровой компетентности (1203 подростка 12–17 лет) методом латентных классов было выделено пять моделей цифровой компетентности, соответствующих ее низкому и среднему уровням при высокой и низкой мотивации, высокому специфическому (по компонентам умений и безопасности) и общему уровням. Показано, что более высокая оценка цифровой компетентности связана с возможностями более длительного и самостоятельного доступа в интернет, а так же с историей его самостоятельного освоения. Иллюзия цифровой компетентности связана с широким, но поверхностным освоением деятельностей онлайн. Мотивация развития цифровой компетентности связана с участием других людей в освоении интернета и признанием их роли, сравнении собственных имений и знаний с умениями и знаниями этих людей, а также с субъективно меньшим «цифровым разрывом» с родителями. Выдвигается предположение, что мотивационный компонент цифровой компетентности развивается в успешном взаимодействии с другими людьми по поводу интернета, при обучении у них и в сравнении с ними, если круг деятельностей и интересов онлайн предполагает активность и требует развития новых умений. На основе анализа моделей цифровой компетентности выделяются начинающие, опытные и продвинутые пользователи, находящиеся в разных группах риска по возможности столкновения с контентными, коммуникационными, техническими и потребительскими онлайн-угрозами.

Представлено обзорно-аналитическое исследование развития представлений о когнитивных стилях (КС). Обсуждаются вопросы актуальности, перспективности, теоретической и практической значимости их исследования. Анализируются причины угасания интереса исследователей к изучению данной области, связанные с проблемами теории, методологии, измерения и практического использования КС. Указывается на отсутствие строгого определения данного конструкта и адекватной ему теоретико-методологической базы, а также выраженное преобладание эмпирики над теорией, состоящее в неравноценном соотношении эмпирических и обобщающих их теоретико-методологических работ. Подробно анализируются пути решения выделенных проблем, предложенные исследовательские программы и перспективные направления будущих исследований. Рассматриваются вопросы соотношения КС с другими психологическими конструктами – способностями и когнитивными стратегиями. Обосновывается необходимость систематизации и упорядочивания большого числа известных КС в рамках разработки интегративных моделей. Поднимаются также дискуссионные вопросы о стабильности КС во времени, их ценностной нагруженности (востребованности) в связи с обеспечением продуктивности познавательной деятельности. Приводится авторский взгляд на КС как на психологическое средство решения субъектом познавательных задач в конкретных условиях в соответствии с имеющимися когнитивными ресурсами. Предполагается, что проблематика КС позволяет ответить на вопрос о природе индивидуальных различий, прояснить психологические механизмы взаимодействия личности со средой, а также выступить основой для интеграции исследований в областях психологии личности и когнитивной психологии.

Рабочая память (РП) представляет собой центральный конструкт многих современных когнитивных теорий. Ее определяющими функциями являются хранение и переработка информации. В статье рассматриваются перспективные направления исследований функций хранения и переработки информации в рабочей памяти. Показано, что их основное различие сводится к дихотомии независимости/зависимости хранения и переработки. В рамках концепции разделения единого ресурса и исследований эффектов порядка стимула и времени переработки предполагается, что хранение и переработка тесно связаны, и их функционирование основывается на разделении единого неспецифического ресурса. Направления, связанные с исследованием переключения когнитивных ресурсов и сопоставлением совместного и изолированного выполнения функций рабочей памяти предполагают относительную независимость хранения и переработки. Отмечалось, что такое предположение требует представления о существовании специализированной инстанции – «диспетчера», осуществляющего оптимальное переключение ресурсов между хранением и переработкой с учетом ограничений текущего контекста. Также рассматривались результаты исследований корреляций эффективности хранения и переработки.

На основе анализа эмпирических подходов к изучению соотношения хранения и переработки информации делаются следующие выводы: в реализации функций хранения и переработки принимают участие неспецифические когнитивные ресурсы; функции хранения и переработки реализуются независимо друг от друга; взаимодействие функций хранения и переработки осуществляется опосредованно на основе оптимального переключения ресурсов посредством активности специализированного механизма.

Полученные результаты могут быть использованы для дополнения современных моделей РП и расширения представлений о реализации оперативного хранения и переработки.

Статья посвящена теоретическому обоснованию и эмпирической верификации концептуальной модели регуляции эмоций, разработанной в теоретико- методологических рамках культурно-деятельностной парадигмы. Выдвигается и получает эмпирическое подтверждение общая гипотеза о том, что регуляция эмоций может быть представлена в качестве системы, включающей психологический и физиологический уровни. При этом в структуре психологического уровня, в свою очередь, могут быть выделены мотивационно-смысловой и операционально-технический уровни, слаженная работа которых обеспечивается такими психологическими механизмами, как рефлексия и знаково-символическое опосредствование. Установлено, что особенности мотивационно-потребностной сферы (наличие и способ презентации конфликта мотивов достижения и избегания неудачи) определяют проявление остальных анализируемых компонентов системы регуляции эмоций как у пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями (пролапсом митрального клапана – ПМК), так и у здоровых лиц. Показан вклад рефлексии и знаково-символического опосредствования, выделяемых в культурно-деятельностной парадигме в качестве важнейших механизмов функционирования психики, в обеспечение работы системы регуляции эмоций. Доказано, что регуляция эмоций пациентов с ПМК отличается от таковой у здоровых лиц наличием выраженного конфликта мотивов достижения и избегания неудачи, дефицитом личностной рефлексии и искажениями в знаково-символическом опосредствовании эмоций, а также ограничениями в использовании ресурса имеющихся стратегий регуляции эмоций. Показано, что пациенты с ПМК отличаются от контрольной группы достоверно более частым возникновением состояния эмоциональной напряжённости при эмоциональной нагрузке, что негативно влияет на возможность эффективного использования ресурса стратегий регуляции эмоций в эмоционально значимых ситуациях.

В одной из наших публикаций было показано, что в семьях клиентов психологической консультации по детско-родительским проблемам основными стилями родительского воспитания были гиперопека и сверхтребовательность. В другой нашей работе на основе работ Э. Фромма был описан новый так называемый экзистенциальный критерий нормальной и аномальной личности. Использование данного критерия для оценки личности гиперопекающих и сверхтребовательных родителей в семьях клиентов психологической консультации по детско-родительским проблемам показало, что их личность можно квалифицировать как аномальную. Исследование влияния гиперопеки и сверхтребовательности на развитие личности детей из этих семей, проводимое также с использованием экзистенциального критерия, показало, что эти стили воспитания способствуют формированию у детей определенных аномальных типов личности: ориентированного на внешнюю помощь, ориентированного на соответствие своего поведения требованиям других людей и ориентированного на протест против такого соответствия.

В настоящем исследовании консультирования супружеских проблем в 80% случаев обнаружено прямое или косвенное наличие гиперопеки или сверхтребовательности. Прямое присутствие последних означает, что они явно наблюдаются во взаимоотношениях супругов. Косвенное присутствие указывает на то, что у супругов наблюдаются аномальные типы личности, сформировавшиеся у них в детстве под влиянием гиперопеки или сверхтребовательности. Разработана классификация этих случаев, основаниями которой являются различные варианты прямого или косвенного участия гиперопеки или сверхтребовательности в возникновении супружеских проблем. Показано, что многие проблемы супругов тесно связаны с аномальностью их собственной личности или личности людей из их ближайшего окружения, прежде всего, жен, мужей и родителей.