Киберкультура и сетевое либертарианство

Емелин Вадим Анатольевич Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Понимание технологий как чего- то, относящегося исключительно к научно-производственной сфере, не вполне стыкуется с реалиями ин­формационного общества. Там последние принадлежат уже не только и не столько материальному миру, а становятся все бо­лее и более очеловеченными, одушевлен­ными, «интимными» (Est, 2014), выдвигая на передний план философские, психологические, эстетические, идеологические составляющие. Соотношение материаль­ного и идеального в технологиях фикси­руется в понятиях «hardware» и «software», соответственно означающих материаль­ную часть компьютеров, и их программ­ное обеспечение, что в совокупности образует единое целое компьютерных и информационных систем. Но наряду хардом и софтом можно выделить еще один компонент технологической сфе­ры, назовем его метасофтом. Если экстра­полировать эти понятия на всю область информационных технологий, то к хар­ду мы отнесем технические средства: те­левизоры, компьютеры, смартфоны и т.д., а к софту – их программное обеспечение, различные приложения, игры и т.п., позво­ляющее им выполнять свои задачи. К метасофту можно отнести: содержание, по­слания, идеи, стилистику и пр.– все то, что непосредственно оказывает влияние на людей, формирует их мировоззрение, умонастроение и, в конечном счете, гене­рирует идентичность.

Начиная с конца шестидесятых годов прошлого века, развитие цифровых тех­нологий стало инициировать возникно­вение ряда интеллектуальных движений, сформировавших «социокультурный ме­тасофт» информационного общества – киберкультуру. В ее идеологии сплелись различного рода маргинальные интен­ции с верой в безграничные возможно­сти компьютерной техники для реали­зации индивидуальной свободы. Первым симптоматичным событием в данном контексте можно считать зарождение ха­керской субкультуры, истоки которой бе­рут начало в 1960-х годах в Массачусет­ском Технологическом институте США, где молодые ученые, раздраженные бю­рократическими препонами на пути к дорогим и малодоступным на тот мо­мент времени компьютерам, начали про­кладывать свой собственный путь в ин­формационные системы. В дальнейшем это движение распространилось на дру­гие центры, например, такие как Кали­форнийский университет, где к нему при­соединились родственно настроенные интеллектуалы, принадлежавшие к разви­вавшемуся тогда движению хиппи. Этика хакеров начала свое развитие с положе­ния о том, что никакие бюрократические барьеры не могут противостоять улучше­нию систем. Хакеры глубоко верили в то, что информация должна быть свобод­ной. Они стремились децентрализовать империю, созданную IBM и создать мно­го различных форм работы с компьютерами. Хакеры заставили компьютеры де­лать то, чего ориентированный на IBM истеблишмент даже и представить себе не мог – рисовать и сочинять музыку. Их усилия привели к созданию персональ­ных компьютеров, компьютерных жур­налов, видеоигр – целой компьютерной культуры. Вот один из примеров Этиче­ского кодекса хакеров:

1. Компьютеры – инструмент для масс. Они не должны принадлежать только богатым и использоваться в их инте­ресах.

2. Информация принадлежит всем. Глав­ная задача – создавать и распростра­нять знания, а не держать их в секрете.

3. Программный код – общее достояние. Хорошим кодом должны пользоваться все, плохой код должен быть исправ­лен. Программы не должны защищать­ся авторским правом или снабжаться защитой от копирования.

4. Программирование – это искусство. Совершенство достигается тогда, когда программа, выполняющая свою функ­цию, занимает всего несколько строк; когда одна программа делает то, чего не может делать другая; когда одни про­граммы могут проникать в другие; ког­да программа может манипулировать с файлами такими способами, которые ранее считались невозможными. Совер­шенные программы, отдельные приемы программирования, удачные алгорит­мы могут быть предметом коллекцио­нирования и почитания.

5. Компьютер – живой организм. За ком­пьютером нужен уход, им нужно доро­жить. Сеть – это компьютер.

Существует множество вариантов «ко­дексов» хакерской этики, положения ко­торых обобщил Ф. Хэммит, сводя их к трем основным принципам (Hammet, 1993). Первый из них – избегать нанесе­ния ущерба, т.е. в случае вторжения в си­стему принимать величайшие предосто­рожности во избежание ее повреждений. Вторая цель многих хакеров – свобод­ный обмен технической информацией, так как патентные и авторские ограниче­ния, по их мнению, замедляют техниче­ское развитие. Третья цель – развитие че­ловеческого знания как такового. Следует отметить, что распространенное мнение о хакерах как о взломщиках компью­терных систем, наносящих тем самым ущерб, не совсем соответствует действи­тельности. Подобные действия идут враз­рез с хакерской этикой, а лица, их осу­ществляющие, называются не хакерами, а крэкерами. Хотя в повседневной пра­ктике термин «хакер» несет негативную смысловую нагрузку.

Безусловно, существование хакерского движения не было бы возможно без развития сетевых технологий, итогом которого явилось создание интернета. Субкультура хакеров представляет интерес в том плане, что является первым примером влияния компьютерных и сетевых технологий на формирование специфических культурных течений, главную идею которых символизирует лозунг, приписываемый Стюарту Бренду «Информация хочет быть свободной». «Это изящная констатация очевидного, в которой признается и естественное желание секретов быть рассказанными, а также тот факт, что они могут обладать чем-то вроде “желания”» (Барлоу, 1999, http://lib.ru/COPYRIGHT/barlou.txt). хакерская деятельность впоследствии послужила основой для движения киберпанков, в котором наиболее показательно слились технологические, культурные, философские, эстетические и этические аспекты информационной революции.

Прежде чем непосредственно перейти к рассмотрению киберпанка и его влияния на идеологию киберпространства глобальной сети, сосредоточим свое внимание на идейном и социально-политическом фоне, сопутствующем возникновению киберкультуры. Точка отсчета последней фактически совпадает с периодом становления постмодернизма – концом шестидесятых – началом семидесятых годов ХХ века. Именно тогда происходят такие события, как политические акции, связанные с выступлениями против милитаризма, расизма, сексуальной дискриминации, гомофобии, бессмысленного потребительства и загрязнения окружающей среды и т.п. В это же время получают свое развитие идеи постструктуралистской философии, а в социологии утверждается теория постиндустриального (информационного) общества. Все это происходит параллельно с информационно-технологическим бумом, связанным с началом вхождения цифровых технологий в повседневную жизнь человека (Levy, 2001).

В качестве локального примера подобного идейного синкретизма можно привести движение хиппи, чьи взгляды после определенной трансформации и слияния с идеологией хакеров стали основой информационного либертарианства. В сжатой форме определение либертарианского мировоззрения заключается в положении о самопринадлежности. Каждый человек принадлежит самому себе. Следовательно, каждый человек имеет абсолютное право управлять своей жизнью, телом, словами, поступками и честно нажитым имуществом (Отличительные признаки либертарианства, 2016; Libertarianism, 2016). Термин «либертарианец» впервые употребил американский унитарианский философ Уильям Белшам в эссе «О свободе и необходимости» (Белшам, 1789). Слово образовалось как производная от «свободы» (англ. liberty) по аналогии с образованием слова «унитарианец» (англ. unitarian) от «единства» (англ. unity) и обозначало сторонников идеи неограниченной «свободы воли». Примечательно, что автор термина, осуждал идеи либертарианства и противопоставлял им религиозный детерминизм, но это уже забытые детали.

Либертарианцы конца 1960-ых – хиппи отказывались подчиняться жестким общественным условностям, налагавшимся на законопослушного человека государственными, военными структурами, университетами, корпорациями и т.п. Вместо этого они открыто декларировали собственное отрицание общепринятого мира посредством вольного стиля одежды, сексуальной распущенности, громкой музыки и рекреационных наркотиков (Cogswell, 2016). В качестве общественного идеала они видели «экотопию» – особое социальное устройство, при котором будет положен конец господству машин, а производство перестанет довлеть над окружающей средой, люди в этом мире будут жить большими группами, а половые отношения станут эгалитарными. Характерно, что многие представители данной субкультуры видели возможность достижения подобного антитехнологического общества не в отрицании научного прогресса, а в развитии высоких электронных и информационных технологий. Находясь под влиянием теорий Маршалла Маклюэна, эти технофилы считали, что конвергенция средств массовой информации, вычислительных технологий и телекоммуникаций неизбежно создаст электронную агору – некое виртуальное место, где все будут свободны выражать свои мнения без страха цензуры (оставим за скобками ценность мнений, высказанных в пространстве безграничной неограниченности). В этом «коктейле» или «какофонии» берет начало процесс формирования выстроенной вокруг информационных технологий культуры, стержневым принципом которой стало провозглашение свободы индивида от тоталитаризирующей власти любых структур.

Очагом этой культуры было калифорнийское побережье США, где впервые соединились технократические идеи ученых и инженеров, разрабатывающих новейшую вычислительную технику, идеология хакеров, постулирующая свободную циркуляцию информации, социологические и футурологические пророчества теоретиков постиндустриального общества и хиппистско-анархистские идеалы маргинальных субкультур, отстаивающих незыблемость личной свободы, и употребление рекреационных и психоделических наркотиков (Yablonsky, 2000). Тимоти Лири усматривает в синтезе хиппистских и технофилических идей еще одно проявление контркультуры. Без психоделической революции, считает он, персональный компьютер был бы немыслим. «Всем известно, что большинство творческих порывов в софтверной индустрии, а в действительности еще и немалое количество изобретений в сфере аппаратных средств, и в частности Apple Macintosh, проистекают непосредственно из движения сознания 1960-х … Сооснователь Apple Стив Джобс отправился в Индию, взял с собой много кислоты, изучал там буддизм, вернулся назад и заявил, что Эдисон оказал на человеческую расу большее влияние, чем Будда. А отец-основатель Microsoft Билл Гейтс был большой психоделической фигурой в Гарварде. Все это ясно свидетельствует о том, что, если ты активизируешь свой мозг психоделиками, единственный способ, каким ты можешь описать этот опыт, – это электронный» (Дери, 2008, С. 39). Анализируя масштабность событий тех лет, Ричард Барбрук и Энди Камерон [1] назовут сплав этих идей «калифорнийской идеологией», в которой, несмотря на ее неоднозначность и противоречивость, наиболее полно воплотятся идеи информационного либертарианства и виртуальной демократии. «Эта новая вера возникла на основе странного сплава культурной богемности Сан-Франциско с передовыми технологиями Силиконовой долины. Раскручиваемая в журналах, книгах, на телевидении, веб-сайтах, в группах новостей и интернет-конференциях «калифорнийская идеология» причудливым образом сочетает в себе вольный дух хиппи с предпринимательским рвением яппи.

Подобное сочетание противоположностей было достигнуто благодаря глубокой вере в освободительный потенциал новых информационных технологий. В этой цифровой утопии каждый станет хиппи и богачом. Поэтому отнюдь неудивительно, что столь оптимистическое видение будущего было с энтузиазмом воспринято компьютерными «чайниками», нерадивыми студентами, капиталистами-новаторами, общественными активистами, модными преподавателями, бюрократами от футурологии и политиканами-оппортунистами» (Барбрук, Камерон, 2016). Калифорнийские события шестидесятых-семидесятых годов прошлого века по праву могут считаться началом отсчета формирования киберкультуры, подобно тому, как парижские события 1968 г. стали символической отправной точкой культуры постмодерна. Это звенья одной цепи событий, следствием которых стала трансформация идентичности поколения людей, идеалистов-либертарианцев, вовлеченных в процесс развития информационных технологий.

После того как волна популярности хиппи спала, идеи хакеров не потеряли своей привлекательности и стали базой для нового течения в западной культуре, получившего название киберпанк. Считается, что впервые это слово использовал в 1983 году Брюс [2], назвав им свой рассказ. По сравнению с хакерским движением, возникший в восьмидесятых годах киберпанк является более глубоким и многоаспектным феноменом в киберкультуре, да в западной культуре в целом. Его не следует рассматривать только как одно из молодежных альтернативных движений, подобных хиппи или панкам, хотя определенная связь с панк-рок музыкой прослеживается в самом названии. Киберпанк возник не просто как версия мировоззрения неформалов-панков, он сформировал особое направление в научной фантастике, где на передний план выводится проблема взаимопроникновения человеческого и технологического (McKenzie, 2017). Писателей-киберпанков, наиболее заметными из которых являются Руди Рукер, Джон Ширли, Брюс Стерлинг, Уильям Гибсон, интересовали проблемы воздействия на человека киберпространства и виртуальной реальности, создания искусственного интеллекта, роли и места индивида в тотально информатизированном обществе будущего. Киберпанк является постмодернизированной фантастикой – литературным направлением, тесно переплетающимся с постмодернистскими взглядами Жана Бодрийяра и Фредерика Джеймисона, в то же время, опирающимся на идеи культовых писателей шестидесятых годов ХХ века, таких как Уильям Берроуз и Томас Пинчон, а также таких продвинутых фантастов как Филип К. Дик, Джон Баллард, Томас Диш. Как и во всей постмодернистской литературе, в киберпанковских произведениях переплетаются различные жанры, смешиваются элементы высокой и поп-культуры, широко используется практика цитирования. Налицо явная связь киберпанковской литературы и постмодернистского мировоззрения, что было удачно зафиксировано в придуманном Брайяном Мак­хейлом [3] эпитете «ПОСТкиберМодернпанкИЗМ» (Макхейл, 1997, С. 37–49).

Немаловажную роль в формировании киберпанка как художественного стиля сыграли кинофильмы. Считается, что визуализацию киберпанка создал Ридли Скотт в снятом в 1982 г. фильме «Бегущий по лезвию» по написанному в 1968 г. роману Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Там мрачные ландшафты мегаполиса с холодным неоновым светом реклам, азиатскими трущобами, высокотехнологичными небоскребами и транспортными средствами создают мрачную ауру будущего. Уильям Гибсон, кстати, признавал, что визуальный ряд фильма совпадает с его представлениями об описанном им будущем. Справедливости ради, стоит упомянуть и другой фильм, вышедший в том же 1982 г. – «TRON» Стивена Лисбергера. Значительную роль в визуальном осмыслении киберпанка сыграли японские аниме, например, выходящий с 1985 г. комикс Appleseed, мультфильм 1990-х Cyber City Oedo 808, Gunnm и др. (LiveJournal, 2014). Впоследствии в стиле киберпанк или его вариациях снято было большое число кинофильмов, многие из которых стали культовыми.

Несмотря на особую роль фантастической литературы и кино в формировании идеологии киберпанка, последний все же нельзя отождествлять с ней. Киберпанк – это не только и не столько молодежное движение или направление в научной фантастике, скорее, его следует рассматривать как стиль жизни, в котором особое место занимают компьютеры, сетевые технологии и виртуальная реальность. «Сегодня Киберпанк – это не просто один из литературных жанров. Он стал настоящей субкультурой. Он стал новым ребенком, предвестником наступления новой эры в человеческой цивилизации. В этой культуре объединены наши взгляды и интересы. Мы, киберпанки, объединившись в единое целое, создали новую субкультуру», – так пафосно заявляет Кристиан Кирчев в своем Манифесте киберпанка (Кирчев, 2003, http://kiberpanka.net/history/179-manifest-kiberpanka.html). Намеченный в киберпанковских романах и фильмах этот стиль, благодаря развитию компьютерной техники и созданию интернета, воплотился в реальность современной жизни, во многом оказавшейся фантастичнее самых фантастических прогнозов. Собственно говоря, главная идея киберпанка заключается в том, что в результате развития информационных, электронных и виртуальных технологий границы между человеком и машиной размываются, следствием чего является трансформациия и даже утрата идентичности вследствие технологического прогресса. Другой, не менее важный лейтмотив, пронизывающий мировоззрение киберпанков, заимствован из хакерской идеологии и связан с неограниченной свободой доступа к информации и недопущения ее использования в корыстных или конъюнктурных целях. В то же время, хакера отличает от киберпанка то, что первого можно назвать пионером, колонизатором киберпространства, а последнего уже можно рассматривать как полноправного жителя компьютерной сети, нетизена (netizen = internet + citizen). Как отмечает А.Г. Войскунский, имеет смысл упомянуть еще одну распространенную метафору. Она звучит как «электронный фронтир» (electronic frontier) и намекает на отраженный во множестве фильмов-вестернов» почти столетний период (конец XVIII – конец XIX века) продвижения американских поселенцев-пионеров на Дикий Запад и освоения ими новых территорий, с которых они оттесняли аборигенов-индейцев. С тех пор понятие «фронтир» обозначает не просто географическую границу, пусть даже гибкую и не маркированную, но особое общественное настроение и психологическое состояние «людей фронтира». Под электронным фронтиром в образном плане подразумевается: обращение новичков-новобранцев (newbies) в сторонников сетевых технологий, «бегство» из постылой повседневности в «киберпространство» как способ найти себя и приблизиться к пониманию либо полноценному раскрытию своей подлинной человеческой сущности, процесс «колонизации» незанятой «территории Интернета» группами свободолюбивых индивидуалистов, «закрепление» пионеров на возделанных форпостах, «прокладывание пути» через «пограничные препятствия» (социального и технического характера) для последующих переселенцев и «окультуривание нового пространства» (Войскунский, 2001, С. 64–79).

С развитием глобальной сети, начиная с 1990-х годов, все больше пользователей оказываются охваченными ее паутиной и вовлекаются в специфическое взаимодействие между человеком и интернетом (Bhattacharya, 2016). В отношениях между самими людьми сеть начинает не только играть роль посредника, но и становится их неотъемлемой составляющей, делающей возможным сам факт общения и определяющей его стиль (Mortillaro, 2016). В телекоммуникационной среде всемирной паутины начинают действовать особые правила поведения, этические принципы, формы общения и т.п., отличные от тех, что наполняют нашу реальную жизнь. Во многом эти установки были выработаны рассмотренными выше движениями хакеров и киберпанков. Но в настоящее время ввиду непрекращающегося возрастания роли компьютерной сети в жизнедеятельности людей они перестают быть выражением взглядов каких-то локальных групп и течений и обретают иной качественный статус. В современном интернете находят воплощение киберпанковские принципы, провозглашающие свободу доступа к информации, основывающуюся на недопустимости создания информационных барьеров и фильтров, введения цензуры или других государственных регламентирующих ограничений, подчинения киберпространства единому центру.

Совокупность идей, соответствующих описанному положению дел, назовем сетевым либертарианством, под которым будем понимать неформальную идеологию, виртуально установившуюся в киберпространстве глобальной сети, главным лейтмотивом которой является максимальное ограничение вмешательства государства в процесс циркуляции информационных потоков. Сетевое либертарианство – это своего рода социальная, политическая, экономическая и этическая импликация тех основополагающих, онтологических принципов устройства глобальной сети, которые характеризуются как ризоморфные. Интернет по своей природе ни что иное, как ризома (Емелин, 2010, С. 222–225), и это является основной предпосылкой утверждения либертарианской идеологии. Здесь очень важно понять, что между физическим строением глобальной сети и связанными с ней социокультурными явлениями существует непосредственная связь – без ризоморфности интернета не было бы возможно сетевое либертарианство.

Наиболее заметным воплощением интернетовского либертарианства стала «Декларация независимости Киберпространства» Джона Перри [4] написанная и размещенная в сети в 1996 г. в ответ на попытку американского правительства ввести цензуру в интернете. Категорически выступая против любых ограничений возможности самовыражения в пространстве глобальной сети, Барлоу во введении к декларации сознательно употребляет непристойные по отношению к власти выражения. В данном случае автор преследовал цель показать, как легко могут быть распространены в интернете изречения, не допустимые в официальной публицистике и средствах массовой информации. Замысел Барлоу удался: тысячи компьютерщиков-сетевиков во всем мире скопировали его текст, и он оказался помещенным на тысячах серверов и переведенным на десятки языков. Если в случае с книгой, газетой, телепрограммой и другими привычными средствами коммуникации государство могло реально поставить барьер, ограждающий циркуляцию нежелательных сведений, то в ризоморфной среде интернета полностью изъять, изолировать, секуляризировать ту или иную информацию оказалось практически нереальным. Паутина ризомы-интернета фактически не поддается системной и директивной регламентации, примером чего и стала «Декларация независимости киберпространства», распространенная по всему миру в обход механизмов контроля со стороны властных структур. Именно ризоморфное, то есть номадическое, децентрированное, многомерное, устойчивое к разрывам устройство интернета позволило Барлоу расценить попытку законодательства нанести вред Сети не иначе, как «стремление заварить чай в воображаемой гавани» (Барлоу, 2008, http://netsago.org/ru/docs/print/3/0).

Основная идея, содержащаяся в Декларации – провозглашение независимости киберпространства всемирной паутины от государственных структур. Развивая ее, Барлоу идет дальше и заявляет об инаковости киберпространства вообще, об его иной природе. Исходя из текста Декларации, можно выделить несколько аспектов, указывающих на специфику виртуальной среды интернета. Онтологически киберпространство является особой физической реальностью, и в определенной степени в нем можно увидеть технологическое воплощение платоновского мира идей (Koepsell, 2003). Взятое в социальном аспекте, киберпространство выступает альтернативой обществу, ибо уже не является тем, что мы привыкли считать социальной реальностью. Организованное посредством телекоммуникаций и всеобщих усилий сообразно своему «общественному договору», сопротивляющееся аппарату господства и принуждения киберпространство становится офшорной зоной свободы, где отношения выстраиваются не по принципам, господствующим в окружающей нас социальной действительности, а согласно собственной этике. Таким образом, обозначается еще один момент, свидетельствующий о специфике киберпространства – его этическая, а не юридическая обусловленность. В неподдающейся администрированию ризоморфной среде глобальной сети единственными регуляторами характера взаимодействий и правил общения являются нравственные законы и, быть может, кантовский категорический императив нигде доселе не обретал такой силы «принципа всеобщего законодательства», как на виртуальных просторах интернета. «Декларация независимости киберпространства» стала примером, иллюстрирующим, как некогда локально провозглашенные идеологами киберкультуры и киберпанками, в частности, принципы неограниченной свободы информации и особого статуса киберпространства становятся базовыми в процессе телекоммуникации в интернете.

Рассмотрим теперь другой мотив философии киберпанка, также нашедший свое воплощение в современном интернете и ставший одной из неотъемлемых характеристик, выросших вокруг него киберкультуры и идеологии сетевого либертарианства. Это индивидуализм, понимаемый не как отрешенность индивида от окружающей действительности, а как возможность выражать свои собственноличные взгляды, выбирать свой круг предпочтений и интересов. По сравнению с другими средствами массовой коммуникации, интернет дает несоизмеримо большие возможности для реализации дифференцированного подхода к получению информации. То есть, в отличие от телевидения или радио, предлагающих готовый информационный поток, интернетовский пользователь оценивает доступный материал, в том числе маргинального и перверсивного свойства. Движение киберпанков отличает крайний индивидуализм и отгороженность его участников от социальных процессов. Во многих киберпанковских романах и фильмах такое асоциальное либертарианство изображается главным персонажем-хакером – индивидом-одиночкой, сражающимся за собственное выживание внутри виртуального мира информации. приведенные черты киберпанковского мировоззрения характерны вообще для всей киберкультуры, возникшей вокруг глобальной сети. На самом деле в современном мире, опутанном паутиной интернет и позволяющим соприкоснуться с виртуальной реальностью, киберпанк перестает быть маргинальным течением, а его альтернативный пафос сходит на нет. в то же время, данный феномен остается интересен как пример организации вокруг телекоммуникационных сетевых технологий специфического течения, охватывающего как сферу искусства, так и сферу межличностных отношений в информационном обществе (Gomez-Diago, 2012).

Вместе с тем доминирование индивидуалистских тенденций во всемирной паутине обусловливает фактическую невозможность создания какого-либо масштабного сетевого сообщества, поэтому, употребляя понятие «киберкультура», мы поступаем не совсем корректно. На самом деле единой киберкультуры нет и быть не может равно, как не существует и никакого «сетевого сообщества». Сеть – это амбивалентное пространство, с одной стороны – пространство одиночек, объединить которых в некую общность, подобную существующим в обществе партиям и движениям, практически невозможно, а с другой – среда для формирования виртуальных сообществ и даже реальных политических сил. В сети отсутствует фактор конъюнктуры, поэтому, если люди здесь объединяются, то диктуется это не какими-то внешними мотивами, а их потребностями и влечениями. Поэтому, когда идет речь о киберкультуре в целом, то ее следует понимать не как какой-то универсум, а как сплетение, мозаику, нарезанную из множества различных субкультур, реализующих себя в киберпространстве глобальной сети. Несомненно, фрагментарность интернета коррелирует с плюрализмом и фрагментарностью постмодерной культуры в целом. Сеть способствует утверждению «племенной психологии», то есть воплощает стремление людей выразиться в группах, объединенных по определенным, разделяемым индивидами интересам. Таким образом, интернет становится эффективным средством, обеспечивающим его пользователям возможность коммуникации именно с тем фрагментом реальности, который является наиболее близким их индивидуальности, что в очередной раз свидетельствует о его либертарианстве.

Говоря о формировании киберкультуры и сетевого либертарианства, нельзя пройти мимо проблем, неотступно сопровождающих этот процесс. Главная из них – это противоречие между пронизывающим всю киберидеологию постулатом о необходимости свободного доступа в сеть и реальным положением дел, показывающим, что возможностью пользования ею имеет лишь ограниченный в планетарном масштабе процент населения. Особенно это заметно в странах, где телекоммуникационная инфраструктура слаборазвита или уничтожена войнами, что влечет за собой проблемы в доступе к интернету, не только связанные с финансовым положением пользователей, но и с техническими трудностями, являющимися серьезными препонами на пути распространения мировой паутины. Несмотря на декларируемую «глобальность» интернета, на деле оказывается, что реально использовать его могут лишь наиболее образованные и наиболее оплачиваемые слои населения. При этом широкие массы, не имеющие финансовой, технической возможности или же просто не владеющие навыками работы с компьютерами, остаются вне «глобальных объятий» сети, особенно в странах «третьего мира». Таким образом, интернет становится не средством фрагментации населения на локальные микрогруппы, а в определенной степени оказывается механизмом расщепления общества на два обширных антагонистических слоя: «виртуальный класс», т.е. «техноинтеллигенцию из ученых-представителей фундаментальных наук, инженеров, компьютерщиков, разработчиков видеоигр и всех остальных специалистов в области коммуникации» (Kroker, Weinstein, 1994, P. 15), и аутсайдеров, в число которых войдут наиболее неквалифицированные рабочие, различного рода маргинальные меньшинства, в общем, все те группы, которые находятся на самых низших ступенях социальной лестницы. Либеральная идеология глобальной сети оказывается порочной в том плане, что, провозглашая свободу и равенство в доступе к информации, она обходит стороной проблему невозможности реализации эгалитарных условий в праве пользования компьютерными сетями и, тем самым, невольно попустительствует утверждению «информационного апартеида». Сущность последнего метко передали Ричард Барбрук и Энди Камерон в выражении «хозяева-киборги и рабы-роботы» (Барбрук, Камерон, 2016). Нельзя оставить без внимания и то, что новейшие телекоммуникационные технологии потенциально могут создать занавес, отгораживающий замкнутую в виртуальной реальности технократическую элиту от остального общества, охваченного вредным производством, нищетой и болезнями. Примечательно, что описанное гипотетическое положение дел напоминает реальные события из жизни автора либеральных идей американской демократии Томаса Джефферсона. Он, будучи крупным калифорнийским рабовладельцем, пытался отгородить себя от необходимости непосредственного соприкосновения с обслуживающими его рабами, используя для этой цели различные технические приспособления вроде «немого официанта», созданного для доставки блюд из кухни в столовую. Сегодня вновь возникает опасность, что передовые технологии станут использоваться для опосредования нежелательных контактов между «рабами» и «хозяевами», тем самым они будут способствовать утверждению двойных моральных стандартов и усилению социальной сегрегации.

Подводя итог рассмотрению идеологии глобальной сети, отметим, что, начав формироваться под знаком маргинальных движений хакеров и киберпанков, по мере своего развития идеология всемирной паутины становится основой мировоззрения всей киберкультуры, порожденной сетью интернет. При этом она во многом пересекается с ключевыми идеями постмодернистской философии, в частности, вариантом подобного синтеза может служить интеллектуальное течение под названием «киборгпостмодернизм» (Шредер, 1995, С. 117–125). Таким образом, сетевые компьютерные технологии могут рассматриваться как пример, демонстрирующий характерную для культуры информационного общества взаимосвязь технологических и мировоззренческих новаций. Вместе с тем, сетевое либертарианство, вдохновленное постмодернистским релятивизмом и постструктуралистским ризоморфизмом, оборачивается ловушками тотального обесценивания, невозможности сделать личностный выбор и в итоге может стать почвой для потенциального формирования патологических форм идентификации.

Примечания:

1. Члены Исследовательского центра гипермедии Вестминстерского университета, Лондон.

2. Брюс Бетке – американский писатель-фантаст. Дебютировал в 1983 г. рассказом под названием «Киберпанк», тем не менее, творчество самого Бетке (в том числе и этот рассказ) к киберпанку не относится. Удостоен премии Филипа Дика.

3. Брайан Г. Макхейл – американский литературный теоретик постмодернизма. Он – автор «Постмодернистской беллетристики» (1987), «Строя постмодернизм» (1992) и др.

4. Американский поэт и эссеист, киберлибертарий.

Литература:

Барлоу Дж.П. Декларация независимости Киберпространства [Электронный ресурс] // Net Sago. – 2008. – Режим доступа: http://netsago.org/ru/docs/print/3/0. - Дата обращения: 10.6.2018.

Барлоу Д.П. Продажа вина без бутылок: Экономика сознания в глобальной Сети [Электронный ресурс] // 1999. – Режим доступа: http://lib.ru/COPYRIGHT/barlou.txt. - Дата обращения: 10.6.2018.

Барбрук Р., Камерон Э. Калифорнийская идеология [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://programming-lang.com/ru/computers/ladlou/0/j51.html. - Дата обращения: 10.6.2018.

Войскунский А.Е. Метафоры Интернета // Вопросы философии. – 2001. – № 11. – С. 64–79.

Два лика антиутопии: Киберпанк [Электронный ресурс] // LiveJournal. – 2014. – Режим доступа: http://shmandercheizer.livejournal.com/45156.html. - Дата обращения: 10.6.2018.

Дери М. Скорость убегания: киберкультура на рубеже веков. — Екатеринбург: Ультра. Культура. – Москва : АСТ Москва, 2008. – С. 39.

Емелин В.А. Проблемы контроля и обеспечения безопасности в интернете // Материалы Пятой международной научной конференции по проблемам безопасности и противодействию терроризму. Т. 1. – Москва: МЦНМО, 2010. – С. 222–225.

Емелин В.А. Киборгизация и инвалидизация технологически расширенного человека // Национальный психологический журнал. – 2013. – № 1(9). – С. 62–70. doi:  2079-6617/2013.0108.

Емелин В.А. Кризис постмодернизма и потеря устойчивой идентичности. // Национальный психологический журнал. – 2017. – № 2(26). – С. 5–15. doi: 10.11621/npj.2017.0202

Емелин В.А., Рассказова Е.И., Тхостов А.Ш. Единство и разнообразие процессов. // Формирования идентичности личности. – Вопросы философии. – 2018. – № 2. – С. 27–38.

Емелин В.А., Тхостов А.Ш. Соблазны и ловушки темпоральной идентичности. // Вопросы философии,– 2016. –  № 8. – С. 115–125.

Кирчев К. Манифест киберпанка [Электронный ресурс] // Киберпанк/Cyberpunk. – 2003. – Режим доступа: http://kiberpanka.net/history/179-manifest-kiberpanka.html. - Дата обращения: 10.6.2018.

Макхейл Б. ПОСТкиберМОДЕРНпанкИЗМ // Комментарии. – 1997. – № 11. – С. 37–49.

Отличительные признаки либертарианства [Электронный ресурс] // Московский либертариум. – Режим доступа: http://www.libertarium.ru/one_lesson_05. - Дата обращения: 10.6.2018.

Шредер Р. Киберкультура, киборгпостмодернизм и социология технологий виртуальной реальности: скольжение на волнах души в век информации // На путях постмодернизма. – Москва, 1995. – С. 117–125.

Belsham, W. (1789) Essays, philosophical, historical, and literary. Retrieved from: https://books.google.ru/books?id=Z6Y0AAAAMAAJ&pg=PA11&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false. (Accessed 10.6.2018).

Bhattacharya, S. (2016) The Man who Changed the World: Tim Bernerss-Lee. Esquire. Retrieved from: https://www.esquire.com/uk/culture/news/a11106/the-man-who-changed-the-world/. (Accessed 10.6.2018).

Cogswell, N. (2016) The History of the Hippie Cultural Movement. The Culture Trip. Retrieved from: https://theculturetrip.com/north-america/usa/california/articles/the-history-of-the-hippie-cultural-movement/. (Accessed 10.6.2018).

Emelin, V.A., Tkhostov, A.Sh, & Rasskazova, E.I. (2014) Psychological adaptation in the info-communication society: The revised version of the Technology-Related Psychological Consequences Questionnaire. Psychology in Russia: State of the Art, 7(2), 105–120. doi: 10.11621/pir.2014.0210.

Emelin, V.A., Rasskazova, E.I., & Tkhostov, A. Sh. (2017) Technology-related Transformations of Imaginary Body Boundaries: Psychopathology of the Everyday excessive Internet and Mobile Phone Use. Psychology in Russia: State of the Art. 10(3), 178–189. doi: 10.11621/pir.2017.0312

Est R., van (2014) Intimate Technology: The Battle for Our Body and Behavior. The Hague.

Gomez-Diago, G. (2012) Cyberspace and Cyberculture. ReserchGate. Retrieved from: https://www.researchgate.net/publication/284078559_Cyberspace_and_Cyberculture. (Accessed 10.6.2018).

Hammet, F. (1993) Virtual reality. N.Y.: Haworth Press, 261.

Koepsell, D.R. (2003) The Ontology of Cyberspace: Philosophy, Law, and the Future of Intellectual Property. Illinois: Open Court, 160.

Kroker, A. & Weinstein, M. (1994) Data Trash: the theory of the virtual class. Montreal: New World Perspectives, 15.

Levy, P. (2001) Cyberculture.  Minneapolis: University of Minnesota Press, 259.

McKenzie, W. (2017) Cyberpunk – From Subculture to Mainstream [Electronic resource. The Cyberpunk Project. Retrieved from: http://project.cyberpunk.ru/idb/cyberpunk_from_subculture_to_mainstream.html. (Accessed 10.6.2018).

Mortillaro, N. (2016) The World Wide Web Turns 25: How It Changed Everything. Global News. Retrieved from: https://globalnews.ca/news/2897780/the-world-wide-web-turns-25-how-it-changed-everything/. (Accessed 10.6.2018).

Two faces of anti-utopia: Cyberpunk LiveJournal. Retrieved from: http://shmandercheizer.livejournal.com/45156.html. (Accessed 10.6.2018).

Yablonsky, L. (2000) The Hippie Trip: A firsthand account of the beliefs, drug use and sexual patterns of young drop-outs in America. San Jose, CA: toExcel, 372.