ISSN 2079-6617
eISSN 2309-9828
Депрессия у детей младенческого и раннего возраста

Депрессия у детей младенческого и раннего возраста

Скачать в формате PDF

Поступила: 10.10.2017

Принята к публикации: 28.10.2017

Дата публикации в журнале: 01.01.2018

Страницы: 104-113

DOI: 10.11621/npj.2017.0410

Ключевые слова: депрессия; материнская депрессия; эмоциональная компетентность; ранний возраст; младенческий возраст

Доступно в on-line версии с: 01.01.2018

Для цитирования статьи:

Киселева М. Г. Депрессия у детей младенческого и раннего возраста. // Национальный психологический журнал 2017. № 4. c.104-113. doi: 10.11621/npj.2017.0410

Скопировано в буфер обмена

Скопировать
Номер 4, 2017

Киселева Мария Георгиевна

Аннотация

Актуальность. Изучение ранней траектории эмоционального развития может иметь ключевое значение для распознавания случаев депрессии и особенностей ее протекания у детей в возрасте до трех лет, когда заблаговременное вмешательство может дать так называемое «окно возможностей» для большего терапевтического эффекта. 

Цель. Целью данной статьи стал обзор литературы, посвященной проблеме депрессии у детей младенческого и раннего возраста, и выявление факторов риска ее развития, в частности, риска развития материнской депрессии.

Описание хода исследования. Нами был проведен анализ источников литературы, посвященной теме материнской и детской депрессии. Проведено исследование, направленное на получение данных о наличии депрессивной симптоматики у 233 матерей детей младенческого возраста с врожденным пороком сердца в период хирургического лечения. 

Результаты. В статье приведены данные, подтверждающие, что материнская депрессия негативно сказывается на детско-родительском взаимодействии и является фактором развития депрессии ее у ребенка. Анализ результатов исследования уровня депрессивной симптоматики среди матерей детей с ВПС в период хирургического лечения (клиническая группа) выявил следующее. 27,1% матерей детей с врожденным пороком сердца младенческого возраста имели признаки субклинической депрессии, а 17,7% – выраженной депрессии (за два дня до хирургической операции на сердце у ребенка). Через две недели после операции 30,04% матерей таких детей имели признаки субклинической депрессии, а 18, 22% – выраженной депрессии, что является негативным фактором для психологического развития детей данного возраста. 

Выводы. Явление депрессии детей младенческого и раннего возраста остается темой для обсуждения в научном сообществе. Однако, становится ясным, что материнская депрессия, если и не вызывает ответную депрессию у ее ребенка, то вносит негативный вклад в его психическое развитие, что требует дальнейшего изучения.

Отношение специалистов в об­ласти психического здоровья и развития ребенка к концеп­ции проявления депрессии в самом раннем возрасте постоянно менялось в течение последних десятилетий. Еще в 40-х годах прошлого века была обнару­жена и описана клиническая (анаклитическая) депрессия у детей первого года жизни, лишенных связей со взрослым, осуществляющим первичный уход за ре­бенком (Spitz, 1946). Однако в последую­щие годы превалировала теория, предпо­лагающая, что такие дети слишком малы, чтобы испытывать основополагающие эмоции, связанные с депрессией. Таким образом, вообще исключалась возмож­ность проявления клинической депрес­сии в дошкольном возрасте (Rie, 1966) Но последние исследования в области базового эмоционального развития че­ловека опровергли данное утверждение, продемонстрировав эмоциональную раз­витость детей до трех лет, ранее не признаваемую исследователями (Shonkoff, Phillips, 2000). Получение эмпирических данных для обоснования и описания кли­нического депрессивного синдрома у де­тей первого года жизни и детей до трех лет, остается крайне сложной задачей.

Чтобы выяснить, может ли депрессия развиться в таком раннем возрасте, и как она может проявляться, необходимо по­нимать нормативную траекторию ран­него эмоционального развития. Норма­тивное эмоциональное развитие – это те рамки, которые помогут оценить вариа­ции ранних эмоциональных пережива­ний и проявлений. Еще в начале ХХ века Дарвин предполагал, основываясь на на­блюдениях за выражением лица, что не­которые базовые эмоции присутствуют у человека уже с момента рождения. В по­следующие годы эмпирические исследо­вания подтвердили эту гипотезу (Izard, Malatesta, 1987). Но, несмотря на эти от­крытия, достаточный массив эмпирических данных, необходимых, чтобы очертить траекторию раннего эмоцио­нального развития, появился лишь к кон­цу 1980-х годов. В последние десятилетия появились данные о том, как дети осозна­ют и выражают отдельные простые эмо­ции, как у них развивается способность регулировать эмоциональные реакции, понимать причины и последствия эмо­ций, а также испытывать более сложные, комплексные эмоции (Saarni, 1999). Эти данные предоставили ученым возмож­ность проиллюстрировать то, что эмо­циональная компетенция развивается у человека в более раннем возрасте, чем считалось. Однако многие детали того, когда и как разворачивается эмоциональ­ное развитие в течение первого года жиз­ни и в дошкольном возрасте, остаются недостаточно изученными. Дальнейшее изучение этой ранней траектории может иметь ключевое значение для распозна­вания случаев депрессии и особенностей ее развития в раннем возрасте.

Задача выявления депрессии на са­мом раннем возможном этапе развития ребенка может иметь весьма существен­ное значение с точки зрения здравоох­ранения, не только потому, что облегче­ние страданий ребенка – это достойное и важное дело, но и потому, что ран­нее вмешательство может дать так на­зываемое «окно возможностей» для большего терапевтического эффекта. Исключительная действенность ранне­го вмешательства в дошкольном возра­сте была подтверждена в отношении нескольких специфических детских психических расстройств, в частности, заболеваний аутистического спектра и расстройств социального поведения (Dawson et al., 2003). Раннее вмешатель­ство может иметь особое значение при депрессии, принимая во внимание дале­ко не оптимальные реакции на лечение и высокую степень сопротивляемости терапии, которая проявляется у детей более старшего возраста, страдающих депрес­сией (Kennard et al., 2006). По этим при­чинам, а также исходя из клинических наблюдений за депрессивным аффектом на ранних этапах развития ребенка, де­прессия считается таким расстройством, при котором как можно более раннее вы­явление является перспективным с точки зрения общественного здравоохранения, а, значит, является достойным предметом научного исследования.

Центральным при исследовании де­прессии с ранним началом или, шире, расстройств настроения, является вопрос – можно ли выявить вариации в паттер­нах эмоционального развития. Эта об­ласть исследований важна не только для выявления возрастных проявлений рас­стройств настроения с ранним началом, но, что даже более существенно с клини­ческой точки зрения, для определения потенциальных возрастных мишеней для раннего вмешательства. Признание того факта, что эмоциональная компе­тентность развивается у ребенка раньше, чем было принято считать, и что она бы­стро растет в период до года, и позднее – в дошкольном возрасте ведет к предпо­ложению, что отклонения или вариации в этой области, возможно, связаны с ран­ним началом проявления расстройств настроения. Следовательно, их необхо­димо изучать.

Чарльз Дарвин первым предположил, что человек рождается со способностью выражать ограниченный спектр отдельных простых эмоций. Позднее психолог Кэррол Айзард (Carrol Izard) – специа­лист по развитию и его коллеги собрали эмпирические данные, подтверждающие, что дети до года демонстрируют кон­кретные дискретные выражения лица, со­ответствующие событиям, созданным для того, чтобы вызвать определенные эмо­циональные состояния (Izard, Malatesta, 1980). Нормативное развитие таких эмо­ций, как грусть и радость, также имеет от­ношение к развитию депрессии в возра­сте до года. Группа ученых (Shiuer, Izard, Hembree,1986) показали, что выражение грусти можно с четкостью и уверенно­стью отличить от других отрицатель­ных эмоций у ребенка уже к возрасту двух месяцев. Позднее, к шести месяцам, грустное выражение лица появляется у ребенка как реакция на события, вы­зывающие грусть, или одновременно с ними (Shiuer, Izard, Hembree,1986). Ана­логично другие исследования показа­ли, что дети демонстрируют дискретное выражение грусти на лице уже в 6–8 ме­сяцев. Что касается более дифференцированного выражения эмоций, включа­ющего в себя более тонкие и сложные проявления, то таковые наблюдаются у ребенка уже после года (Demos, 1986). Полученные результаты, показывающие, что человек способен испытывать груст­ные или радостные переживания в тече­ние первых шести месяцев жизни, гово­рят о том, что депрессивные аффекты, видимо, также возможны на этой ранней стадии развития ребенка. Тем не менее, как будет отмечено ниже, за исключени­ем убедительных клинических наблюде­ний на данном этапе у нас отсутствуют эмпирические данные для того, чтобы однозначно утверждать, бывает депрес­сия на первом году жизни или нет.

По понятным причинам гораздо больше эмпирических данных имеется об эмоциональных выражениях грусти и радости, равно как и распознавании этих и более сложных чувств, таких как, чувство вины, в более старшем – до­школьном возрасте. Один из изучаемых вопросов: начинают ли дети дошколь­ного возраста, страдающие депресси­ей, раньше осознавать и давать название отрицательным эмоциям, по сравнению с детьми, не страдающими депрессией. Результаты исследований продемонстри­ровали, что дети дошкольного возраста, страдающие депрессией, с большей го­товностью распознают выражение гру­сти на женском лице, чем дети из контр­ольной группы. Эти данные говорят о том, что способность распознавать и определять отрицательные эмоции, в частности грусть, может развиваться быстрее у детей дошкольного возраста, которые испытывают депрессию. Важно провести целенаправленные дополни­тельные исследования по этому вопросу.

Современные исследования депрес­сии у детей в дошкольном возрасте сос­редоточены на изучении развития более сложных эмоций, в частности, чувства вины и стыда. Группа ученых (Kochanska et al., 2002) показали, что дети понимают переживание вины уже в трехлетнем возрасте. В свете этого открытия мы предпо­ложили, что дошкольники, страдающие депрессией, как и люди более старшего возраста в этом состоянии, испытывают более глубокое чувство вины, чем здо­ровые дети. Для оценки глубины чувст­ва вины у детей дошкольного возраста были использованы две качественно раз­ные методики. В первом случае исполь­зовался отчет родителей под названием «Мой ребенок» о том, насколько ребенок склонен демонстрировать чувство вины и предпринимать какие-либо действия, чтобы исправить породившую его ситуа­цию (Kochanska, 2002).

Полученные данные продемонстри­ровали, что дети, страдающие депресси­ей, испытывают более сильное чувство вины, чем дети более младшего возраста из нескольких контрольных групп, включая детей, страдающих расстройствами социального поведения, перечисленны­ми в «Руководстве по диагностике и ста­тистике психических расстройств» (DSM-IV). Это такие расстройства, как синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), расстройство поведения, а так­же тревожные расстройства (Luby et al., 2008). Еще одно важное наблюдение – у дошкольников, страдающих депресси­ей, меньше проявлялась тенденция к про­изведению действий для исправления чувства вины. Эти данные свидетельству­ют о том, что чрезмерное чувство вины является центральной чертой депрессии уже в дошкольном периоде, а, значит, на него должны быть направлены методики раннего вмешательства.

Несмотря на достаточное внимание, уделяемое вопросам депрессии у детей первого года жизни, на сегодняшний день нет систематизированных данных, которые позволяли бы сделать вывод о том, возможно ли развитие настояще­го депрессивного синдрома до трехлет­него возраста. Хотя самые первые наблю­дения депрессивного аффекта у детей первого года жизни были сделаны еще в середине 40-х годов прошлого века, когда психоаналитик Рене Шпитц вы­пустил убедительные отчеты о социаль­ном отчуждении, апатии, подавленном настроении, неспособности успешно развиваться у воспитанников казенных учреждений (Spitz, 1946). Автор описы­вает данный синдром как «анаклитиче­скую» депрессию, рассуждая о том, что она, скорее всего, является реакцией ребенка на разлучение со взрослым, осу­ществляющим за ним основной уход. Та­кие дети не могли успешно развиваться даже при наличии адекватного питания и физического ухода, что подтверждало жизненно важное значение эмоциональ­ных элементов ранних отношений ребенок–основной взрослый. Эти выводы убедительно подтверждали наличие де­прессивного аффекта и задержки физи­ческого развития, явно являющихся след­ствием психосоциальной депривации. Несмотря на это, наблюдения Р. Шпитца, теперь считающиеся фундаментальными, не оказали большого влияния на призна­ние возможности развития депрессии с очень ранним началом специалистами традиционной психиатрии.

Через несколько десятилетий после того, как Р. Шпитц опубликовал убеди­тельное описание депрессивного аффек­та у детей первого года жизни, специа­листы в области психологии развития разработали новую системную методи­ку для исследования настроений и аф­фектов у младенцев, чьи матери страда­ют депрессией, то есть принадлежащих к группе гипотетического риска, связанного как с генетическими, так и с психо­логическими факторами (Cohn, Tronick, 1983; Field, Diego, Hernandez-Reif, 2009; Murray, 1992) . Эта группа представляла особый интерес, поскольку пред- и по­слеродовая депрессия у матерей считает­ся фактором риска по целому ряду про­блем развития ребенка (Murray, Sinclair, Cooper, Ducournau, Turner, 1999; Abrams et al., 1995; Adamsom, Frick, 2003; Anokhin et al., 2006; Atkinson et al., 2000; Austin et al., 2005). Депрессия у молодой матери, продолжающаяся дольше обычного по­слеродового синдрома, который прохо­дит сам, приводит к ненадлежащему ухо­ду за ребенком, поскольку мать проявляет меньше чуткости и поддержки (Downey, Coyle, 1990). По наблюдениям, матери, страдающие депрессией, оказываются недостаточно открытыми и отзывчивы­ми, демонстрируют меньше позитивно­го аффекта и даже реже смотрят на своих малышей, чем не страдающие этим мате­ри. Матери, переживающие хроническую депрессию, также дают детям меньше со­циальной стимуляции – меньше дотрагиваются до них, реже играют и меньше разговаривают с ними. По результатам исследований, данные недостатки ухода за ребенком приводят к целому ряду не­гативных эмоциональных последствий и проблем развития, то есть являются су­щественным фактором риска для ребен­ка первого года жизни.

К настоящему времени проведено большое количество исследований, ре­зультаты которых, совпадая, подтвержда­ют, что депрессия у матери, которая при­ходится на первый год жизни ребенка и дошкольный период, может неблаго­приятно воздействовать на его эмоцио­нальное развитие (Downey, Coyle, 1990). Для исследований были разработаны экспериментальные парадигмы, позво­ляющие наблюдать за выражением лица ребенка первого года жизни и его моторной активностью, проявляющимися в результате определенных стимулиру­ющих действий, и систематически оце­нивать эти реакции, делая заключения об эмоциональном состоянии ребен­ка. Многие группы исследователей ис­пользовали «Каменное лицо» (Still Face Paradigm) (Cohn, Tronick, 1983) – лабо­раторный эксперимент, в котором мате­рей просили специально сохранять нейтральное выражение лица, вместо того чтобы реагировать на сигналы ребенка. Эта методика позволяла успешно диф­ференцировать детей из группы риска и контрольной группы.

По наблюдениям исследователей, дети матерей, страдающих депрессией, оказывались менее активными и более замкнутыми, демонстрировали меньше позитивного аффекта при контакте с ма­терью, чем другие дети. Что немаловажно, во время эксперимента «Каменное лицо» такие дети проявляли меньше недоволь­ства, чем дети матерей, не страдающих депрессией. Это говорит о том, что они привыкли к недостаточной открытости и чуткости своих матерей. Эти данные впервые указали на то, что дети первого года жизни чутко реагируют на эмоцио­нальное состояние взрослого, осуществ­ляющего основной уход за ними. Они подтвердили, что межличностное взаимодействие и факторы окружения на раннем этапе могут оказать существен­ное влияние на эмоциональное развитие ребенка, что может иметь значение для психопатологии развития и расстройств настроения.

Анализ результатов нашего исследо­вания, в котором приняли участие 233 диады, (дети с ВПС первого года жизни на стадии хирургического лечения и их матери; средний возраст детей составил 6,61±2,22 месяца), показал, что в группе матерей детей с врожденным пороком сердца (ВПС) в период хирургического лечения (клиническая группа) уровень депрессии составил 19,38±7,18 баллов, а в группе матерей со здоровыми детьми (основная группа) – 11,22±6,23 баллов. В клинической группе 27,1% матерей имели признаки субклинической депрес­сии (более 9 баллов по Шкале депрессии Центра эпидемиологических исследо­ваний – ЦЭС, а 17.7% – выраженной де­прессии (более 25 баллов по ЦЭС) за два дня до хирургической операции на сердце у ребенка. Через две недели после операции в клинической группе 30,04% матерей имели признаки субклиниче­ской депрессии (более 9 баллов по ЦЭС), а 18.22% – выраженной депрессии (более 25 баллов по ЦЭС). Таким образом, видно, что депрессивная симптоматика увели­чивалась после проведенной хирургиче­ской операции. Корреляционный анализ не выявил статистически значимой вза­имосвязи уровня депрессивной симпто­матики до и после операции (Киселева, 2016).

За два дня до операции в клинической группе 48,5% матерей имели высокий уровень ситуативной тревоги, 22,3% – повышенный, через две недели после операции в клинической группе 30,54% матерей имели высокий уровень тревоги, что негативно сказывалось на психологическом функционировании их детей. Уровень тревоги снижался после прове­денной хирургической операции (Кисе­лева, 2016).

Группа исследователей (Abrams et al., 1995) показала, что негативный аффект у ребенка первого года жизни распро­страняется на взаимодействие с други­ми взрослыми (чужими). Однако позднее другие исследования выяснили, что дети матерей, страдающих депрессией, демон­стрируют меньше депрессивных прояв­лений при взаимодействии с другими значимыми взрослыми – воспитатель­ницей или отцом, который депрессией не страдает (Hossain et al., 1994). Иными словами, если у ребенка есть близкие от­ношения с другим взрослым, не страдаю­щим депрессией, эти отношения служат неким буфером, защищающим его от не­гативного воздействия депрессии мате­ри. Эти данные подчеркивают необходи­мость дополнительных благополучных отношений ребенка из группы риска с другими взрослыми.

Современное понимание факторов, влияющих на эмоциональное развитие в течение первого года жизни, основа­но не только на визуальной оценке раз­личий в эмоциональных реакциях (по выражению лица или двигательной ак­тивности), но и на других психологиче­ских маркерах реактивности, таких как мозговая активность или изменения ча­стоты сердечных сокращений. У взро­слых, страдающих депрессией, наблюда­ется энцефалографическая асимметрия (ЭЭГ), в частности, снижение активности в левой лобной доле (Wheeler, Davidson, Tomarken, 1993). Данные большого ко­личества исследований, проведенных на взрослых и на очень маленьких детях, показывают, что функции лобной доли мозга и асимметрия в активации связаны с дискретными эмоциями. В частности, активация правой лобной доли происхо­дит с большей вероятностью при плаче и грусти, тогда как относительно более сильная активация левой лобной доли происходит от радости. Эти данные ука­зывают на потенциально важные нейро­физиологические изменения, связанные с депрессивными эмоциями.

G. Dawson с коллегами выдвинули ги­потезу о том, что индивидуальные разли­чия в активации лобной доли головного мозга у детей, возможно, являются след­ствием жизненного опыта, а не врожден­ных биологических факторов. Некото­рые из этих различий могут быть связаны с той важной ролью, которую родители играют в эмоциональном развитии ре­бенка и выработке у него соответству­ющих навыков: регуляции, экспрессии, распознавания эмоций и др. Эмпири­ческие данные показывают, что у детей первого года жизни во время приятных игровых взаимодействий со взрослы­ми, осуществляющими за ними основ­ной уход, обычно наблюдается большая активация левой фронтальной области. G. Dawson с коллегами обнаружили, что у детей, матери которых страдают де­прессией, нет различий между левосто­ронней и правосторонней активацией фронтальной области. Это говорит о том, что для этих детей, возможно, взаимо­действие с матерью не является особен­но приятным (Dawson et al., 1992). Оста­ется неизвестным, распространяются ли эти изменения на взаимодействие с дру­гими взрослыми, осуществляющими уход за ребенком. Эти данные подтверждают концепцию о том, что социальное взаи­модействие со взрослыми может влиять на фронтальную асимметрию. Они так­же подтверждают важную роль динамики отношений как фактора, определяющего ранние биологические процессы.

На текущий момент крупномасштаб­ных систематических эмпирических ис­следований клинической депрессии у де­тей первого года жизни и до трех лет не проводилось. Несмотря на такой пробел в эмпирических данных, весь коллектив­ный опыт клиницистов и убедительные описания соответствующих случаев по­зволяют говорить о том, что данный син­дром может встречаться у детей до трех лет. На основании имеющихся наблюде­ний диагностические критерии и описа­ния симптомов депрессии, применимые к детям этого возраста, были изложены в альтернативной диагностической сис­теме (принимающей во внимание стадию развития пациента) под названием «Ди­агностическая классификация психиче­ских расстройств и нарушений развития у детей первого года жизни и дошкольни­ков» (уточненная) (Carter A., Briggs, 2004). Эта классификация основана на опыте работы многопрофильной группы кли­ницистов-специалистов по психическо­му здоровью детей первого года жизни и дополнена базой эмпирических дан­ных. Раздел, посвященный депрессии у детей первого года жизни и дошколь­ников, содержит описания симптомов депрессии на различных этапах раннего развития и охватывает две диагностиче­ские категории: глубокая депрессия и не­специфическое депрессивное расстрой­ство (НДР). В эту классификацию также входит категория – «продолжительное чувство утраты/тоски», подразумева­ющая обычно временный депрессив­ный аффект, который может возникнуть в результате потери взрослого, осуществ­ляющего основной уход. Эти категории могут использоваться как удобная струк­тура, с помощью которой клиницисты могли бы определять имеющиеся откло­нения, а также в качестве направления дальнейших эмпирических изысканий.

Первые эмпирические исследования клинических симптомов депрессии у де­тей дошкольного возраста были проведе­ны группой Kashanai с коллегами в 80-е годы прошлого века. Исследователей ин­тересовало, могут ли у детей дошколь­ного возраста проявляться симптомы депрессии, описанные в «Диагностиче­ском и статистическом руководстве по психическим расстройствам» (третьем издании) (Carter A., Briggs, 2004). Этот вопрос ранее не рассматривался в рам­ках эмпирических исследований. Дан­ная группа ученых предложила описания клинических случаев у детей дошколь­ного возраста, симптомы которых сов­падали с критериями «большого депрес­сивного расстройства» (БДР) по DSM-III (MDD) (Kashanai et al., 1986). Кроме того, они задались вопросом, можно ли выделить дошкольников, страдающих дан­ным расстройством, среди общего на­селения. Выявив некоторое количество дошкольников с тревожными симптома­ми, которые, однако, не совпадали в точ­ности с критериями БДР по DSM-III, они заключили, что, возможно, этим крите­риям требуется доработка в соответствии с возрастными особенностями развития (Kashani, Holcomb, Orvaschel, 1986).

Выводы, сделанные этой группой, вку­пе с данными по аффективным изме­нениям у детей, чьи матери страдают депрессией, подтолкнули ученых Меди­цинского института при Вашингтонском университете к новому исследованию, связанному с детьми дошкольного воз­раста, в рамках программы «Раннее эмо­циональное развитие». Их работа внесла несколько существенных дополнений в существующую методологию. Во-пер­вых, в практику было добавлено соответствующее возрасту структурирован­ное собеседование с ребенком, которое позволяло оценивать симптомы, адап­тированные к соответствующей ста­дии его развития. Например, ангедония описывалась как «неспособность по­лучать удовольствие от занятий и игр» (а не как отсутствие либидо – симптом, который можно легко определить у взро­слого пациента). Кроме того, сравнение проводилось с двумя контрольными груп­пами: здоровой и психиатрической, что­бы установить специфичность симптомов именно для депрессии.

Данные этого исследования явились обоснованием для выделения специфи­ческой и стабильной группы симптомов, которые проявляются у детей от трех до пяти с половиной лет (Luby et al., 2008). Кроме того, основываясь на данных о психиатрическом статусе кровных род­ственников ребенка (прямое и непрямое родство), был сделан вывод, что дети до­школьного возраста, страдающие депрес­сией, происходят из семей, в которых чаще встречались связанные аффективные расстройства, по сравнению с семья­ми из «здоровой» контрольной группы. На основании этих сведений, сообщен­ных родителями, ученые заключили, что очевидно детям в дошкольном периоде депрессия передается в семье, так же, как взрослым и более старшим детям, как это было показано ранее (Jaffee et al., 2002). Тот факт, что склонность к депрессии пе­редается в семье (генетически либо пси­хологически), и наличие группы спе­цифических и стабильных симптомов явились основными аргументами в поль­зу объективного признания психиатри­ческих расстройств. Так пишут в своей работе Robins и Guze (Robins, Guze, 1970).

Исследователи также рассмотрели во­прос о том, проявляют ли дети «замас­кированные» симптомы депрессии, та­кие как соматические недомогания или регресс в развитии. Этот вопрос интере­совал их, поскольку клинически всегда считалось, что маленькие дети не могут демонстрировать «настоящие» симпто­мы депрессии и вместо этого демон­стрируют «замаскированные», но эмпирически это утверждение никогда не исследовалось. Примечательно, что дети дошкольного возраста, участвовавшие в исследовании, гораздо чаще проявляли «настоящие» симптомы по DSM с поправ­кой на возраст, чем «замаскированные» симптомы (Luby et al., 2008). Тем не менее, и «замаскированные» симптомы депрес­сии также чаще встречались в обследуе­мой группе, чем в контрольных группах.

Это наблюдение совпало с более ран­ними данными, касающимися детей школьного возраста, страдающих де­прессией (Carlson, Cantwell, 1980). Тот факт, что у маленьких детей могут проявляться основные симптомы депрессии, и что они проявляются чаще, чем «замаскированные», очень важен. Он говорит о том, что клиницистам следует обра­щать внимание на типичные симптомы, скорректированные по возрасту ребенка, даже у дошкольников.

Это исследование также добавило не­сколько маркеров реальности депрес­сии, проявляющейся уже в дошкольный период. У дошкольников был выявлен признак, указывающий на отклонение – ключевой показатель степени соответ­ствия принятых критериев диагностики для конкретного состояния данному па­циенту в системе DSM. Отклонение слож­но обнаружить у ребенка этого возраста, поскольку у него нет большой необходи­мости действовать в структурированных обстоятельствах, что приводит к неод­нозначности его оценки (Carter, Briggs- Gowan, 2000).

Ученые установили наличие груп­пы специфических и стабильных сим­птомов, похожих на расстройство в семейном анамнезе и факты, свидетель­ствующие о нарушении социализации – важные маркеры наличия психиатри­ческого расстройства и депрессии в до­школьном возрасте. Однако объективные данные предоставляют более высокий уровень научной достоверности. Поэто­му, чтобы подтвердить возможность де­прессии в дошкольном возрасте, ученые интересуются измеряемыми биологиче­скими параметрами в качестве маркеров депрессии. У взрослых однозначно на­блюдаются изменения физиологической реакции на стресс со стороны оси гипо­таламус–гипофиз–кора надпочечников (ГГКН) (Francis et al., 2002). На основании этих данных было показано, что прио­бретенная дисфункция стресс-ответа яв­ляется одним из центральных элементов психопатологии развития и этиологии депрессии. Следуя этому образцу, было проведено исследование стресс-ответа у дошкольников с симптомами депрессии в сравнении с двумя контрольным группа­ми: психиатрической группой, но без де­прессии и здоровой.

Современные исследователи изме­ряли уровень кортизола в слюне перед, во время и после умеренно стрессоген­ного лабораторного задания (Luby et al., 2008). Задание представляло собой экс­периментальную парадигму, рассчитан­ную на то, чтобы вызвать несильный психологический стресс с целью иссле­дования реактивности оси ГГКН у детей, страдающих депрессией, в сравнении с детьми с иными психиатрическими расстройствами и здоровыми детьми. У детей, страдающих депрессией, выяви­лась другая структура кортизольной ре­активности на стресс, по сравнению со здоровыми детьми и психиатрической контрольной группой. Примечательно, что дети дошкольного возраста, стра­дающие депрессией, демонстрировали уникальный, повторяющийся сценарий повышения уровня кортизола в течение всего периода оценивания, что совпада­ло со сценариями, которые наблюдались у более старших детей и взрослых. Этот сценарий отличался от более типичного, вероятно адаптивного сценария, наблю­даемого у двух контрольных групп, при котором уровень кортизола падал после входа в лабораторию, что соотносится с акклиматизацией в новой ситуации. Эти данные представляют собой важное достижение на пути обоснования наличия депрессии у дошкольников, поскольку представляют собой объективный пока­затель физиологических изменений, ана­логичный ранее отмеченным изменени­ям при взрослой форме заболевания.

Далее подобные изменения стресс-от­вета оси ГГКН также наблюдались у де­тей, чьи матери страдали депрессией (Dawson et al., 2001). Данные о том, что подобные изменения при этом расстрой­стве обнаруживаются и у более взрослых пациентов, говорит об определенном постоянстве в базовой патофизиологии де­прессии во всех возрастах. Следуя этому принципу, дополнительные факты, под­тверждающие это постоянство, могли бы дать представление о психопатологии де­прессивных расстройств в разные перио­ды развития.

Поскольку сам факт возможности на­личия депрессии у детей младенческого и раннего возраста начал признаваться специалистами не так давно, к настоя­щему моменту не проводилось систематических исследований на предмет лечения данного расстройства. В лите­ратуре отражены некоторые описания случаев заболевания и разнообразные виды терапии. Однако для улучшения клинической практики необходимо проводить крупномасштабные эмпири­ческие исследования с использованием стандартизованных методик и контр­олируемых оценок.

Литература:

Киселева М.Г. Особенности психического развития детей раннего возраста с врожденным пороком сердца // Азимут научных исследований: педагогика и психология. – 2016. – Т. 5. – №4 (17). – С. 358–361.

Шпиц Р.А., Коблинер У.Г. Первый год жизни. Психоаналитическое исследование нормального и отклоняющегося развития объектных отношений / пер.с англ. Л.Б. Сумм; под ред. А.М. Боковикова. – Москва : Академический Проект, 2006. – 362 с.

Abrams, S. M., Field, T., Scafidi, F., & Prodrmidis, M. (1995) Newborns of depressed mothers. Infant Mental Health Journal, 16, 233–239. doi: 10.1002/1097-0355(199523)16:3<233::AID-IMHJ2280160309>3.0.CO;2-1

Adamson, L. B., & Frick, J. E. (2003) The still face: A history of a shared experimental paradigm. Infancy, 4, 451–473. doi: 10.1207/S15327078IN0404_01

Anokhin, A. P., Heath, A. C., & Myers, E. (2006) Genetic and environmental influences on frontal EEG asymmetry: A twin study. Biological Psychology, 71, 289–295. doi: 10.1016/j.biopsycho.2005.06.004

Atkinson, L., Paglia, A., Coolbear, J., Niccols, A., Parker, K. C. H., & Guger, S. (2000) Attachment security: A meta-analysis of maternal mental health correlates. Clinical Psychology Review, 20, 1019–1040. doi: 10.1016/S0272-7358(99)00023-9

Austin, М.-P., Hadzi-Pavlovic, D., Leader, L., Saint, K., & Parker, G. (2005) Maternal trait anxiety, depression, and lire event stress in pregnancy: Relationships with infant temperament. Early Human Development, 81(2), 183–190. doi: 10.1016/j.earlhumdev.2004.07.001

Bevilacqua, F., Palatta, S., Mirante, N., Cuttini, M., Seganti, G., & Dotta, A., et al. (2013) Birth of a child with congenital heart disease: emotional reactions of mothers and fathers according to time of diagnosis. J Matern Fetal Neonatal Med, 26(12), 1249. doi: 10.3109/14767058.2013.776536

Carlson, G., & Cantwell, D. (1980) Unmasking mask depression. Americdn journal of psychiatry, 145,1222–1225.

Carter, A., Briggs, & Gown M. (2004) Assessment of children’s development and psychopathalogy. J of child psychology and psychiatry, 45, 109–134. doi: 10.1046/j.0021-9630.2003.00316.x

Carter, A. S., Briggs-Gowan, M. J. (2000). The Infant-Toddler Social and Emotional Assessment (ITSEA). New Haven, CT, Yale University, Department of Psychology.

Cohn, J. F., & Tronick, E. Z. (1983) Three-month-old infants’ reaction to simulated maternal depression. Child development, 54,185–193. doi: 10.2307/1129876

Dawson, G., Grofer, Klinger, L., Panagiotides, H., Spieker, S., & Frey, K. (1992) Infants of mothers with depressive symptoms: Electroencephalographic and behavioral findings related to attachment status. Development and Psychopathology, 4, 67–80. doi: 10.1017/S0954579400005563

Dawson, G., Klinger, L., Hill, D., & Spieker, S. (1992) Frontal lobe activity and affective behavior of infants. Child development, 63, 725–737. doi: 10.2307/1131357

Dawson, G., Ashman, S. B., Hessl, D., Spieker, S., Frey, K., & Panagiotides, H., et al. (2001) Autonomic and brain electrical activity in securely- and insecurely-attached infants of depressed mothers. Infant Behavior and Development, 24, 135–149. doi: 10.1016/S0163-6383(01)00075-3

Dawson, G., Ashman, S. B., Panagiotides, H., Hessl, D., Self, J., & Yamada, E., et al. (2003) Preschool outcomes of children of depressed others: Role of maternal behavior, contextual risk, and children’s brain activity. Child Development, 74, 1158–1175. doi: 10.1111/1467-8624.00599

Dawson, G., Frey, K., Panagiotides, H., Osterling, J., & Hessl, D. (1997) Infants of depressed mothers exhibit atypical frontal brain activity: A replication and extension of previous findings. Journal of Child Psychology and Psychiatry, 38, 179–186. doi: 10.1111/j.1469-7610.1997.tb01852.x

Dawson, G., Grofer Klinger, L., Panagiotides, H., Hill, D., & Spieker, S. (1992) Frontal lobe activity and affective behavior in infants of mothers with depressive symptoms. Child Development, 63, 725–737. doi: 10.2307/1131357

Dawson, G., Hessl, D., & Frey, K. (1994) Social influences on early developing biological and behavioral systems related to risk for affective disorder. Development and Psychopathology, 6, 759–779. doi: 10.1017/S0954579400004776

Dawson, G., Panagiotides, H., Grofer Klinger, L., & Hill, D. (1992) The role of frontal lobe functioning in the development of infant self-regulatory behavior. Brain and Cognition, 20, 152–175. doi: 10.1016/0278-2626(92)90066-U

Demos, V. (1986) Crying in early infancy. Affect and early infancy, 39–73.

Downey, G., & Coyle, J. (1990) Children of depressed parents. Psychological bulletin, 108, 50–76. doi: 10.1037/0033-2909.108.1.50

Field, T.M., Sandberg, D., & Garcia, R. et al. (1985) Pregnancy problems, postpartum depression and early mother-infant interactions. Developmental psychology, 21, 1152–1156. doi: 10.1037/0012-1649.21.6.1152

Field, T. (2002) Prenatal effects of maternal depression. In S. H. Goodman & I. H. Gotlib (Eds.) Children of depressed parents.Washington, DC, American Psychological Association.

Field, T., Diego, M., Dieter, J., Hernandez-Reif, M., Schanberg, S., & Kuhn, C., et al. (2004) Prenatal depression effects on the fetus and the newborn. Infant Behavior and Development, 27(2), 216– 229. doi: 10.1016/j.infbeh.2003.09.010

Field, T., Hernandez-Reif, M., & Diego, M. (2006) Intrusive and withdrawn depressed mothers and their infants. Developmental Review, 26(1), 15–30. doi: 10.1016/j.dr.2005.04.001

Field, Т., Diego, М., & Hernandez-Reif, M. (2009) Depressed mothers’ infants are less responsive to faces and voices. Infant Behavior and Development, 32(3), 239–244. doi: 10.1016/j.infbeh.2009.03.005

Francis, D. D., Diorio, J., Plotsky, P. М., & Meaney, M. J. (2002) Environmental enrichment reverses the effects of maternal separation on stress reactivity. Journal of Neuroscience, 22(18), 7840–7843.

Hossain, Z., & Pickens J. (1994) Infants of depressed mothers interact better with their non-depressed fathers. Infant mental health J, 15, 384–357. doi: 10.1002/1097-0355(199424)15:4<348::AID-IMHJ2280150404>3.0.CO;2-Y

Izard, C., & Malatesta, C. (1987) Perspectives on emotional development. New-York, Wiley, 677.

Jaffe, S., Moffit, T., Caspi, A., & Martin, J. (2002) Differences in early childhood risk factors. Archives of general psychiatry, 59, 215–222. doi: 10.1001/ archpsyc.59.3.215

Johanson, R., Chapman, G., Murray, D., Johnson, I., Cox, J. (2000) The North Staffordshire Maternity Hospital prospective study of pregnancy-associated depression. Journal of Psychosomatic Obstetrics and Gynaecology, 21, 93–97. doi: 10.3109/01674820009075614

Kashani, J., Ray, J., & Carlson, G. (1984) Depression in preschool children, American journal of psychiatry, 141, 1397–1402.

Kiseleva, M., & Zinchenko, Yu. (2016) The role of maternal depression symptoms in psychological functioning of infants with congenital heart decease subjected to heart surgery. Procedia - Social and Behavioral Sciences, 233, 445–449. doi: 10.1016/j.sbspro.2016.10.182

Koshanska, G., Gross ,J., Lin, M., & Nicholas, K. (2002) Guilt in young children. Child development, 72, 461–482. doi: 10.1111/1467-8624.00418

Luby, J., Stalets, M., Blankenship, S., & Pautch, J., McGrath (2008) Treatment of pre school bipolar disorder. New-York, Guilford press.

Martins, C., & Gaffan, E. (2002) Effects of early maternal depression on patterns of infant-mother attachment: A meta-analytic investigation. Journal of Child Psychology and Psychiatry, 41(6), 737–746.

Matthews, C. A., & Reus, V. I. (2001) Assortative mating in the affective disorders: A systematic review and meta-analysis. Comprehensive Psychiatry, 42, 257–262. doi: 10.1053/comp.2001.24575

McMahon, C. A., Barnett, B., Kowalenko, N. М., & Tennant, С. C. (2006) Maternal attachment state of mind moderates the impact of postnatal depression on infant attachment. Journal of Child Psychology and Psychiatry, 47(7), 660–669. doi: 10.1111/j.1469-7610.2005.01547.x

Mezulis, A. H., Hyde, J. S., & Clark, R. (2004) Father involvement moderates the effect of maternal depression during a child’s infancy on child behavior problems in kindergarten. Journal of Family Psychology, 28(4), 575–588. doi: 10.1037/0893-3200.18.4.575

Monroe, S. M., & Hadjiyannakis, K. (2004) The social environment and depression: Focusing on severe life stress. In I. H. Gotlib & C. L. Hammen (Eds.). Handbook of depression. New York, Guilford Press, 340.

Moore, G. A., Cohn, J. F., & Campbell, S. B. (2001) Infant affective response to mother’s still-face at 6 months differentially predicts externalizing and internalizing behaviors at 18 months. Developmental Psychology, 37, 706–714. doi: 10.1037/0012-1649.37.5.706

Murray, L., Sinclair, D., Cooper, P., Ducournau, P., Turner, P., & Stein, A. (1999) The socioemotional development of 5-year-old children of postnatally depressed mothers. Journal of Child Psychology and Psychiatry and Allied Disciplines. 40(8), 1259–1271. doi: 10.1111/1469-7610.00542

Murrey L. (1992) The impact of postnatal depression on infant development. J of child psychology and psychiatry and allied disciplines, 33(3), 543–561. doi: 10.1111/j.1469-7610.1992.tb00890.x

O’Connor, T. G., Heron, J., Glover, V., & Team, T. A. S. (2002) Antenatal anxiety predicts child behavioral emotional problems independently of postnatal depression. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 41, 1470–1477. doi: 10.1097/00004583-200212000-00019

O’Sullivan, C. (2004) The psychosocial determinants of depression: A lifespan perspective. Journal of Nervous and Mental Disease, 192, 585–594. doi: 10.1097/01.nmd.0000138225.19549.dd

Paulson, J. F., Dauber, S., & Leiferman, J. A. (2006) Individual and combined effects of postpartum depression in mothers and fathers on parenting behavior. Pediatrics, 118(2), 659–668. doi: 10.1542/peds.2005-2948

Poehlmann, J., & Fiese, В. H. (2001) The interaction of maternal and infant vulnerabilities on developing attachment relationships. Development and Psychopathology, 13(1), 1–11. doi: 10.1017/S0954579401001018

Porges, S. W. (2001) The polyvagal theory: Phylogenetic substrates of a social nervous system. International. Journal of Psychophysiology, 42, 123–146. doi: 10.1016/S0167-8760(01)00162-3

Porges, S. W. (2005) The role of social engagement in attachment and bonding: A phylogenetic perspective. In C. S. Carter, L. Ahnert, К. E. Grossman, S. B. Hrdy, & М. E. Lamb (Eds.) Attachment and bonding: A new synthesis. Cambridge, MA:, MIT Press.

Rich-Edwards, J. Wf, Kleinman, K., Abrams, A., Harlow, B., McLaughlin, T. J., & Joffe, H., et al. (2006) Sociodemographic predictors of antenatal and postpartum depressive symptoms among women in a medical group practice. Journal of Epidemiology and Community Healt, 60, 221– 227. doi: 10.1136/jech.2005.039370

Rie, H. (1966) Depression in childhood. J of the American academy of Child and adolescent psychiatry, 5, 653–685. doi: 10.1016/S0002-7138(09)61960-9

Robins, E., & Guze, S. (1970) Establishment of diagnostic validity. American journal of psychiatry, 126, 983–986. doi: 10.1176/ajp.126.7.983

Saarni, C. (1999) The development of social competence. New-York, Guilford press.

Shiuer, V. M., Izard, C. E., & Hembree, E. A. (1986’) Patterns of emotion expression during separation in the strange situation procedure Developmental psychology, 22(3), 378–382.

Shoncoff , J., Phillips, D. From neurons to neighborhoods. Washington, National Academy press.

Spits, R.A., & Kobliner, U.G. (2006) The first year of life. Psychoanalytic study of normal and deviant development of object relations. Moscow, Akademicheskiy Proekt, 362.

Wheeler, R. E., Davidson, R. J., Tomarken, A. J. (1993) Frontal brain asymmetry and emotional reactivity: A biological substrate of affective style. Psychophysiology, 30, 82–89. doi: 10.1111/j.1469-8986.1993.tb03207.x
Для цитирования статьи:

Киселева М. Г.Депрессия у детей младенческого и раннего возраста. // Национальный психологический журнал. 2017. № 4. c.104-113. doi: 10.11621/npj.2017.0410

Скопировано в буфер обмена

Скопировать