Стратегии регуляции эмоций: процессуальная модель Дж. Гросса и культурно-деятельностный подход.

Первичко Елена Ивановна Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Как уже отмечалось в первой части статьи, проблема регуляции эмо­ций (РЭ) в норме и патологии от­носится к числу наиболее актуальных вопросов психологической науки на сов­ременном этапе ее развития. В первой ча­сти статьи были обозначены основные концепции и парадигмы, в рамках кото­рых ставится и изучается проблема РЭ, и рассмотрены основные положения про­цессуальной модели РЭ Дж. Гросса - од­ной из наиболее признанных сегодня мо­делей РЭ, разработанной в теоретических рамках когнитивной психологии. Описа­ны выделенные Дж. Гроссом стратегии РЭ, обсуждены различные аспекты их эффек­тивности. Проанализированы возможно­сти и ограничения обсуждаемой модели. Был сформулирован вывод о том, что при имеющемся на сегодняшний день опи­сании широкого спектра регуляторных стратегий, по-прежнему открытым оста­ется вопрос о психологических механиз­мах их становления и их выбора субъ­ектом при решении конкретных задач. Поиск ответа на вопрос о психологиче­ских механизмах РЭ является принципи­альным для понимания психологического содержания РЭ как системного процесса и позволит обоснованно подойти к выде­лению стратегий РЭ и их классификации.

В заключении первой части статьи было высказано предположение о возмож­ностях ответа на поставленный вопрос с использованием теоретико-методоло­гического потенциала культурно-деятель­ностной парадигмы, с разработкой спе­циального комплексного методического подхода к экспериментальному исследо­ванию РЭ и построения, на этой основе, структурно-динамической модели РЭ.

Представления о знаковом опосредствовании высших психических функций как о психологическом механизме их регуляции в трудах Л.С. Выготского

В культурно-деятельностном подхо­де к развитию психики представление о регуляции психических функций те­сно связано с тезисом об их знаковом опосредствовании.

В монографии «История развития высших психических функций» Л.С. Вы­готский последовательно излагает свой подход к исследованию психических функций, определяя его как историче­ский и подчеркивая, что главная задача его как исследователя - показать проис­хождение и развитие психических фун­кций. Одной из главных особенностей высших психических функций (ВПФ), по Выготскому, является то, что они пред­ставляют собой качественно иной класс активности субъекта, которая вызывает­ся не только стимулом. Этот тип активно­сти предполагает наличие во взаимодей­ствии между человеком и окружающей действительностью системы опосредствований, что кардинально изменяет структуру и характер психических функций и поведения. Стимулы-средства, создаваемые человеком для управления своим поведением, Л.С. Выготский назы­вает знаками.«Два момента ... существен­ны для понятия знака ... его происхождение и функция» (Выготский, 1983а, С.78). Знак - «средство для психологического воздействия на поведение свое или чу­жое, средство внутренней деятельности, направленное на овладение самим чело­веком. Знак направлен внутрь» (там же, С.90), т.е. на организацию собственной психической активности. «Между стиму­лом, на который направлено поведение, и реакцией человека выдвигается новый промежуточный член и вся операция принимает характер опосредованного акта» (там же, С.116). Таким образом, ме­ханизму психологического опосредствования отводится определяющая роль в понимании психологических механиз­мов регуляции психических функций и состояний, а также поведения и жизнедеятельности в целом.

Мы не случайно остановились на из­ложении ряда основополагающих идей из этой работы Л.С. Выготского так под­робно. Из сказанного можно сделать не­сколько принципиально важных в теоретическом плане выводов.

Во-первых, вывод о том, что опосредо­вание ВПФ в процессе жизнедеятельности кардинально меняет характер и структуру не только ВПФ, но поведения и жизнедеятельности субъекта в целом.

Во-вторых, вывод о том, что знак (искусственно созданное человеком в процессе культурно-исторического раз­вития стимул-средство) помогает ему ов­ладеть своим поведением, и тогда «знак становится подлинным психологическим орудием . он насыщается значением» (Эльконин, 1989, С. 474).

В-третьих, вывод о том, что, опосред­ствуя свое поведение, человек получает возможность создавать новые мотивы, благодаря чему его поведение становит­ся более рефлексируемым и произволь­ным (Зейгарник, 1981).

В-четвертых, можно заключить, что этот подход предполагает возможность моделирования возникновения и разви­тия исследуемого психического процес­са в специально созданных эксперимен­тальных условиях (Эльконин, 1989).

Обозначенные положения представ­ляются нам значимыми, поскольку они могут быть экстраполированы и исполь­зованы применительно к рассмотрению проблемы РЭ.

Представления об эмоциях и их регуляции: культурно­деятельностный подход

Принято считать, что Л.С. Выготский не оставил завершенного учения об эмоциях и не рассматривал целенаправлен­но проблему их регуляции. Вместе с тем, практически во всех его работах мож­но увидеть обращения к этой теме. Их анализ позволяет получить достаточно полную картину представлений автора о психологической сущности эмоций, механизмах их развития и возможности регуляции. Знакомство с научным насле­дием Л.С. Выготского позволяет сделать вывод, что в последние годы его твор­ческого пути именно проблема эмоций и их место в структуре психического все более определенно выходило на первый план в его исследованиях в связи в по­ставленной им задачей разработки об­щепсихологической теории развития и «целостного учения о человеческом сознании» (Ярошевский, 1984, С.343).

Развитие эмоций, подчеркивает Л.С. Выготский, подчиняется той же ло­гике, что и развитие других психиче­ских функций и идет в направлении осознания: «в процессе общественной жизни чувства развиваются ... эмоции вступают в новые отношения с други­ми элементами душевной жизни, возникают новые системы, новые спла­вы психических функций, возникают единства высшего порядка.» (Выгот­ский, 1984а, С.328). «Всякая эмоция есть функция личности (курсив мой - Е.П.)» (Выготский, 1984в, С.280). Таким обра­зом, в процессе развития человека эмо­ции, как и другие психические функции, утрачивают свой «натуральный» харак­тер и становятся опосредствованными. Опосредствование эмоций приобре­тает более сложный характер в связи с развитием когнитивных процессов, что, в свою очередь, приводит к дальнейше­му усложнению форм эмоционального реагирования. Из этого следует, что эмо­ции могут быть отнесены к классу ВПФ, с такими характеристиками, как при­жизненное социальное формирование, опосредствованное строение и произ­вольная регуляция.

Эти общие положения получили даль­нейшее развитие в работах СЛ. Рубинш­тейна (1946, 1957), А.Н. Леонтьева (1971, 1975), Л.И. Божович (1972), В.К. Вилюнаса (1976, 2008), О.В. Овчинниковой (1970), Н.И. Наенко (1976), А.Е. Ольшаннико- вой (1978), Е.Т. Соколовой и В.В. Никола­евой (1995), А.Ш. Тхостова (1997, 2012), Г.М. Бреслава (2006) и др. В них отме­чается, что эмоции представляют со­бой особый, один из наиболее сложных с психологической точки зрения класс психических явлений. Будучи ограничены рамками статьи, мы обозначим лишь те аспекты психологической специфики эмоций, которые наиболее важны в кон­тексте обсуждения проблемы РЭ.

Прежде всего, необходимо подчер­кнуть, что именно эмоции задают вну­тренний базис структурирования субъ­ективной реальности, необходимый для реализации «пристрастной» и целена­правленной деятельности. «Какие усло­вия и детерминанты ни определяли бы жизнь и деятельность человека - вну­тренне, психологически действенными они становятся лишь в том случае, если им удастся проникнуть в сферу его эмо­циональных отношений, преломиться и закрепиться в ней.» (Вилюнас, 2008, С.8). В этом утверждении прочитывает­ся идея человеческой пристрастности и «избирательного обмена» системы психического со средой, ее способность к решению задач самоприспособления, самонастраивания и самоорганизации - необходимых качеств саморазвивающейся системы, с точки зрения постнеклассической эпистемологии (Зинченко, 2012, 2014).

Поднимая вопросы психологической специфики эмоций, помимо их связи с мотивационно-потребностной сферой и способности выступать в качестве ре­гуляторов поведения, необходимо также подчеркнуть их «двойственный» психо­физиологический статус. Включенность «вегетативной составляющей» в струк­туру эмоционального реагирования де­лает эмоции сложно поддающимися произвольной регуляции и контролю в полном объеме.

Обращаясь к проблеме РЭ, последо­ватели и ученики Л.С. Выготского под­черкивают, что не только наличие звена знаково-символического опосредство­вания в их структуре, но и предметный характер эмоций, отличающий их от аффектов, обеспечивает их доступность для произвольной регуляции (Рубин­штейн, 1946, 1957; Леонтьев, 1971; Вилюнас, 1976, 2008; Тхостов, 1997, 2012; Бреслав, 2006). Появление возможности «разведения» переживания и форм его внешнего выражения, а также отсрочен­ного отреагирования и доступность вы­бора его социально приемлемых форм - это результат формирования произ­вольности эмоций. Предмет эмоции далеко не всегда осознается субъектом, поскольку он при этом является также и «предметом потребностей», которые, как известно, довольно часто остают­ся вне фокуса сознания. Необходимым условием осознанной, произвольной РЭ является способность человека к рефлексии своего эмоционального состо­яния и возможность проследить связь с предметом эмоции.

Одним из основополагающих прин­ципов психического развития в концеп­ции Л.С. Выготского является принцип единства аффекта и интеллекта.Вводя эти положения в ряду основополагающих в разрабатываемую им теорию пси­хического развития, Л.С. Выготский подчёркивает, что «самым существенным для всего психологического развития ... как раз является изменение отноше­ний между аффектом и интеллектом . мышление и аффект представляют части единого целого - человеческого со­знания» (Выготский, 1983б, С.255, 251).

Решая задачу поиска целостной «.неразложимой единицы интеллекта и аффекта» (там же, С.247), Л.С. Выгот­ский вводит в научный дискурс катего­рию «переживание». При этом акцентируется совершенно особый статус этой объяснительной категории: «Пережи­вание есть единица сознания, т.е. такая единица, где основные свойства созна­ния даны как таковые (курсив мой - Е.П.)» (Выготский, 1984б, С.382)[1].

Завершая обзор взглядов Л.С. Вы­готского на проблему эмоций и их регуляции, отметим, что введе­ние представления о переживании как о «единице сознания» и «единице лич­ности и среды» (там же, С.382-383), презентируемой в единстве «аффективных и интеллектуальных процессов» (Вы­готский, 1982, С.22), с теоретических позиций обосновывает принципиаль­ную возможность рассмотрения эмоций и способов их выражения в качестве се­миотической системы, выступающей в роли фактора опосредствования при развитии всех психических функций и личности в целом.

Рассуждая в логике культурно-дея­тельностной парадигмы развития психи­ки и обращаясь к анализу клинического материала, А.Ш. Тхостов и И.Г. Колымба высказали предположение, что много­образие форм аффективной патологии может быть сведено к двум основным типам: утрате произвольности эмоций и нарушению их связи с предметным содержанием. Утрата произвольности вы­ражается в невозможности управления как переживаниями, так и проявлениями эмоций, которые становятся непод­контрольны субъекту. При этом, авторы указывают на психологический меха­низм расстройств эмоциональной сфе­ры: «овладевающий» характер аффектов является внешней формой проявлений расстройств эмоциональной сферы, а ее скрытый психологический механизм за­ключается в нарушениях связи с предме­том» (Тхостов, Колымба, 1998, С.81-82). При недостаточности опосредствования аффект «овладевает» человеком и стано­вится неподконтрольным, при избыточ­ности опосредствования имеет место минимизация аффективной составляю­щей переживаний и избыточность «ра­ционализации» (Тхостов, 1997, 2012, 1998, 1999).

На основании вышеизложенного можно заключить, что нарушения зна­ково-символического опосредствования эмоций, в соответствии с базовыми по­ложениями культурно-деятельностной парадигмы, могут рассматриваться в ка­честве одного из центральных механиз­мов нарушений их регуляции.

Обобщая представления о психоло­гической сущности эмоций и их регу­ляции в норме и патологии, сформу­лированные в работах представителей культурно-деятельностного подхода и необходимые для разработки методи­ческого подхода к изучению стратегий РЭ и выделению стоящих за ними пси­хологических механизмов, обозначим наиболее значимые моменты.

Во-первых, эмоции могут быть от­несены к классу ВПФ с такими ха­рактеристиками как прижизненное социальное формирование, опосредст­вованное строение и произвольность способов функционирования, несмотря на наличие«вегетативнойсоставляющей» в структуре эмоциональных реакций.

Во-вторых, признание тезиса о со­циальной детерминации эмоций и их знаковом опосредствовании открыва­ет возможность использования экспе­риментально-генетического метода, предложенного Л.С. Выготским, для из­учения стратегий регуляции эмоций и рассмотрения знаково-символическо­го опосредствования как центрального психологического механизма, обуслов­ливающего их становление и развитие.

В-третьих, вводимое Л.С. Выготским представление о переживании, как о си­стемной динамической единице со­знания и «единице личности и среды», обладающей качествами предметности и субъектности одновременно, презенти- руемой субъекту в смысловых образованиях в единстве «аффективных и интел­лектуальных процессов», аргументирует допустимость и необходимость рассмо­трения отношений между явлениями ин­теллектуальной и эмоциональной жизни, в их системном взаимодействии, в каче­стве одного из основополагающих прин­ципов для понимания психологических законов развития и становления процес­сов регуляции.

В-четвертых, представление о пере­живании, как о системной динамической единице сознания, отчетливо иллюстри­рует психологическую сложность поня­тия «опосредствование» и может служить доказательством включенности «систем­ной динамики» опосредствований раз­ного уровня в процесс развития эмоций и становление их регуляции. В логике конкретного эмпирического исследова­ния это аргументирует правомерность использования приемов моделирования смыслового опосредствования для изуче­ния эмоций и их регуляции.

В-пятых, представления о психоло­гическом опосредствовании и о реф­лексии, как о значимых механизмах ре­гуляции психики, вводимые в трудах Л.С. Выготского, должны занять цен­тральное место при разработке структур­но-динамической модели РЭ и разработ­ке методического подхода к изучению РЭ в теоретико-методологических рамках культурно-деятельностной парадигмы.

Рассмотрим представления об опо­средствовании и о личностной рефлек­сии как о механизмах психической ре­гуляции более подробно.

Представления о психологических механизмах регуляции эмоций: культурно­деятельностный подход

Механизм знаково-символического опосредствования, в соответствии с базо­выми положениями культурно-деятель­ностного подхода, рассматривается в ка­честве центрального психологического механизма регуляции психических фун­кций и эмоций в том числе, а также пове­дения и жизнедеятельности в целом.

Б.В. Зейгарник, обращаясь к рассмо­трению вопроса о связи процессов регу­ляции и саморегуляции с опосредство­ванием, подчеркивала, что оно является сложным психологическим процессом, который совершается на всех уровнях психического отражения и необходим для овладения поведением. Тем самым указывается на «двойственный статус» опосредствования как психологическо­го явления, которое «с одной стороны, участвует в иерархизации мотивов человека, а с другой стороны, оно является  продуктом этой иерархизации» (Зейгарник, 1981, С.11).

Раскрывая психологическую суть процесса опосредствования и его роли в саморегуляции и регуляции психи­ческих функций, Б.В. Зейгарник обра­щается к базовым положениям куль­турно-деятельностной концепции. Она использует известное положение о том, что значения усваиваются человеком в процессе общения и обучения, одна­ко, если человек «сознательно опериру­ет ими, они предстают перед ним в виде элементов его смысловой системы.<...> Именно благодаря наличию смысловых образований оказывается возможной саморегуляция при постановке целей, при осознании своих поступков» (там же, С.11). При этом, опосредствование смысловыми образованиями рассматри­вается Б.В. Зейгарник в качестве высшего уровня опосредствования: «только тогда, когда поведение человека опосредству­ется ... структурой согласованных даль­них и ближних целей, можно говорить о зрелости его личности» (там же, С.12).

Таким образом, опосредствование понимается в культурно-деятельност­ном подходе как сложная диалектиче­ская категория. Опосредствование си­стемно и осуществляется как минимум на двух уровнях: операционально-тех­ническом и мотивационно-смысловом. Без исследования способности лично­сти к психологическому опосредствова­нию на обоих уровнях, прежде всего, на мотивационно-смысловом, а также без изучения психологических механизмов, обеспечивающих возможность опосред­ствования, в соответствии с точкой зре­ния Б.В. Зейгарник, невозможно понимание зрелости личности и развитости системы регуляторных процессов.

Обсуждаемая работа Б.В. Зейгарник является, пожалуй, одной из немногих, где целенаправленно поднимается и об­суждается вопрос о «многоуровнево- сти» психологического опосредствова­ния и невозможности сведения этого процесса к опосредствованиям только операционально-технического уров­ня. В этой же работе автор подчеркива­ет, что для эффективной саморегуляции необходимо «помочь пациенту осознать истинный смысл своих действий, уви­деть себя со стороны» (Зейгарник, 1981, С.13), тем самым подходя к обозначе­нию психологических механизмов мо­тивационно-смыслового уровня само­регуляции: рефлексии и смыслового связывания. Разработка последних пред­ставлена в более позднем исследова­нии Б.В. Зейгарник, А.Б. Холмогоровой и Е.С. Мазур (Зейгарник, 1989). Авторы показывают, что использование знака для управления своим поведением характерно как для смыслового, так и для операционально-технического уровня саморегуляции. Операционально-тех­нический уровень саморегуляции описывается как связанный с сознатель­ной организацией действия с помощью средств, направленных на его оптими­зацию, а мотивационно-смысловой - с организацией общей направленности деятельности с помощью осознанно­го управления своей мотивационно-потребностной сферой (Зейгарник, 1989, С.122).

Рефлексия понимается как обра­щенность субъекта на себя и свою дея­тельность и рассматривается в качестве универсального механизма процесса са­морегуляции на обоих его уровнях, кото­рый останавливает (фиксирует) процесс деятельности, отчуждает и объективиру­ет его. Это позволяет человеку «выйти во внешнюю позицию по отношению к себе и своим действиям, что и делает возможной их сознательную регуляцию» (там же, С.125). Выделяются две формы реф­лексии: предметная и личностная. Пред­метная рефлексия реализуется на уровне действия и на операционально-техни­ческом уровне саморегуляции. Личност­ная рефлексия направлена на собствен­ное «Я» субъекта, на осознание смыслов, отношений, конфликтов (там же, С.125) и является необходимым психологиче­ским механизмом мотивационно-смы­слового уровня саморегуляции.

Рефлексия является необходимым условием процесса смыслопорождения в трудных ситуациях, выступая в качест­ве составляющей процесса переживания (Зейгарник, 1989). Дефицит рефлексии делает человека неспособным к самоперестройке, необходимой для разреше­ния затруднений и преодоления крити­ческой ситуации. Развитая способность к рефлексии, напротив, является мощным источником устойчивости, свободы и саморазвития личности (Зейгарник, 1989; Зинченко, 1990, 1991; Николаева, 1992; Соколова, 1995; Россохин, 2010).

Как отмечалось выше, в соответствии с базовыми положениями культурно-деятельностного подхода возможность со­знательной регуляции всегда задается структурой смысловых образований лич­ности, представляющих собой единство аффективных и когнитивных компонентов (Выготский, 1984б; Леонтьев, 1975;

Зейгарник, 1989). Условием перестрой­ки смысловых образований, произволь­ного изменения смысловой направлен­ности, формирования новой смысловой системы является способность субъекта к осознанию смыслов, что предполагает определенную когнитивную и личност­ную зрелость. В случае волевого пове­дения речь идет об усилении уже суще­ствующих смыслов и увязывании их с другими мотивами и ценностями. Тогда как в критических ситуациях, в контексте деятельности переживания, происходит формирование новой смысловой систе­мы (Зейгарник, 1989, С.127).

Сформированность системы значе­ний создает возможность для разведе­ния личностных смыслов и значений в конкретной ситуации. Однако в слу­чае повышенной эмоциональной зна­чимости события могут возникнуть трудности в таком разведении и, следо­вательно, затруднения выхода субъекта в рефлексивную позицию.

В.В. Николаева, обращаясь в проблеме анализа психологических механизмов саморегуляции, акцентирует обращен­ность рефлексии к смысловым образо­ваниям личности как ее важнейшее свой­ство. Она подчеркивает, что рефлексия «направлена на осознание смысла собст­венной жизни и деятельности ., позволя­ет человеку охватить собственную жизнь в широкой временной перспективе, соот­нести настоящее с прошлым и будущим., позволяя субъекту сохранить или восста­новить внутреннюю гармонию.» (Нико­лаева, 1992, С. 10).

Необходимо отметить, что в отече­ственной психологии в последние деся­тилетия проблема рефлексии часто ста­новится предметом как теоретических, так и эмпирических исследований, что во многом обусловлено возрастающими практическими запросами и необходи­мостью ответа на вопрос о поиске путей психологической превенции личност­ных и эмоциональных нарушений и повышения стрессоустойчивости личности.

В исследованиях последних лет была показана целесообразность выделения следующих видов рефлексии:

• Ситуативная рефлексия - выступает в виде «мотивировок» и «самооценок», обеспечивающих непосредствен­ную включенность субъекта в ситуа­цию, осмысление ее элементов, ана­лиз происходящего. В нее же входит способность субъекта соотносить с предметной ситуацией собствен­ные действия, а также координиро­вать и контролировать элементы деятельности в соответствии с меняющимися условиями.

• Ретроспективная рефлексия - служит для анализа уже выполненной дея­тельности и событий, имевших место в прошлом.

• Проспективная рефлексия - включа­ет в себя размышления о предстоящей деятельности, представление о ходе деятельности, планирование, выбор наиболее эффективных способов ее осуществления, а также прогнозиро­вание возможных результатов (Карпов, 2004; Россохин, 2010).

Анализ выделенных видов рефлек­сии позволяет сделать вывод о том, что для эффективного решения задач про­извольной РЭ и саморегуляции необхо­дима достаточная степень развития всех трех видов рефлексии, однако очевидно, что проспективная рефлексия является самой сложной и предполагает способ­ность субъекта к ситуативной и ретро­спективной рефлексии.

Учитывая присущее эмоциям качест­во субъектности и их тесную связь с мо­тивационно-смысловой сферой, можно считать методологически оправданным заключение о том, что механизмы саморегуляции, выделяемые в культурно­деятельностном подходе, а именно, механизм знаково-символического опо­средствования и рефлексия, имеющие в своей основе систему личностных смы­слов, могут рассматриваться в качестве механизмов регуляции эмоций.

Обозначенные теоретические по­ложения выступили в качестве теоре­тико-методологического базиса при разработке методического подхода, ре­левантного поставленным задачам: из­учению особенностей РЭ, вскрытию психологических механизмов, обеспе­чивающих возможность РЭ, и созданию типологии стратегий РЭ.

Методическое обеспечение исследования механизмов и стратегий регуляции эмоций

Диагностический комплекс вклю­чал экспериментальное моделирование эмоциональной нагрузки в условиях применения процедуры оценки уровня притязаний с регистрацией его пара­метров (высота, адекватность, устойчи­вость); показателей мимической активности и жестикуляции; частоты смены поз и изменений тона голоса; а так­же уровня реактивной тревожности по шкале Спилбергера-Ханина и показате­лей артериального давления.

Особое место в методическом ком­плексе занимали приемы, направленные на проективное и психосемантическое исследование фрустрационных реак­ций по модифицированному нами варианту теста Розенцвейга (Первичко, 1996; Pervichko, Zinchenko, Ostroumova, 2013; Zinchenko, Pervichko, 2014). В качестве ос­новных показателей регистрировались:

1. количество ситуаций, отнесенных участниками к разряду травматичных;

2. количество эмоциональных дескрип­торов, отобранных для описания пе­реживаний в этих ситуациях;

3. процентное соотношение дескрипто­ров эмоций семи базовых модально­стей в категориальных структурах пе­реживаний участников исследования в отобранных ими ситуациях.

Особая проективная «нагруженность» исследования задавалась последователь­ной сменой инструкций, в соответствии с которой участники должны были отве­тить на три вопроса:

А.«Что бы Вы ответили в данной си­туации?»;

И.«Что бы Вы при этом подумали?»;

С.«Что надо было бы ответить, что­бы уменьшить травматическое значение ситуации?».

На основании данных контент-ана­лиза ответов испытуемых были выделе­ны стратегии РЭ, используемые ими для разрешения отобранных ситуаций.

Описанный методический комплекс был использован с целью выделения стратегий РЭ на основании исходно вводимых принципов знаково-символи­ческого опосредствования и рефлексии и для формулировки гипотез о психоло­гических механизмах РЭ, проявляющих­ся при использовании конкретных регу­ляторных стратегий.

Результаты исследования 155 здоро­вых лиц и 304 больных сердечно-со­судистыми заболеваниями, в числе ко­торых 170 больных эссенциальной артериальной гипертензией и 134 паци­ентов с пролапсом митрального клапа­на, прошедших через все этапы исследования[2], позволили выделить стратегии РЭ, используемые ими в ситуациях эмо­циональной нагрузки, и типологизировать их, а также подойти к пониманию психологических механизмов РЭ.

Типология стратегий и выделение механизмов регуляции эмоций

В основу выделения стратегий регу­ляции эмоций и их типологизации были положены два критерия:

1. обращаемость субъекта в необходи­мом объеме (в соответствии с требо­ванием инструкции и спецификой ре­шаемой задачи) к различным формам знаково-символического опосредствования, закрепленным в индивиду­альном лексическом опыте;

2. актуализация у субъекта механизма личностной рефлексии с разделением ее на ситуативную, ретроспективную и проспективную и, соответственно, способность субъекта к актуализации не только ситуационных, но и ретро- и проспективных смыслов, возмож­ность при решении задачи выходить за смысловые и временные границы конкретной ситуации.

По результатам качественного и ста­тистического анализа всего массива данных эмпирически были выделены 3 класса стратегий РЭ, встречающиеся как у здоровых лиц, так и у больных сердеч­но-сосудистыми заболеваниями сравни­ваемых групп при разрешении эмоцио-генных ситуаций:

1. когнитивно-неопосредованные стра­тегии;

2. когнитивно-трансформирующие стратегии;

3. экспрессивно-коммуникативные стратегии.

Рассмотрим выделенные стратегии более подробно.

К классу когнитивно-неопосредован­ных стратегий РЭ были отнесены две стратегии: диффузия выбора и ограни­чение в объеме выбора, проявляющиеся как на этапе выбора событий, так и на этапе выбора дескрипторов для описа­ния возникших переживаний.

На этапе выбора ситуаций (пер­вый этап выполнения модифицирован­ного варианта методики Розенцвейга) «диффузия выбора» феноменологиче­ски проявляет себя расширением объ­ема эмоционально значимых событий: к разряду травматичных причисляют­ся относительно нейтральные ситуации, следствием чего является появление об­щих показателей выбора событий, досто­верно превышающих среднегрупповые.

Ограничение в объеме выбранных событий феноменологически представ­лено «не отнесением» к разряду трав­матичных тех ситуаций, которые оце­ниваются как таковые большинством участников исследования (всеми здо­ровыми участниками и свыше 75% па­циентов с сердечно-сосудистыми забо­леваниями): наиболее «психологически сложных», провоцирующих актуализа­цию чувства вины и стыда.

В случае использования этих страте­гий субъект не обращается в необходи­мом объеме к средствам знаково-сим­волического опосредствования. Это во многом обусловлено исходным эмоци­ональным фоном - эмоциональной на­пряженностью (ЭН), с которой субъект, по-видимому, «входит» в исследование. Поставленные экспериментатором задачи «на смысл» при этом в еще боль­шей степени усугубляют ЭН и затруд­няют «выход» субъекта в рефлексивную позицию и возможность его обращения к средствам знаково-символического опосредствования и смысловому кон­струированию. Знаково-символическое опосредствование оказывается «свернутым» под действием актуальных пережи­ваний субъекта, находящегося в состоя­нии эмоциональной напряженности.

В наиболее яркой форме это проявля­ется при использовании стратегии «рас­ширение объема эмоционально значи­мых событий», когда можно фактически говорить об аффективном «секвестировании» доступа к индивидуальному лек­сическому опыту, следствием чего и яв­ляется «диффузия выбора» как событий, так и эмоциональных дескрипторов при описании возникших переживаний. В случае использования субъектом стра­тегии «ограничение в объеме выбран­ных событий» можно констатировать наличие ситуативной рефлексии и иска­женного смыслового опосредствования.

На этапе выбора участниками иссле­дования эмоциональных дескрипторов для описания переживаний, возникших у них в обсуждаемой ситуации, так­же возможны оба описанных варианта: «диффузия выбора» и излишне лаконич­ный список дескрипторов.

Основным регулятором активности субъекта в случае использования обеих стратегий: и «диффузии выбора», и ог­раничения в объеме выбора, выступает защитный аффект; а в качестве основ­ного механизма - механизм семантико-перцептивной защиты, описанный А.Ш. Тхостовым (Тхостов, 1980, 2002).

Аффективные стратегии РЭ нель­зя считать высоко эффективными: эф­фект по редукции возникшего эмоцио­нального возбуждения является не столь существенным по сравнению со стра­тегиями следующего класса, о чем свиде­тельствует богатство признаков эмоци­ональной напряженности у участников исследования при использовании этих стратегий, согласно данным анализа невербального поведения и психосеман­тического исследования.

К классу когнитивно-трансформирующих стратегий были отнесены пять стратегий: руминации и катастрофизация, сравнение и обесценивание, пози­тивный пересмотр, последовательная актуализация новых смыслов, трансфор­мация переживаний с помощью юмора и метафоры. Их использование предпо­лагает изменение когнитивной струк­туры переживания путем актуализации новых личностных смыслов и введения дополнительных стимулов-средств, бла­годаря использованию которых дости­гается эффект РЭ.

Руминации и катастрофизация: фоку­сировка на негативной стороне события, обращение к мыслям, преувеличиваю­щим негативные аспекты произошедше­го с неспособностью «отключиться» от них и с невозможностью актуализации новых смыслов в ситуации.

Сравнение и обесценивание: обес­ценивание значимости события и/или нивелирование его травмирующего значения, «идущее вниз сравнение» - подчеркивание относительности произошедшего по сравнению с други­ми событиями или с другими людьми («другим еще хуже», «могло быть хуже», «не так уж это и важно», «не больно-то и надо было» и т.п.)

Позитивный пересмотр: выделение и актуализация позитивного значения события на основе сверхобобщения, на­пример, «посуда бьется к счастью».

Последовательная актуализация но­вых личностных смыслов - сложный в когнитивном отношении процесс, в котором последовательно актуализи­руется и разворачивается система ког­нитивных приемов, необходимых для переструктурирования переживаний с целью снижения травмирующего зна­чения ситуации с учетом социального контекста. Наличие этой стратегии уже само по себе свидетельствует о хоро­шо развитой способности к рефлексии, способности к актуализации смысловых образований разного уровня и о гиб­кости эмоционального реагирования. Например, принятие вины на себя при вербальном ответе с включением «смягчающих обстоятельств» для снятия «эмоциональной нагруженности» ситуации. Причем, в ряде случаев - при фактиче­ском отсутствии признания вины. Смы­словое содержание, которое вкладыва­ет испытуемый в ответ, не совпадает со значением, которое привнесено ситуа­цией и/или которое возникает у испы­туемого при восприятии ситуации. По­следовательная актуализация смыслов, а также возможность «отслеживания» нескольких планов разворачивающейся ситуации - отличительная особенность этой регуляторной стратегии.

Трансформация переживаний с по­мощью юмора и метафоры - изменение когнитивной структуры переживания, которое приводит не только к сниже­нию интенсивности переживаемых эмоций, но и к смене их модальности. Предполагает создание и использова­ние в процессе отреагирования специ­фических когнитивных приемов, создающих «эффект неконгруентности» при переживании ситуации. Таким образом создается новое смысловое наполне­ние ситуации, в процессе чего возника­ют условия для построения обобщений принципиально нового типа - испыту­емые демонстрируют возможность ко­мически или трагикомически обобщить и заострить отношения и, тем самым, кардинально трансформировать переживания, возникшие в конкретной ситуации. В процессе порождения шутки создаются условия для смысловой ин­версии, на этой основе достигается со­здание комического эффекта и далее с его помощью - разрешение ситуации.

Сравнительный анализ особенностей стратегий, отнесенных к данному клас­су, позволяет заключить, что при общем сходстве (использовании когнитивных приемов и процессов смыслопорожде- ния для РЭ) они являются не равноз­начными с точки зрения возможности достижения регуляторного эффекта. Стратегия «трансформация переживаний с помощью юмора и метафоры» обла­дает максимально выраженным эффек­том РЭ: будучи использована адекватно с учетом социальных и эмоциональных нюансов ситуации, она снижает и общее социальное напряжение, задаваемое содержанием ситуации, способствуя кон­структивному ее разрешению, и эмоциональную напряженность у участников диалога. Осуществляется с использованием механизма личностной рефлексии при актуализации не только ситуативных, но и ретро- и проспективных смыслов, благодаря чему и достигается возмож­ность смысловой инверсии.

К классу экспрессивно-коммуникатив­ных были отнесены стратегии, обеспечи­вающие эффект РЭ за счет изменения их экспрессивных характеристик в ситуаци­ях социального взаимодействия. В данный класс вошли четыре стратегии: непосредственное выражение эмоций, подавление экспрессии эмоций, стратегия конфлик­тно-коммуникативного отреагирования и стратегия субъект-субъектных интерак­тивных трансформаций.

Выражение любой эмоциональной реакции всегда имеет коммуникатив­ный смысл. Следовательно, регуляция эмоций, особенно в ситуациях социаль­ного взаимодействия, может эффектив­но осуществляться только тогда, когда субъект имеет возможность найти со­циально контекстные и социально одо­бряемые способы выражения эмоций, а также, когда при решении задачи опти­мизации своего эмоционального состо­яния он, прежде всего, ориентирован на оптимизацию эмоционального состоя­ния партнера по общению.

О непосредственном выражении эмо­ций можно говорить в том случае, когда экспрессия непосредственно отражает эмоциональное состояние субъекта. Как правило, тогда имеет место практически полное совпадение вербальных и невер­бальных планов экспрессии, вербализованных и невербализуемых реакций, что проявляется минимальным расхождени­ем между ответами в сериях А, В и С эк­сперимента и совпадением содержания этих ответов с данными психосеман­тического исследования. Средства, на­правленные на регуляцию своего эмоционального состояния и социального взаимодействия, не используются.

Подавление экспрессии эмоций - «невыражение» субъектом переживаний в открытом поведении. О подавлении экспрессии эмоций можно говорить тогда, когда субъект излишне жестко и не оптимально, в соответствии с иска­женными смысловыми установками, ис­пользует средства знаково-символиче­ского опосредствования при решении задач социального взаимодействия. При использовании стратегии данного типа возрастает количество признаков эмо­циональной напряженности в невер­бальном поведении субъекта (мимиче­ских и пантомимических проявлениях).

В случае использования конфлик­тно-коммуникативного отреагирования эффект РЭ достигается за счет осознанного использования субъектом в пространстве коммуникации специ­ально вводимых им стимулов-средств при актуализации не только ситуаци­онных, но и внеситуационных смыслов. В процессе когнитивных трансформа­ций создаются неспецифические для экспрессии возникшей у субъекта эмо­ции невербальные проявления. И невер­бальные, и вербальные реакции стро­ятся субъектом таким образом, чтобы в социально приемлемой форме выз­вать у партнера по коммуникации опре­деленные эмоции. Например, показать, что возникшая ситуация ему неприятна путем вызова состояния дискомфорта у партнера по общению. Эта стратегия наиболее часто используется при выра­жении негативных стенических эмоций, таких как гнев и презрение, при факти­ческом отсутствии у субъекта ресурсов и/или желания разрешить ситуацию по­средством снятия возникшего социаль­ного напряжения. Возможность исполь­зования данной стратегии открывается при актуализации субъектом широкой системы внеситуационных смыслов, ко­торые не конгруэнтны задаче, которая задается инструкцией. Использование данной стратегии может иметь манипулятивную направленность, когда моти­вация, задаваемая в инструкции, остает­ся фактически не принятой и/или когда возникающий мотив порождает систему конфликтных смыслов, следствием чего может стать не снятие, а, напротив, воз­растание эмоционального дискомфор­та у партнера по общению. Существуют противоречия между средствами вер­бального и невербального выражения эмоций. Предположительно, это связано с наличием выраженного мотивацион­ного конфликта, нашедшего выражение в сфере переживаний и далее, на уровне вербального и невербального знаково-­символического опосредствования.

Стратегия субъект-субъектных инте­рактивных трансформаций являет со­бой качественно иной вариант экспрес­сивно-коммуникативных стратегий. Ее использование исходно имеет выраженную интерактивную направленность и нацелено на вызов у партнера по общению противоположной, по отношению к исходной ситуации, эмоциональ­ной реакции. Субъект действует четко в соответствии с инструкцией, задавае­мой экспериментатором, его действия направлены на снятие социального напряжения. Выражаемая им эмоциональ­ная реакция в этом случае бывает довольно целостной и непротиворечивой, в отличие от стратегии коммуникативного отреагирования, о чем свидетель­ствует сопоставительный анализ данных вербального и невербального планов поведения. Можно предположить, что и ответная реакция, вызываемая при этом у партнера по общению в реальных ситуациях социального взаимодействия, также будет позитивной и выразится в трансформации знака эмоциональной реакции партнера по общению с «-» на «+», что будет способствовать продук­тивному разрешению ситуации и сня­тию эмоциональной напряженности у обоих участников диалога.

Анализ полученных данных позво­ляет сделать вывод, что все выделенные стратегии РЭ из группы экспрессивно­коммуникативных стратегий различа­ются с точки зрения достигаемого с их помощью эффекта - возможности сня­тия эмоциональной напряженности у участников диалога в процессе соци­ального взаимодействия. При исполь­зовании стратегии субъект-субъектных интерактивных трансформаций достигается максимальный адаптивный эф­фект как с точки зрения снятия социального напряжения в ситуации, так и с точки зрения оптимизации субъек­том своего эмоционального состояния.

Выделение и типологизация страте­гий РЭ с опорой на стимуляцию испыту­емых к использованию механизмов зна­ково-символического опосредствования и личностной рефлексии позволили выделить механизмы РЭ, определяющие ис­пользование конкретных стратегий РЭ.

Стратегии и механизмы РЭ, выделен­ные в настоящем исследовании, обо­бщенно представлены в таблице 1.

Таблица 1. Стратегии и механизмы регуляции эмоций в эмоциогенных ситуациях.

Результаты контент-анализа данных участников исследования как здоровых, так и больных сердечно-сосудистыми заболеваниями показали, что разрабо­танный методический подход позволя­ет эмпирически выделять и идентифи­цировать обозначенные стратегии РЭ в эмоциогенных ситуациях, а также сто­ящие за ними психологические меха­низмы РЭ. Предложенный методиче­ский комплекс может быть использован при решении задач дифференциальной диагностики - результаты пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями сравниваемых групп значимо отличают­ся от результатов здоровых лиц по па­раметрам частоты использования выделенных стратегий РЭ.

Так, было показано, что здоровые лица, по сравнению с больными сер­дечно-сосудистыми заболеваниями всех сравниваемых групп, чаще использу­ют более эффективные с точки зрения решения задач социального взаимо­действия и оптимизации эмоциональ­ного состояния субъекта стратегии РЭ, а именно, стратегию последовательной актуализации новых смыслов, трансформацию переживаний с помощью юмора и метафоры и стратегию субъект-субъектных интерактивных трансформаций при решении задачи эмоционального контроля и защиты в эмоциогенных си­туациях социального взаимодействия. У них выявлено меньшее количество случаев непосредственного отреагирования и использования стратегии подавления экспрессии эмоций, причем, эта общая тенденция проявляет себя как при спонтанном (условие А), так и при произвольном отреагировании (усло­вие С). В целом, для здоровых лиц харак­терно наличие статистически значимых различий в частотах представленно­сти стратегий РЭ при смене типа инструкции в сторону их большей оптимизации и большей осмысленности ответов в соответствии с инструкцией (Pervichko, Zinchenko, Martynov, 2013; Pervichko, Zinchenko, Ostroumova, 2013, 2014; Zinchenko, Pervichko, 2012, 2014; Zinchenko, Pervichko, Martynov, 2013; Zinchenko, Pervichko, Ostroumova, 2013).

В заключение необходимо отметить, что результаты оценки всей совокупно­сти полученных данных показали, что регуляторные стратегии не всегда мо­гут быть четко отделены друг от друга - в каждом случае отреагирования, как правило, имеет место сочетание регу­ляторных усилий, представляющих все три плана оценки стратегий РЭ.

Заключение

В статье с использованием теорети­ко-методологических принципов куль­турно-деятельностного подхода и раз­работанного на их основе специального диагностического комплекса выделены стратегии РЭ, обоснован подход к их типологизации, обозначены психологиче­ские механизмы РЭ.

Показана обоснованность и эмпи­рическая продуктивность рассмотре­ния знаково-символического опосред­ствования и личностной рефлексии в качестве центральных механизмов РЭ. Использование разработанного диагно­стического комплекса позволяет эмпи­рически выделять и идентифицировать как широкий спектр стратегий РЭ, так и так и психологические механизмы, используемые субъектом при решении за­дачи эмоционального контроля и защи­ты в эмоциогенных ситуациях.

Полученные результаты ставят но­вые вопросы, поиск ответа на которые необходим для расширенного описа­ния всех компонентов разрабатываемой структурно-динамической модели РЭ в их системном взаимодействии, а также выявление связей и афферентно-эффе­рентных взаимодействий между струк­турными компонентами модели. Это может составить предмет дальнейших исследований.

Примечания

1.Представления о переживании, как о динамической единице сознания, получили дальнейшее развитие в концепции Ф.Е. Василюка, в которой переживание понимается как особая внутренняя деятельность, направленная на перестройку психологического мира, на установление смыслового соответствия между сознанием и реальностью, на смыслопорождение. Деятельность переживания возникает в ситуациях, когда невозможно реализовать внутренние необходимости жизни субъекта. «Борьба против … невозможности за создание ситуации возможности реализации жизненных необходимостей и есть переживание» (Вcасилюк, 1984, С. 25).

2.Описание методического комплекса, процедуры обработки данных и основных результатов, полученных при его использовании, представлено в серии публикаций (Pervichko, Zinchenko, Martynov, 2013; Pervichko, Zinchenko, Ostroumova, 2013, 2014; Zinchenko, Pervichko, 2012, 2014; Zinchenko, Pervichko, Martynov, 2013; Zinchenko, Pervichko, Ostroumova, 2013).

Литература:

Божович Л.И. Проблема развития мотивационной сферы ребенка // Изучение мотивации поведения детей и подростков.- Москва, 1972.- С.7- 44.

Бреслав Г.М. Психология эмоций / Г.М. Бреслав.- Москва, 2006.

Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений / В.К. Вилюнас.- Москва, 1976.

Вилюнас В.К. Основные проблемы психологии эмоций // Вилюнас В.К. Психология эмоций.- Санкт-Петербург, 2008.- С.8-40.

Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.3.- Москва, 1983а.- С.5-328.

Выготский Л.С. К вопросу о психологии творчества актера // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.6.- Москва, 1984а.- С.319-328.

Выготский Л.С. Кризис семи лет // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.4.-Москва, 1984 б.- С.376-385.

Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.2.-Москва, 1982.- С.5-361.

Выготский Л.С. Проблема умственной отсталости // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.5.- Москва, 1983б.- С.231-256.

Выготский Л.С. Учение об эмоциях. Историко-психологическое исследование // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.6.- Москва, 1984в.- С.91- 318.

Зейгарник Б.В. Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии // Вестник Моск. ун-та. Сер.14. Психология.- 1981.- № 2.- С.9-14.

Зейгарник Б.В. Саморегуляция поведения в норме и патологии / Б.В. Зейгарник, А.Б. Холмогорова, Е.С. Мазур // Психологический журнал.- 1989.- Т.10.- № 2.- С.122-131.

Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания / В.П. Зинченко // Вопросы психологии.- 1991.- № 2.- С.15-36.

Зинченко В.П. Наука - неотъемлемая часть культуры? / В.П. Зинченко // Вопросы философии.- 1990.- № 1.- С.33-50.

Зинченко Ю.П. Постнеклассическая методология в клинической психологии: научная школа Л.С. Выготского-А.Р. Лурия / В.П. Зинченко, Е.И. Первичко // Национальный психологический журнал.- 2012.- Выпуск 8.- № 2.- С.32-45.

Зинченко Ю.П., Первичко Е.И. Эвристическая ценность постнеклассических моделей в психосоматике (на примере синдромного подхода Л.С. Выготского - А.Р. Лурии) / В.П. Зинченко, Е.И. Первичко // Вопросы психологии.- 2014.- №1.- С.14-27.

Карпов А.В. Психология рефлексивных механизмов деятельности / А.В. Карпов.- Москва, 2004.

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность / А.Н. Леонтьев.- Москва, 1975.

Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции: конспект лекций / А.Н. Леонтьев.- Москва, 1971.

Наенко Н.И. Психическая напряженность / Н.И. Наенко.- Москва, 1976.

Николаева В.В. Личность в условиях хронического соматического заболевания : автореферат дис.... докт. психол. наук.- Москва, 1992.

Овчинникова О.В. Эмоциональное состояние и работоспособность /О.В. Овчинникова // Эргономика. Принципы и рекомендации. Вып.1.- Москва, 1970.- С.161-174.

Ольшанникова А.Е. К психологической диагностике эмоциональности / А.Е. Ольшанников // Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии : сб./ под ред. В.В. Давыдова.- Москва, 1978.- С.93-105.

Первичко Е.И. Состояния психической напряженности у больных с синдромом дисплазии соединительной ткани сердца : дис... .канд. психол. наук.- Москва, 1996.

Россохин А.В. Рефлексия и внутренний диалог в измененных состояниях сознания. Интерсознание в психоанализе / А.В. Рассохин.- Москва, 2010.

Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание / С.Л. Рубинштейн.- Москва, 1957.

Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии / С.Л. Рубинштейн.- Москва, 1946.

Соколова Е.Т. Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях. Ч.1./ Е.Т. Соколова, В.В. Николаева.- Москва, 1995.

Тхостов А.Ш. Возможности и перспективы развития культурно-исторического подхода в клинической психологии / А.Ш. Тхостов // Наследие А.Р. Лурии в современном научном и культурно-историческом контексте: к 110-летию со дня рождения А.Р. Лурии.- Москва, 2012.- С.10-36.

Тхостов А.Ш. Психологический анализ изменений личности при некоторых онкологических заболеваниях.- дис..канд. психол. наук.- Москва, 1980.

Тхостов А.Ш. Психология телесности / А.Ш. Тхостов.- Москва, 2002.

Тхостов А.Ш. Депрессия и психология эмоций / А.Ш. Тхостов // Депрессия и коморбидные расстройства.- Москва, 1997.- С.180-198.

Тхостов А.Ш. Феноменология эмоциональных явлений / А.Ш. Тхостов, И.Г. Колымба // Вестник Моск. ун-та. Сер.14. Психология.- 1999.- № 2.- С.3-14.

Тхостов А.Ш. Эмоции и аффекты: общепсихологический и патопсихологический аспекты. Ч.2. Патология эмоций в клинике аффективных и тревожных расстройств / А.Ш. Тхостов, И.Г. Колымба // Психологический журнал.- 1998.- Том 19.- № 5.- С.81-87.

Эльконин Д.Б. Л.С. Выготский сегодня // Эльконин Д.Б. Избранные психологические труды.- Москва, 1989.- С.469-475.

Ярошевский М.Г. Послесловие // Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. Т.6.- Москва, 1984.- С.329-347.

Pervichko E., Zinchenko Yu., Martynov A. Peculiarities of Emotional Regulation with MVP Patients: A Study of the Effects of Rational-Emotive Therapy // Procedia-Social and Behavioral Sciences.- 2013.- Vol.78.- P.290-294.

Pervichko E., Zinchenko Yu., Ostroumova O. Emotion regulation in patients with essential hypertension: subjective-evaluative, physiological, and behavioral aspects // Procedia-Social and Behavioral Sciences.- 2014.- Vol.127.- P.686-690.

Pervichko E., Zinchenko Yu., Ostroumova O. Violations of Emotional Regulation in Patients with Stress- Induced Hypertension // Procedia-Social and Behavioral Sciences.- 2013.- Vol.78.- P.295-299.

Zinchenko Y., Pervichko E. Qualitative Characteristics of Emotion Regulation Process in Adolescents with Mitral Valve Prolapse // Procedia-Social and Behavioral Sciences.- 2014.-Vol.146.- P.76-82.

Zinchenko Y.P., Pervichko E.I. The methodology of syndrome analysis within the paradigm of “qualitative research” in clinical psychology // Psychology in Russia: State of the Art.- 2012.- Vol.5.- P.157-184.

Zinchenko Y.P., Pervichko E.I., Martynov A.I. Psychological underpinning of personalized approaches in modern medicine: syndrome analysis of mitrale valve prolapse patients // Psychology in Russia: State of the Art.- 2013.- Vol.6.- No 2.- P.89-102.

Zinchenko Y.P., Pervichko E.I., Ostroumova O.D. Physiological Mechanisms and Psychological factors of Mental Stress Reactions in Patients with “Hypertension at Work”: the Psychophysiological Study // Psychology in Russia: State of the Art.- 2013.- 2013.- Vol.6.- No 3.- P.78-94.