Улыбка и высококонтекстность традиционной русской культуры

Стефаненко Татьяна Гавриловна Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Один из создателей субдисци­плины, изучающей невербальное поведение человека, Э . Холл предложил измерение культур по сте­пени включения контекста при обмене людьми информацией (Hall, 1977) . При этом, высококонтекстными полагают­ся культуры, в которых при передаче информации люди склонны в большей степени обращать внимание на фор­му сообщения, на то как, а не на то что сказано Для высококонтекстных куль­тур характерна также дифференциация эмоциональных категорий, проявляю­щаяся в богатстве языковых средств для выражения эмоций и в значимости про­явления эмоций при общении (Стефаненко, 2014; Stephan, Stephan, 1996).

С этой точки зрения русская культу­ра высококонтекстная Нельзя не согла­ситься с А Вежбицкой, утверждающей, что в русской культуре мы наблюдаем «эмоциональность - ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языко­вых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков» (Вежбицкая, 1997, С. 33-34). Эту особенность русской культуры находят, например, в выборе окрашенных в определенные эмоциональные тона слов, в том числе, в вариантах имен (Вежбицкая, 1997; Берштам, 1988). Находят ее и в особой значимости невербального поведения, в частности, приписывая русским особую выразительность глаз, использова­ние их «как эмоционального рецептора» (Эриксон, 1996, С .519).

Логично было бы вслед за Вежбицкой заключить, «что русские культур­ные нормы позволяют и даже поощря­ют большую выразительность мимики (в сфере эмоций)» (Вежбицкая, 1999, С . 535). Она делает такой вывод, подроб­но анализируя то, как русские люди вы­ражают эмоции при помощи лица.

А как же улыбка, которая является важ­ным элементом мимики, или движений лица, выражающих эмоции? Улыбка, по­явление которой, согласно данным психо­логии, связано с универсальными эмоци­ями удовольствия, а конкретнее, веселья, удовлетворенности, возбуждения, экстаза и т.п . (Экман, 2010), что, впрочем, не отрицает возможности межкультурных вари­аций в проявлении эмоций, в том числе, и улыбок. Многочисленные исследователи (культурологи и лингвисты), которые, ка­залось бы, досконально проанализирова­ли особенности «русской улыбки» (Крейдлин, 2002; Прохоров, Стернин, 2007; Тер-Минасова, 2000; Токарева, 2007) соглашаются с представлениями обыденного сознания о неулыбчивости и даже мрач­ности русских.

Эти выводы, противоречащие данным о высококонтекстности русской культу­ры, всегда меня удивляли, но, только пе­речитав в очередной раз роман «Анна Ка­ренина», я неожиданно открыла для себя нечто новое - жившие в XIX веке герои Л.Н . Толстого постоянно улыбаются при общении друг с другом и даже, ведя вну­тренний диалог В первый раз в доступ­ном мне издании слово («улыбаясь») по­является на второй странице романа (Толстой, 1952, т. 8, С . 6), а в последний раз («улыбнулась») - на предпоследней странице (Толстой, 1952, т. 9, С. 403) .

Столкнувшись с улыбчивостью геро­ев Л.Н. Толстого, я предприняла попыт­ку «снять» это противоречие, тем более, что великий русский писатель являет­ся «зеркалом русской души», и мне уже приходилось заглядывать в это зеркало, анализируя обычай русских смотреть в глаза. В качестве примера ссылалась я тоже на роман «Анна Каренина» (Стефаненко, 2014).

Итак, я проанализировала книгу Тол­стого с исследовательскими целями, ис­пользуя качественно-количественный метод анализа текста - контент-анализ (Богомолова, Малышева, Стефаненко, 2006). Был использован сплошной (тер­минологический) контент-анализ, при котором регистрировались, а затем под­считывались все появления индикато­ров категорий «улыбка» и «улыбаться», их производных и синонимов Предприня­та была также попытка учета оценочно­го отношения коммуникатора (Л.Н . Тол­стого) к улыбкам персонажей романа, которое проявлялось в основном в скры­той форме Я не ставила перед собой за­дачу - на основе анализа одного, хотя и гениального, романа построить соци­ально-психологическую типологию рус­ских улыбок, подобную семантической, предложенной Г Е Крейдлиным (Крей- длин, 2002) Задача ставилась куда бо­лее скромная - попытаться показать, что в традиционной русской культуре высока значимость такого элемента оптико-ки­нетической системы знаков, как улыбка, что, как и многое другое, отражает ее высококонтекстность.

Всего слов, начинающихся с «улыб » (существительных, глаголов, причастий, деепричастий), на 857 страницах рома­на оказалось более 550 К улыбкам сле­дует добавить, впрочем, весьма немно­гочисленные, «ухмылки» и «усмешки» Улыбаются более 80 персонажей романа: от главных героев до единожды появляю­щихся, от дворян до дворовых Улыбаются Анна Аркадьевна, Алексей Александрович и Сережа Каренины, Долли и Стив Облон­ские и их дети Таня и Гриша, Вронский, его мать и свояченица Варя, Левин и его братья Сергей и Николай, князь и княги­ня Щербацкие, Кити и ее маленький сын Митя, Натали и Арсений Львовы, Бетси Тверская и даже графиня Лидия Ивановна и мадам Шталь . Улыбаются и другие пред­ставители высшего сословия, вплоть до безымянных: губернского предводителя, полковника на водах, фрейлины, кавалер­гардского офицера и др.

Не менее улыбчивы и представители других сословий: адвокат, архитектор, священник, доктор, учитель Василий Лу­кич, купец Рябинин, художник Михай­лов, крестьянин Тит, крестьянин Мишка. Демонстрируют улыбки и многочислен­ные слуги героев романа (Карениных, Вронского, Щербацких, Левина): камер­динеры, лакеи, швейцары, повар, эко­номка, «девушка», а также официант в ресторане, приказчик в магазине. Представляется, что Л.Н. Толстой не согласил­ся бы с И.А. Стерниным, полагающим, что «улыбка обслуживающего персонала при исполнении служебных обязанностей в России всегда отсутствовала» (Прохо­ров, Стернин, 2007, С . 148) .

Нельзя согласиться со Стерниным, во всяком случае, касательно России XIX века, и в том, что в русском коммуни­кативном поведении не принята «вежли­вая улыбка» или «дежурная улыбка» (Там же, С 146). Именно дежурной улыбкой встречала княгиня Щербацкая гостей по четвергам, такую же улыбку демонстри­ровал Вронский, говоря с братом о не­приятной для него вещи, но «зная, что глаза многих могут быть устремлены на них» (Толстой, 1952, т. 8, С . 206). И са­мый показательный пример: «только пройденная ею строгая школа воспита­ния» заставила Кити на несчастном для нее балу «делать то, чего от нее требова­ли, то есть танцевать, отвечать на вопро­сы, говорить, даже улыбаться» (Толстой, 1952, т. 8, С. 90; курсив мой - Т. Стефа­ненко). По-моему, невозможно заподоз­рить, что улыбка Кити в этой ситуации была искренней, и, в тоже время, считать, что во времена Толстого русский чело­век «настороженно или даже враждебно» относился к вежливым улыбкам (Прохо­ров, Стернин, 2007, С. 146). Другое дело, что Толстой и его современники, видимо, различали вежливые улыбки (писатель еще называет их «обычные, для всех») и улыбки притворные,  которые несколь­ко раз встречаются на страницах романа.

Кроме подобных улыбок мы встреча­емся в романе со многими другими, ко­торым гениальный носитель русского языка дал самые разные языковые обо­значения А я с помощью контент-анализа рассмотрела «способ исполнения» этих улыбок, то, какие эмоции они отра­жают, и их основные функции.

Начну с последнего. И снова я всту­паю в заочную полемику со Стерниным, который рассматривает русскую улыб­ку прежде всего как «симптоматический сигнал хорошего настроения» и даже утверждает, что русское сознание как бы не видит в улыбке коммуникативного смысла (Прохоров, Стернин, 2007). Ко­нечно, герои Толстого улыбаются от сознания привлекательности, от умиления, счастья, восторга и даже от хорошего пищеварения. Чаще всего к слову «улыб­ка» Толстой добавляет прилагательные «веселая» (10 раз) и «радостная» (13 раз) . Иными словами, герои романа, улы­баясь, выражают многие эмоции, ча­сто не одну, а несколько, поэтому имя улыбки оказывается «сложносочинен­ным» - «торжества и счастья» «ласко­во-холодная», «счастья и возбуждения», «блаженная и восторженная», «тихая, радостная, хотя и несколько грустная», «счастливая и скромно торжествующая».

Но даже в подобных случаях Толстой, описывая улыбку, нередко добавляет характеристики, отражающие отношение к людям - гуманистические и коммуникативные: «веселая и одобрительная», «веселая, дружелюбная», «спокойная и добродушная». Иными словами, как отмечает Крейдлин « за улыбкой как невербальным средством выражения ис­пытываемого чувства или переживания всегда стоят социальные мотивы, свя­занные, главным образом, с коммуника­тивным взаимодействием людей» (Крейдлин, 2002, С 350).

Не менее часто мы встречаемся с улыбками, в которых проявляется от­ношение к людям и которые исполь­зуются при взаимодействии с ними «в чистом виде». В романе доказатель­ства этого мы видим в «именах» улыбок («ободряющая», «одобрительная», «успо­каивающая», «вопросительная», «снис­хождения», «дружелюбная», «виноватая», «дружеская, насмешливая», несколько раз просто «насмешливая», «презритель­ная») . Чемпионом по использованию улыбок при общении и в целом самым улыбчивым героем романа выступает Стива Облонский, в улыбках которого «было много доброты и почти детской нежности», которые «действовали смяг­чающе успокоительно, как миндальное масло» или просто обозначались Тол­стым как «миндальные».

Коммуникативную функцию улыбок мы можем четко проследить и при опи­сании Толстым ситуаций взаимодейст­вия его героев. Улыбки выступают, во-первых, как самостоятельный элемент коммуникации, когда Серпуховской улыбкой подозвал к себе Вронского, ког­да Кити улыбкой звала к себе мужа, когда Сергей Иванович, молча, улыбнулся Ва­реньке улыбкой, которая много говори­ла. Радостными улыбками обмениваются персонажи романа при встрече. Так, Ле­вин и Вронский, как все, кто встречал­ся с Облонским, не могли не улыбнуться в ответ на его улыбку.

Во-вторых, улыбки сопровождают речь: герои с улыбкой здороваются, про­щаются, благодарят. Впрочем, фразы типа «улыбнулся и сказал» встречаются редко. Если учесть то, что книга просто наполнена улыбками, это не кажется странным - видимо, для Толстого раз­говор в большинстве ситуаций взаимо­действия просто не может не сопрово­ждаться улыбками.

И речь действительно идет о самых значимых ситуациях в жизни героев ро­мана. Во время венчания Левина и Кити, как представлялось жениху, хотелось улыбаться не только ему, но и священни­ку и дьякону, улыбались шаферы, а улыбка радости Кити, сиявшая на ее просвет­левшем лице, невольно сообщалась всем смотревшим на нее (Толстой, 1952, т. 9, С . 27)[1]

На следующем важном этапе своей жизни, рожая первенца, Кити тоже улы­бается и успокаивает мужа улыбкой, и только совсем обессилев, она «и хотела и не могла улыбнуться» (Там же, С . 298). Улыбкой и кончается для Толстого жизнь человека: в очень важной для писателя главе - единственной из всех, имеющей название - «Смерть», у Николая Леви­на «выступила улыбка» вместе с концом земного существования (Толстой, 1952, т. 9, С. 78).

Внутренний диалог героев Толсто­го также сопровождается улыбкой: они «с улыбкой думают», «улыбаются своим мыслям», «улыбаются при вопросе себе», «говорят себе с улыбкой», у них «улыб­ка в душе».

По-моему, все эти примеры свиде­тельствуют даже не о том, что русский человек не отличается от представите­лей других культур и народов, поскольку и у него одной из важнейших функций улыбки является функция коммуника­тивная. Они свидетельствуют о том, что улыбка широко используется русскими людьми при общении [2](Бахтин, 1977). Если у англосаксов при communication, т.е. при обмене информацией, «важно то, что люди хотят сказать, а не то, что они в данный момент думают или чувст­вуют» (Вежбицкая, 2011, С . 416-417), то при общении русские люди (в том числе и герои Толстого) стремятся передать то, что они чувствуют и в этом им по­могают имеющие социальное значение улыбки.

Причем улыбки в романе не только и не столько «растянутые в сторону губы» (Урысон, 2000, С 365). Толстому одно­го рта (губ или зубов) для описания тех улыбок, которыми обмениваются его ге­рои, недостаточно. Лишь Каренин, улыб­ки которого писатель характеризует как самодовольные, презрительные, насмеш­ливые, а усмешки как ядовитые, улыбает­ся «холодной улыбкой одними губами» и улыбкой, «только открывавшею зубы, но ничего более не говорившею» (Тол­стой, 1952, т. 8, С . 222) . Вронский уже по­сле гибели Анны улыбается одним ртом, а глаза его «продолжали иметь серди­то-страдающее выражение» (Там же, т 9, С . 365). Еще можно вспомнить персона­жа, но не русского, а англичанина, кото­рый «поморщился губами, желая выразить улыбку» (Там же, т 8, С 208).

Радостные, добрые, дружелюбные, милые и т.п. улыбки - это мимика все­го лица. У героев Толстого лицо могло просиять улыбкой, улыбка могла волно­ваться между глазами и губами, а у Анны в светлый момент ее жизни улыбка «как бы летала вокруг лица» (Там же, т 9, С 191). Персонажи Толстого могут улыбать­ся и одними глазами, но, даже если они улыбаются губами, писатель очень ча­сто, чтобы описать переполняющие их эмоции, объединяет два элемента невербального поведения: улыбку и взгляд. Вот только два примера: «волнение, выбивав­шееся то в улыбку, то во взгляд», «оживле­ние, просившееся то в улыбку, то в глаза».

Мне представляется, что можно и дальше приводить примеры того, как Толстой отразил в своем романе широ­кую распространенность улыбки как эле­мента невербального поведения русского человека и представил богатство языко­вых средств для ее описания. Но, по-мое­му, достаточно одного, последнего - ро­ман «Анна Каренина» заканчивается тем, как маленький Митя Левин, будучи в том возрасте, когда социальная значимость улыбки становится явной (Бутовская, 2004), просиял улыбкой, демонстрируя узнавание матери - Кити, которую, кста­ти, влюбленный в нее Левин в самом на­чале романа назвал «улыбкой».

Конечно, мною проанализирована только одна, хотя и великая книга, и я не готова к далеко идущим обобщениям. И все-таки, приведу еще два почти слу­чайных свидетельства. Первое - мы с дет­ства помним, что А.С. Пушкин не любил уст румяных без улыбки . Второе - в «Ча­стотном словаре рассказов А. И. Куприна» слово «улыбка» занимает вполне достой­ное место: среди 9510 слов, встретив­шихся более двух раз, делит 304-309 ме­ста, будучи упомянутой 111 раз. К этому нужно добавить, что глаголы «улыбаться» и «улыбнуться» упоминались Куприным 106 раз (Частотный словарь..., 2006) .

И, в то же время, многие примеры неулыбчивости и даже негативного от­ношения к улыбкам современных рус­ских, приводящиеся в работах Стернина и других авторов, не вызывают сомнений. На мой взгляд, это не особенность русской культуры, а особенность куль­туры советской и постсоветской. Меня повторяющиеся в разных работах сви­детельства якобы изначально присущей русским бытовой неулыбчивости как особенности отечественной культуры не могут удовлетворить. Русский фоль­клор не поддерживает эту точку зре­ния, поскольку собранные В. И. Далем пословицы (типа «смех без причины...»), на которые обычно ссылаются, сплошь о смехе и шутках, но не об улыб­ках (Пословицы русского . . . , 1984). Не могу я согласиться и с тем, что в поэме Н.А. Некрасова «Мороз Красный нос» представлен идеал русской женщины, которая, конечно, «в горящую избу вой­дет», но не только «улыбается редко», но которой «не жалок нищий убогий» и у которой соседка не решится «ухва­та, горшка попросить» (Некрасов, т. 2, С . 91). В русской коллективистской куль­туре, где, во-первых, чрезвычайно зна­чим концепт милосердия, а во-вторых, нормативно поощряется зависимость от группы, а одалживание вещей способст­вует сохранению сети отношений, осно­ванных на взаимности, такая героиня далека от идеала (Стефаненко, 2014).

Повторюсь, на мой взгляд, улыбчивость была элементом невербального поведе­ния русского человека, но правила невер­бального выражения эмоций, обуслов­ленные культурой (Ekman, 1972), в нашей стране со сменой эпох и трансформацией культуры изменились, что проявилось в уменьшении использования улыбок при общении. Это косвенно можно под­твердить примерами из работ авторов, анализировавших русскую улыбку Так, С.Г. Тер-Минасова приводит свидетельст­во из мемуаров Л.Д. Менделеевой-Блок, ко­торая отмечает, что в нарождающемся советском обществе «ушла улыбка» и делает вывод «если ушла, значит, раньше суще­ствовала». Правда, она добавляет, что, ви­димо, ушла «формальная, светская улыб­ка, которая живет в западных обществах» (Тер-Минасова, 2000, С . 193), но с этим я согласиться не могу.

Реинтерпретации я подвергла и при­мер Г. Е. Крейдлина из романа М. Алданова «Начало конца».Попавший во Францию в середине 1930-х гг. бывший царский генерал, а ныне командарм Красной ар­мии Тамарин, размышляя об отношениях к нему хозяйки и официанта парижского кафе, где он стал постоянным посетите­лем, отмечает, что в их «радостных улыб­ках ... была человеческая приветливость, от которой он совершенно отвык в Мо­скве» (Алданов, 1995, С . 128). Крейдлин приводит эту цитату как пример воспри­ятия французских улыбок русским чело­веком Я же могу сказать - отвык, значит, было от чего отвыкать.

Иначе говоря, можно предположить, что в первые годы существования со­ветского государства улыбки ушли, а в 1930-е годы от них уже отвыкли. Не буду пытаться анализировать причины и процесс ухода улыбок из арсенала не­вербального поведения русского чело­века, что требует серьезных исследова­ний. Но смею надеяться, что их можно попытаться вернуть. А может быть, они уже возвращаются. Так, по словам фран­цузского критика художественный ру­ководитель Академического симфони­ческого оркестра Санкт-Петербургской филармонии, гениальный Юрий Темирканов добивается внимания оркестра лишь взглядом и тенью улыбки. А орке­странты реагируют на эти знаки много­численными улыбками.

P.S. Представляется, что, если бы Лев Николаевич Толстой сам писал сцена­рий недавнего многосерийного фильма Сергея Соловьева «Анна Каренина», акте­ры, следуя его ремаркам, улыбались бы значительно чаще.

Примечания

1.Интересно, что во время венчания на губах Стивы Облонского улыбка замерла, потому что ему «почувствовалось», что в этот торжественный момент «всякая улыбка оскорбит» жениха и невесту. Впрочем, он ошибался.

2. Одно это не переводимое на многие другие языки слово, выдающаяся, по мнению Вежбицкой, черта русского языка со всей очевидностью свидетельствует о высококонтекстности русской культуры.

Литература:

Алданов М. Начало конца // Алданов М. Сочинения. В 6-ти кн. Кн. 4. - Москва : Новости, 1995. - C. 21-443.

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. - Москва : Художественная литература, 1972.

Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX-начала XX в. - Ленинград : Наука, 1988.

Богомолова Н.Н. Контент-анализ / Н.Н. Богомолова, Н.Г. Малышева, Т.Г. Стефаненко // Социальная психология : практикум. - Москва : Аспект Пресс, 2006. - С. 131-162.

Бутовская М.Л. Язык тела: Природа и культура / М.Л. Бутовская. - Москва : Научный мир, 2004.

Вежбицкая А. Семантические универсалии и базисные концепты / А. Вежбицкая. - Москва : Языки русской культуры, 2011.

Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / А. Вежбицкая. - Москва : Языки русской культуры, 1999.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. - Москва : Русские словари, 1997.

Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: язык тела и естественный язык. - Москва : Новое литературное обозрение, 2002.

Некрасов Н.А. Стихотворения. В 3 т. Т. 2 / Н.А. Некрасов. - Москва : Советский писатель, 1956.

Пословицы русского народа: сборник В. Даля. В 2 т. - Москва : Худож. лит., 1984.

Прохоров Ю.Е. Русские: коммуникативное поведение / Ю.Е. Прохоров, И.А. Стернин. - Москва : Флинта : Наука, 2007.

Стефаненко Т.Г. Этнопсихология : учебник для вузов Т.Г. Стефаненко. - 5-е изд. - Москва : Аспект Пресс, 2014.

Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация / С.Г. Тер-Минасова. - Москва : Слово/Slovo, 2000.

Токарева М.А. Феномен улыбки в русской, английской и американской культуре : автореферат дис. ... канд. культурологии. - Москва, 2007.

Толстой Л.Н. Собрание сочинений. В 14 т. Т. 8, 9. - Москва : Гос. изд-во художественной литературы, 1952.

Урысон Е.В. Улыбка // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск. - Москва : Языки русской культуры, 2000. С. 365-368.

Частотный словарь рассказов А.И. Куприна / под ред. Г.Я. Мартыненко. - Санкт-Петербург : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.

Экман П. Психология эмоций / П. Экман. - Санкт-Петербург : Питер, 2010.

Эриксон Э. Детство и общество / Э. Эриксон. - Санкт-Петербург : Ленато : Аст : Фонд «Университетская книга», 1996.

Ekman P. Universal and cultural differences in facial expression of emotion // Nebraska symposium on motivation, 1971. - Lincoln: University of Nebraska Press, 1972. - P. 207-283.

Hall E. Beyond culture. - New York: Anchor press, 1977.

Stephan W.G., Stephan C.W. Intergroup relations. Madison etc.: Brown & Benchmark, 1996.