Алтарь Победы

Караяни Александр Григорьевич Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Военный университет Министерства обороны РФ

Еще свежи впечатления от грандиоз­ного праздника, посвященного дню Ве­ликой Победы. Беспрецедентный по масштабам и составу участников воен­ный парад, великолепный праздничный фейерверк, многочисленные акции, ад­ресованные ветеранам, — все это всколыхнуло народную память, чувства рос­сиян, сплотило людей, создало почву для пробуждения национального самосо­знания.

Все это действительно здорово! Но мне представляется, что лучшим памят­ником героям и жертвам Великой Оте­чественной войны явилось бы извлече­ние уроков из этого драматического со­бытия в истории нашей планеты. Уро­ков для всего человечества, для нации, для отдельного человека, для каждого профессионального сообщества. Психо­логи должны извлечь собственные, пси­хологические уроки.

Великая Отечественная война мно­гому нас научила. Она, по существу, яви­лась величайшим экзаменатором, экс­пертом и, одновременно, «продюсером» психологии. В ходе этой войны обнару­жились практически безграничные воз­можности этой науки в деле укрепления обороноспособности и безопасности государства. Ее история является уни­кальным хранилищем еще не до конца осмысленных, но уже изрядно подзабы­тых нами психологических идей и технологий.

Извлечь и усвоить уроки из прошед­шей войны — это значит избежать неле­пых и трагических ошибок в новых ис­пытаниях, держать «психологический порох» сухим, в критических ситуациях разумно и эффективно использовать ог­ромный потенциал психологии во бла­го государства и его народа.

Извлечь объективные уроки из тако­го предельно объективного события, как война, — дело весьма субъективное и крайне неблагодарное. Но мы попыта­емся сформулировать основные из них.

Первый урок, который психологи должны усвоить из опыта Великой Оте­чественной войны, состоит в том, что государство, общество, профессиональ­ные сообщества должны быть потенциально готовыми к войне.

На современном этапе развития об­щества призывы «помнить войну», «быть готовым к войне» для большин­ства людей выглядят не вполне уместны­ми. Но давайте выполним простейший тест на логическое мышление.

«Существует государство, которое считает достижение собственных нацио­нальных интересов своей сверхмиссией. Это государство считает себя вправе рас­поряжаться судьбами народов мира, деля их на «правильные» и «неправиль­ные». Оно планомерно окружает Россию военными базами, создает вокруг нее боевую инфраструктуру, уверяя, что эти, очевидно военные, приготовления на­правлены против других государств, а Россия-де ее друг. Армия этого государства интенсивно приобретает боевой опыт в разных регионах мира. Оно про­являет огромный интерес к России, ее языку и культуре. За знание русского языка и языков других народов России офицерам и солдатам доплачиваются огромные надбавки. Число военнослужащих, получающих такие надбавки, уже достигло нескольких тысяч человек. Под видом туристов десятки офицеров этой страны ежегодно курсируют по России. В это же время в России идет кардинальная военная реформа, сопро­вождающаяся коренным изменением штатной структуры Вооруженных Сил, радикальной сменой командного соста­ва. Разговоры о возможности войны сре­ди россиян не популярны и даже преда­ются остракизму. Россияне благодушны и близоруки».

Вопрос: «Какой год российской ис­тории имеется в виду: 1941 или 2010?».

В 1941 году российские психологи, к сожалению, не смогли обнаружить при­ближающуюся беду. Приведу несколько слов из воспоминаний нашего выдающе­гося психолога А.Н. Леонтьева: «21 июня 1941 года меня провожали со «стрелой» милые друзья мои — ленинградцы; мы легкомысленно строили планы на лето, ...бесконечно много шутили и смеялись. Утром 22-го я был в Москве, через час завтракал уже на даче. Через полчаса при­шел А.Р. Лурия и возвестил о начавших­ся военных действиях. Мы очутились в другой эпохе ... Очень скоро я оказался в ополченской части, в штабе полка, мар­ширующего на Запад» (Кольцова В.А., Олейник Ю.А., 1990).

Эта профессиональная близорукость наших психологов дорого обошлась им, психологической науке и практике воен­ного времени. Из-за нее многие выдаю­щиеся психологи воевали с врагом на должностях, на которых их профессио­нальный потенциал не был востребо­ван. Так, А.Г. Ковалев, В.И. Киреенко, М.Ф. Громов, Е.И. Игнатьев, А.И. Щер­баков, С.Н. Шебалин занимали командные посты; Г.Д. Луков, В.И. Кауфман, Ю.А. Самарин служили рядовыми;

В.Н. Мясищев, К.К. Платонов, В.Н. Колбановский находились на ответственных медицинских постах; А.В. Ярмоленко, А.А. Люблинская, Т.А. Репина служи­ли на должностях младшего медицинского персонала. В качестве военно­служащих прошли всю войну Г.З. Рогинский, Б.О. Хотин, Ф.Н. Шемякин, А.Л. Шнирман, Д.Б. Эльконин. На Ле­нинградском фронте в течение всей бло­кады воевали А.В. Веденов, А.Г. Коварев, А.Ц. Пуни, Ю.А. Самарин. А.А. Смир­нов сражался в партизанском отряде. Получили на фронтах ранения и кон­тузии Е.С. Кузьмин, М.Ф. Морозов, А.З. Редько. Несли службу на постах ПВО А.А. Бодалев, Е.В. Гурьянов, А.Н. Леонть­ев, А.А. Смирнов, Б.М. Теплов, П.А Шеварев. А психологи Л.М. Шварц (замес­титель директора Института психологии), И.И. Волков, Ф.И. Муплев (со­трудники института), П.С. Любимов (доцент МГПИ им. В.И. Ленина) поло­жили свои жизни на алтарь победы (Ру­бинштейн С.Л., 1943; Смирнов А.А., 1975).

Сегодня политологи, социологи, ис­торики активно анализируют актуаль­ные и потенциальные военные угрозы для России. Психологи, имея в своем распоряжении мощный аппарат научно­го анализа и прогнозирования, к сожа­лению, пока делают лишь первые, роб­кие шаги в этой важнейшей области обеспечения безопасности нашего госу­дарства. Стимулом к активизации деятельности на данном направлении мо­гут стать не только всколыхнувшиеся в дни празднования Великой Победы вос­поминания, но и заявление Президента России, что «на планете огромное коли­чество оружия, есть люди, которые до сих пор рассматривают войну в качест­ве средства решения своих политиче­ских проблем. Есть, наконец, случайно­сти. Поэтому мы должны быть к этому готовы... Мы должны быть сильными. Мы обязаны быть готовыми к тому, что возникнут какие-то проблемы. Это аб­солютно непреложная вещь. Как бы ни были мы миролюбивы, мы должны быть подготовлены к защите нашей страны» (Кольцова В.А., Олейник Ю.Н., 2006).

Что означает это заявление для пси­хологического сообщества страны? Быть готовым к войне — это значит быть гото­вым профессионально — каждому психо­логу надо иметь в системе собственных профессиональных компетенций такие знания, умения и навыки, которые по­зволят ему, в случае необходимости, стать военным психологом и нести на алтарь победы не собственную жизнь, а созидающий профессионализм.

Быть готовым к войне — это значит располагать научно обоснованными тех­нологиями решения задач психологиче­ского обеспечения боевых действий. Среди них: психологический отбор новобранцев; психологический анализ и прогнозирование боевой обстановки, подготовки боя, расстановки воинов с учетом психологической совместимо­сти; улучшение взаимоотношений в подразделениях; оказание психологиче­ской поддержки; психологическая реа­билитация психотравмированных и ра­неных воинов; социально-психологическая реадаптация участников боевых действий и т. п.

Быть готовым к войне — это значит иметь организационную структуру, спо­собную в короткие сроки консолидиро­вать психологов страны, мобилизовать их усилия на решение оборонных задач.

Второй урок, который следует усво­ить психологам России, состоит в при­знании непреходящей ценности и акту­альности военного опыта использова­ния психологии в практике обеспечения обороноспособности страны.

В годы войны были разработаны и проверены жизнью уникальные психо­логические технологии, направленные на расширение психологических воз­можностей, повышение боевой актив­ности и эффективности, сохранение психического и физического здоровья воинов, психологического подавления и изнурения противника.

Приведем несколько примеров. 900 дней и ночей фашистская авиация и крупнокалиберная артиллерия наноси­ли целенаправленные удары по блокад­ному Ленинграду. Враг пытался стереть с лица Земли исторические здания го­рода. В город засылались лазутчики-авианаводчики, которые должны были корректировать точность разрушитель­ных ударов. Тем не менее, в таких тяже­лых условиях удалось «спрятать» от вра­га и спасти величайшие шедевры отече­ственной культуры — здания Зимнего дворца, Исаакиевского и Кафедрально­го соборов, Адмиралтейства и многие другие. Это стало возможным во многом благодаря подвигу российских психоло­гов. Так, отдел психологии Ленинград­ского института мозга им. В.М. Бехтере­ва с августа 1941 года приступил к прак­тическому решению задачи маскировки зданий Ленинграда. Была создана груп­па психологов (А.И. Зотов, З.М. Беркенблит, Р.А. Каничева и др.) под руководством Б.Г Ананьева. Целью камуфляжа городских объектов являлось их со­крытие, деформация и имитация (Каничева Р.А., Ярмоленко А.В., 1985, с. 3—7). Учеными за короткое время были пере­осмыслены многие теоретические нара­ботки в области восприятия и маскиров­ки, открыты новые закономерности цве­тового восприятия. В выдвинутых ими рекомендациях содержались конкрет­ные предложения по использованию методов раскраски объектов и фона, освещения маскируемых объектов. Эти рекомендации составляют бесценный фонд технологий победы. Поэтому мож­но смело сказать: «Защитили Ленинград советские воины и жители города, а со­хранили его для потомков — психологи».

Другой пример также подчеркивает значимость выводов и рекомендаций психологической науки для достижения победы над врагом. Еще в конце XIX в. психологами было установлено, что адаптированный к темноте глаз челове­ка относительно нечувствителен к крас­ному свету и максимально чувствителен к синему свету. Знание этого факта по­зволили совершить революционные прорывы в кино-, фотоиндустрии, авто­строении и т. д. Однако по необъясни­мой причине французские и английские военные не удостоили вниманием это открытие. Поэтому Париж и Лондон в годы войны «маскировались» с помо­щью подсветки синим светом. В результате органы зрения военнослужащих расчетов ПВО, защищавших небо над этими европейскими столицами, посто­янно ослеплялись синим светом, и именно этот свет был виден фашистским летчикам с максимального расстояния. Трудно сказать, сколькими человечески­ми жизнями заплачено за этот психоло­гический нигилизм.

Этот урок и сегодня не усвоен до кон­ца. В ряде воинских частей тревожное освещение в казармах почему-то осуще­ствляется с помощью ламп синего све­та. В результате глаза поднявшегося по тревоге воина тут же дезадаптируются, «слепнут», после чего он, выбегая на за­темненную по тревоге территорию час­ти, фактически ничего не видит.

В годы войны психология проявила себя как по-настоящему созидательная сила Победы. Пока величайшие военно­-технические умы того времени бились над проблемой, как повысить эффектив­ность средств противовоздушной оборо­ны на 10—20%, психологи осуществили поистине революционные прорывы в этой области. Так, открытие бинаураль­ного эффекта (способности слепых с рождения людей как бы «видеть» объек­ты с помощью органов слуха) и вклю­чение лиц, обладающих им, в состав расчетов ПВО, защищавших небо Ле­нинграда, позволили сбивать в 4 раза (!) больше самолетов врага. А создание А.Н. Леонтьевым и К.Х. Кекчеевым пре­парата ВР10, дало возможность на 700% быстрее адаптировать к темноте зрение летчиков дежурных смен, защищав­ших Москву. Благодаря этому они мог­ли в 8 раз быстрее подниматься в небо и давать отпор врагу (Кекчеев К.Х., 1942; Кольцова В.А., Олейник Ю.Н., 1990).

В результате военных исследований лаборатории психофизиологии Институ­та психологии при МГУ был создан свое­образный «каталог» физиологических стимулов, позволяющих быстро снимать утомление, снижать количество ошибок в действиях и повышать чувствительность органов чувств. Так, было предложено ис­пользование очков с рубиновыми свето­фильтрами, засветки одного глаза крас­ным светом, приятной музыки, чернично­го киселя, кофеина, глубокого дыхания, обтирания холодной водой затылка и шеи и т. д. Все эти меры существенно расши­ряли психологические и боевые возмож­ности наблюдателей, разведчиков, расче­тов ПВО, позволяли значительно быстрее обнаруживать и уничтожать врага.

Жаль, что многие из этих рекомен­даций так и не нашли своего воплоще­ния в руководящих документах и поэто­му не были использованы в ходе боевых действий наших войск в Афганистане и Чеченской республике.

С.Л. Рубинштейн в статье «Совет­ская психология в условиях Великой Отечественной войны» (1943) перечис­лил наиболее важные пункты приложе­ния психологической науки к боевой деятельности войск. Среди них: иссле­дование путей повышения перцептив­ных возможностей военнослужащих; изучение методов обучения и подготов­ки кадров военных специалистов, особенно в технических, специальных родах войск и, прежде всего, в авиации; исследование психологических проблем управления войсками, решения тактиче­ских и стратегических задач; решение психологических вопросов дисципли­ны, эмоционального поведения бойцов, воспитания воинского духа и воли; ор­ганизация отбора людей для техниче­ских воинских специальностей и изуче­ние их способностей; восстановление боеспособности и трудоспособности ра­неных бойцов; исследование мотивации боевых действий военнослужащих (Рубинштейн С.Л., 1943, с. 45—61).

Интересные и практически значи­мые достижения имели место в области психологической реабилитации воинов, получивших травмы головного мозга и конечностей. Благодаря научным изы­сканиям групп психологов под руково­дством С.Г. Геллерштейна, А.В. Запо­рожца, А.Н. Леонтьева и С.Я. Рубин­штейн были разработаны методы и средства восстановления движений раненых бойцов и скорейшего возвращения их к нормальной жизни (Геллер- штейн С.Г., 1942, 1943; Леонтьев А.Н., Запорожец А.В., 1945 и др.).

Весьма ценные результаты были до­стигнуты психологией и в области бое­вой подготовки войск, информационно-­психологического противоборства с противником и т.п. Например, использование методов профессионального психологического отбора лишь в одном учебном артиллерийском центре армии США позволило сэкономить за годы войны 2000 человеко/лет, включая вре­мя работы инструкторов.

Третий урок, который следует извлечь из военного опыта психологии, состоит в том, что даже в условиях ограниченно­го времени необходимо внедрять ново­введения лишь после тщательной экспе­риментальной проверки.

Так, только для изучения влияния удаленности на восприятие цвета в усло­виях воздушного наблюдения ленин­градскими психологами было проведе­но 300 опытов. Была создана исследовательская методика, предполагающая создание моделей воспринимаемых с воздуха объектов (вражескими летчика­ми) в пропорциях, соответствующих ве­личинам реальных объектов, восприни­маемых с расстояния от 3 до 12 км. Другими словами, были построены макеты основных зданий Ленинграда и на них отрабатывались вопросы маскиро­вочной окраски, искажения формы, создания ложных объектов и т. д. (Коль­цова В.А., Олейник Ю.Н., 1990). В результате были предложены уникальные технологии маскировки, сохранившие свою ценность по сей день.

Сотни экспериментов были также проведены московскими психологами, прежде чем предложить войскам реко­мендации по профилактике утомления, снежной слепоты, по повышению эффективности наблюдения и войсковой маскировки, оптимизации боевой под­готовки и т. п.

Этот урок особенно важен сегодня, когда идет радикальная реформа психо­логической структуры Вооруженных Сил и когда находятся люди, предлагающие военному и государственному руководству экспериментально непроверенные рекомендации. Так, предполагается, что в результате реформы в воинских частях почти на 2 тыс. человек будет приходить­ся один специалист-психолог. В то время как в существующих нормативах указы­вается, что психолог может быть эффек­тивен, если он ориентирован на работу не более чем с 500 людьми. Аналогично решается вопрос с оснащением пунктов психологической помощи и реабилита­ции воинских частей. Если учесть, что в часть ежегодно приходят тысячи новобранцев, то только обработка результатов проведенных психологических тестов надолго оторвет психологов от исполне­ния ими повседневных обязанностей. Очевидно, что при таких масштабах диагностики нельзя обойтись без компью­терных систем обсчета диагностических материалов. И здесь не помешала бы се­рия хороших экспериментов.

Четвертый урок, преподанный вой­ной психологии, состоит в том, что вся система психологической работы в бое­вой обстановке должна строиться на на­учно обоснованных психологических моделях боевой деятельности.

В истории военного искусства хоро­шо известен следующий пример. В до­военный период и на начальном этапе войны отечественное военное искусст­во рассматривало систему обороны как совокупность одиночных ячеек для стрелков. Приводились соответствую­щие тактические и математические рас­четы и обоснования такой системы. Од­нако, как оказалось, человеческая психика предъявляет свои требования к так­тике обороны. Многие психологические феномены, побуждающие боевую ак­тивность, такие как: коллективное мне­ние, настроение, оценки, санкции, пси­хическое заражение, подражание, меж­личностное влияние и др., — при «ячеи­стой» обороне не «срабатывали». Зато, согласно наблюдениям К.К. Рокоссовского (побывавшего в солдатской ячей­ке), усиливалось беспокойство, стремле­ние воинов выбежать и заглянуть, сидят ли его товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а он остался один. Воен­ные руководители учли психологиче­ские факторы оборонительного боя, и наши войска уже в ходе войны отказа­лись от ячеистой и перешли к траншей­ной системе обороны.

Игнорирование психологических составляющих модели боя ведет к неоправданным потерям и поражениям. Так, в первые месяцы боевых действий в Афганистане у наших воинов сформировалось убеждение, что противник су­щественно превосходит их в боевом мас­терстве и эффективности оружия. Такое убеждение появилось потому, что в ряде боев противник, находящийся на рас­стоянии, не досягаемом для нашего стрелкового оружия, поражал россий­ских воинов с высокой точностью, ино­гда пробивая бронежилеты. В результа­те у наших солдат развилось неверие в свое оружие, а как следствие, — уныние и апатия. Однако причиной успехов про­тивника было не их оружие, а психоло­гические тактические приемы. Как пра­вило, при вхождении наших войск в ущелье противник издалека производил шумный выстрел или подрыв боеприпаса. Дисциплина огня в нашей армии была крайне слаба. Поэтому в ответ на выстрел противника российскими воен­нослужащими открывался шквальный огонь изо всех видов оружия. Именно этот шум и тот факт, что внимание на­ших бойцов приковано к месту выстре­ла, использовались противником в сво­их целях. В это время замаскированные в укрытиях снайперы врага с расстояния 200—300 метров, используя приспособ­ления для бесшумной и беспламенной стрельбы, в упор расстреливали наших солдат и офицеров. Если бы российские военнослужащие знали о том, что подоб­ный психологический прием не раз ис­пользовался советскими войсками и на­шим противником в годы Великой Оте­чественной войны при боях в населен­ных пунктах, они бы имели совсем иную мысленную модель боя и выработали бы другую тактику действий. В этом случае главными факторами успешности боя были бы прописаны «своевременное об­наружение противника» и «высочайшая дисциплина огня».

Во время Великой Отечественной войны наиболее пытливые и инициатив­ные командиры вынесли для себя урок, что подчиненных нужно готовить к бою на его реальной модели. Они, на свой страх и риск, корректировали требования боевых уставов, руководств и наставле­ний по огневой подготовке, максимально приближая их к реальной боевой дей­ствительности. Если во всем мире учат солдат совершать перебежки на поле боя продолжительностью не более 3-х секунд по сложным траекториям, то зачем гото­вить бойцов к ведению огня по мишеням, двигающимся прямолинейно в течение 10—12 секунд? Если в качестве целей на поле боя мелькают из-за укрытий отдель­ные фрагменты лиц и тел, размытые си­луэты пригибающихся к земле людей, то зачем солдат учить стрельбе по хорошо выкрашенным и контрастно выделяющимся на фоне стрельбища крупногаба­ритным мишеням? Если поле боя нашпи­говано осколками снарядов, искорежен­ной техникой, кирпичным крошевом, торчащими балками, обрывками колю­чей проволоки, мусором, лужами, кустар­ником, трупами и т. п., зачем учить бойцов на свежевыкошенных, с четко обо­значенными дорожками для движения стрельбищах? Командиры военной поры, ставшие психологами в силу об­стоятельств, прекрасно понимали, что лозунг «Тяжело в учении — легко в бою» реализуется лишь тогда, когда в учении действительно тяжело, и перестраивали учебные занятия. В наработках этих ко­мандиров содержится мощный ресурс будущих побед.

Пятый урок, вытекающий из военно­го опыта психологии, гласит, что обеспе­чение эффективности деятельности практической психологи требует единст­ва психологов. Это единство должно быть организационным, причем как «горизон­тальным», так и «вертикальным». У пси­хологического сообщества должен быть лидер, способный объединять людей, ге­нерировать идеи, чувствовать ситуацию, организовывать коллективную деятель­ность. Если бы в годы войны наши спе­циалисты коллективно осмыслили ситуа­цию, определили направления совмест­ной деятельности и периодически обме­нивались опытом работы, мы имели бы более впечатляющие результаты прило­жения достижений психологии к практи­ке решения боевых задач.

Шестой урок, без усвоения которого все остальные уроки останутся знанием, не воплощенным в практику, можно сформулировать так: «необходимо повсе­дневно демонстрировать возможности психологии (в том числе, и военной) в решении жизненно важных задач госу­дарства, общества, Вооруженных Сил».

Сегодня военной психологии уда­лось по крупицам собрать бесценный опыт психологической работы в годы Великой Отечественной войны, после­дующих военных событий в мире и со­здать целостную научно-практическую систему. В этой системе немало эвристи­ческих идей, технологий, ноу-хау (Караяни А.Г., 1998; 2006; 2009).

Бесценными, с теоретической и прак­тической точек зрения, можно считать:

• знание о системе мотивов, опреде­ляющих боевую активность, геро­изм, отклоняющееся поведение вои­нов, и рекомендации по психологи­ческой подготовке боя;

• знание о пиках переживания воен­нослужащими страха в бою и учиты­вающие эти моменты рекомендации о психологически обоснованной расстановке военнослужащих по этапам боя;

• знание о динамике морально-психо­логических сил воинов, находящих­ся в непосредственном соприкосно­вении с противником, и рекоменда­ции по ротации воинских подразде­лений по этапам боевого порядка;

• знание о временных пределах мораль­но-психологических возможностей воинов и рекомендации о сроках пре­бывания их в зоне боевых действий и групповой ротации воинов;

• знание об особенностях зрительно­го и слухового восприятия объектов, о факторах, влияющих на воспри­ятие объектов в боевой обстановке, и рекомендации по войсковой маскировке, ведению меткого огня, на­блюдения, разведки;

• знание о закономерностях информа­ционно-психологического противоборства в боевой обстановке и реко­мендации по защите войск от психо­логического воздействия противника;

• знание о законе распространения слухов (одного из главных факторов деморализации военнослужащих) в боевой обстановке и рекомендации по их своевременному выявлению и пресечению;

• психологическая модель боевых дей­ствий, позволяющая системно оце­нивать, прогнозировать и проекти­ровать психологические компонен­ты боя; соответствующая из этой модели квазиформула поведения воина в бою;

• знание о сущности, видах, уровнях, формах боевого стресса, о моделях боевой психической травмы и кон­кретные рекомендации по психоло­гической подготовке воинов, по при­менению методов психологической помощи военнослужащим в боевой обстановке, по созданию психологи­чески обоснованной траектории та­кой помощи;

• знание о феномене и содержании посттравматического стрессового расстройства и методы психологиче­ской реабилитации ветеранов бое­вых действий;

• концепция целевого психологиче­ского ресурса участника боевых дей­ствий, являющаяся системообразую­щей в понимании сущности психо­логии боя и его психологического обеспечения;

• целостная концепция психологиче­ского обеспечения боевых действий, раскрывающая его как специальную технологию диагностики, создания, сохранения, восстановления целевого ресурса воинов, необходимого для эффективного выполнения боевых задач и выживания на поле боя.

Однако, к сожалению, ценность этих наработок пока еще не понятна потен­циальным заказчикам, потребителям, клиентам. Поэтому возникает важное направление деятельности психолога — сопровождение психологического зна­ния на его пути к практике.

Современной психологии есть, что положить на алтарь победы, и это при­ношение будет весомо настолько, на­сколько она сможет извлекать и усваи­вать уроки из военной истории государ­ства и из своей собственной истории.

Литература

1. Геллерштейн С.Г. Восстановительная тру­дотерапия в системе работы эвакогоспи­талей. - М., 1943.

2. Каничева Р.А., Ярмоленко А.В. Ленин­градские психологи в годы войны // Психологический журнал, — 1985. — №6. С. 3—7.

3. Караяни А.Г. Психологическое обеспече­ние боевых действий личного состава час­тей сухопутных войск в локальных воен­ных конфликтах. — М., 1998.

4. Караяни А.Г., Зинченко Ю.П. Информа­ционно-психологическое противоборст­во в войне: история, методология, прак­тика. — М.: МГУ, 2009.

5. Караяни А.Г., Сыромяников И.В. При­кладная военная психология. — М.: Пи­тер, 2006.

6. Кекчеев К.Х. Ночное зрение. — М., 1942.

7. Кольцова В.А. Олейник Ю.Н. Деятель­ность психологов в годы Великой Отече­ственной войны // Психологический журнал. — 1990. — №3. — С. 16—24.

8. Кольцова В.А. Олейник Ю.Н. Советская психологическая наука в годы Великой Отечественной войны (1941 — 1945). — М., 2006.

9. Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восста­новление движения. Психофизиологиче­ское исследование восстановления функ­ций руки после ранения. — М., 1945.

10. Медведев Д.А. Интервью газете «Извес­тия» // Известия. — 2010. — 7 мая.

11. Рубинштейн С.Л. Советская психология в условиях Великой Отечественной вой­ны // Под знаменем марксизма. — 1943. №9—10. —С. 45—61.

12. Смирнов А.А. Советские психологи — обороне Родины в годы Великой Отече­ственной войны // Вопросы психологии. 1975. — №2. — С. 13—30.

13. Смирнов А.А. Советские психологи в годы Великой Отечественной войны // Вопро­сы психологии. — 1975. — №4. — С. 124—126.