Проективная методика «Рисунок семьи в образах цветов» в психологическом консультировании

Лебедева Людмила Дмитриевна

Возможность использования про­ективного рисования в психологичес­кой и психотерапевтической работе издавна привлекает внимание прак­тикующих психологов и психотера­певтов. Считается, что человек скло­нен видеть мир сквозь призму своих потребностей и желаний. По словам К. Г. Юнга, «...проекции превращают мир в копию нашего собственного не­ведомого нам лица индивида» [7].

Согласно механизму проекции, че­ловек склонен свои субъективные представления приписывать изобра­женным объектам, наделяя их соб­ственными чертами в соответствии с потребностями, установками, мотива­ми, структурой личного опыта. Проекция не осознается, а проникает в сознание как измененное восприятие внешнего мира. «Все содержания на­шего бессознательного оказываются постоянно спроектированными на наше окружение, и только распозна­вая определенные свойства объектов как проекции или образы (imagos), мы оказываемся в состоянии отделить их от действительных объектных ка­честв», — писал К.Г. Юнг [7].

Субъективное содержание мыслей, чувств, переживаний, особенности своего внутреннего мира человек нео­сознанно переносит на художествен­ные образы как внешние объекты.

Этот процесс, имеющий бессознатель­ный характер, рассматривается как спонтанный, а не волевой акт.

Н. Роджерс отмечает, что многое в наше творчество привносится бессозна­тельным: нашими переживаниями и интуицией. «Бессознательное — глубо­кий колодец, — пишет он, — у многих из нас поверх этого колодца лежит крыш­ка». Вместе с тем, переживания могут быть конструктивно канализированы в креативные занятия искусством [3].

Именно потому, что результаты спонтанной изобразительной деятель­ности менее подвержены контролю сознания, в психодиагностике широ­ко применяется проективное тестиро­вание, построенное на создании экс­периментальной ситуации, допускаю­щей множественность возможных интерпретаций.

Известно, что понятие проекции для обозначения метода исследования ввел Л. Франк. В настоящее время сло­жились различные классификации проективных методов. Мы рассмот­рим «рисуночные» тесты и методики, относящихся к типу экспрессивных методов, предполагающих изобрази­тельную деятельность на заданную или свободную тему, что сближает их с ме­тодом анализа продуктов деятельнос­ти субъекта, а в терапевтическом кон­тексте — с арт-терапией.

Различные вариации «Рисунка се­мьи» («Моя семья», «Семья в образах животных», «Семья в образах сказоч­ных героев») издавна применяются в психологической диагностике. Бата­рею проективных тестов составили раз­работки известных специалистов, в чис­ле которых: К. Аппель (Appel K., 1937); В. Вульф (Wolff W., 1946); В. Хьюлс (Hulse W, 1951); Р.К. Бернс (Burns R., 1972); С.К. Кауфман (Kaufman S., 1972); Дж. ДиЛео (DiLeo J., 1973); Л. Корман (Corman L., 1964); Г.Т. Хо- ментаускас (Chomentauskas G., 1983) и другие.

Отдельные аспекты семейной темы в проективном рисовании встречаются в методиках К. Маховер (1949); Ч. Ширна и К. Рассела (1997); А.И. Захарова (1982), А.А. Бодалева, В.В. Столина (1989).

Известные проективные тесты и методики разнятся диагностической направленностью и степенью детали­зации задания. Например, в инструк­ции Л. Кормана предлагается нарисо­вать представления о семье: «Нарисуй семью, как ты ее себе представляешь»; другие авторы конкретизируют: «На­рисуй свою семью» (В. Хьюлс); «На­рисуй рисунок, в котором каждый член семьи и ты что-нибудь делают» (Р. Бернс, С. Кауфман).

Усиление проективного акцента достигается благодаря применению группы методик, направленных на со­здание «ассоциативного образа» семьи. Например, испытуемому предлагается нарисовать свою семью в образах жи­вотных; сказочных или мифологичес­ких героев. Подобная инструкция ак­тивизирует воображение и ассоциатив­ное мышление человека. Субъективное содержание образа воспроизводит глубинные, зачастую неосознанные переживания по отношению к каждо­му нарисованному (и отсутствующему на рисунке) члену семьи, а также де­монстрирует представления автора ри­сунка о семейной ситуации. Важно, как он воспринимает и оценивает се­мейные взаимоотношения, какие лич­ностные качества и мотивы приписы­вает близким людям, как характеризу­ет их поведение.

Однако само задание изобразить людей или животных нередко вызыва­ет сопротивление, аргументируемое утверждением «я не умею рисовать». В процессе пострисуночного опроса авторы рисунков отмечают, например: «Я бы хотел изобразить... львицу, а вышла кошка», или «Я изобразил толь­ко тех животных, которых научился рисовать в школе, но это совсем не соответствует образам моих родствен­ников». Очевидно, что диагностичес­кий потенциал таких рисунков мини­мален, особенно если испытуемый ис­пользует выработанные навыки рисования, стереотипные образы и привычные способы изображения (срисовывание, копирование и др.).

Вместе с тем, на основе собствен­ного опыта замечу, что в рисунках уча­стников арт-терапии часто присут­ствуют цветы, образы которых, как известно, глубоко символичны. В свя­зи с этим у нас возникла идея провес­ти научное исследование «рисунка семьи в образах цветов» в проективном и арт-терапевтическом контекстах.

В процессе экспресс-опроса рес­пондентам сообщалось, что им пред­стоит нарисовать семью. Далее зада­вался вопрос: «В каких образах Вы хо­тели бы выполнить эту работу?»

Наиболее частотной характеристи­кой оказалось слово «цветок» (73% выборов). Это подтвердило гипотезу, что «цветок» действительно следует рассматривать как стимульное слово для образного изображения семьи. Известен опыт драматерапии и символдрамы, в которых используется прием идентификации человека с об­разом цветка в качестве метафоры об­раза «Я». Подтверждением универ­сальности языка цветов может слу­жить и словесная метафора.

Н. Роджерс, говоря о процессе самоисследования с помощью цветка, пишет: «Он подобен раскрывающим­ся лепесткам лотоса, цветущего лет­ним днем. В теплом, принимающем окружении лепестки открываются, чтобы явить внутреннюю сущность цветка. Как только мы осознаем наши переживания, они становятся источ­ником дальнейшего самопонимания и творчества» [3].

Итак, цветок является универсаль­ным символом, обладает глубокими разнообразными смысловыми потен­циями на разных уровнях психосеман­тического пространства. Множественность значений символа цветка объясняется в науке стремлением к иерархии — упорядочиванию различ­ных планов реальности: материально­го, социального и духовного.

Доказано также, что раскрытие символических значений содействует восстановлению психического равно­весия и гармонизации эмоционально-­чувственной сферы личности.

Являются ли образы цветов пре­дикторами осознания клиентом соб­ственной семейной ситуации?

Традиционно в психодиагностике оцениваются формальные элементы ху­дожественного материала (размер фигу­ры, ее расположение на листе бумаги, степень завершенности рисунка, цвето­вой выбор, особенности рисования — стирание, перерисовывание и др.).

В арт-терапии, напротив, перво­степенная значимость формального анализа рисунка отрицается. Вместе с тем, доказано, что проективные ри­сунки не только предоставляют разно­сторонние возможности для исследо­вания индивидуальности личности, но способствуют адекватному и безопас­ному выражению человеком негатив­ных, подавляемых, социально непри­емлемых чувств (Т. Зинкевич-Евстиг­неева, Д. Кудзилов и другие).

Как показывают наблюдения, про­цесс рисования семьи в образах цве­тов с последующей вербализацией опыта тоже может приводить к спон­танному реагированию ранее неосознаваемых, вытесненных или не принимавшихся чувств, а значит, способствует психотерапевтическому эф­фекту, достижение которого в диагно­стической работе обычно не планиру­ется как самостоятельная задача.

Известно, что в проективных мето­диках инструкция к рисованию пред­ставляет собой некий посыл бессозна­тельному клиента, актуализирует определенные пласты его внутренней жизни. Например, инструкция «Нари­суйте свою семью» часто актуализиру­ет «внешний» социальный образ кон­кретной семьи, портрет семьи «худож­ника», приближенный к реальности. По сравнению с этим содержание «по­сыла бессознательному» в методике «Рисунок семьи в образах цветов» име­ет метафорический смысл и актуали­зирует представления автора об эмо­ционально-чувственных внутрисе­мейных отношениях.

Согласно «концепции терапевти­ческого расщепления Я» Рихарда Штерба, субъект обладает способнос­тью, позволяющей ему одновременно проводить самонаблюдение и преда­ваться свободным ассоциациям на ма­териал, пробивающийся из сферы бес­сознательного (R. Sterba, «Судьба Я в терапевтическом процессе», 1929, 1934) [2].

Разрабатывая проективную методи­ку «Рисунок семьи в образах цветов», мы руководствовались идеей Л. Кормана (Corman L., 1964) предлагать как можно менее структурированную си­туацию. Это соответствует общему принципу проекции, расширяет гра­ницы спонтанного реагирования и от­крывает дополнительные диагности­ческие возможности.

В процессе апробации было выяв­лено, что такая работа с легкостью принимается и выполняется испытуе­мыми любого возраста начиная с 7 лет. (Дети меньшего возраста в исследова­нии не участвовали.)

Не было случаев, чтобы взрослый клиент отказывался выполнять эту ра­боту потому, что он не умеет рисовать или не имеет собственной семьи. По­скольку инструкция не содержит кон­кретных разъяснений, каждый испы­туемый находит подходящие для себя образы. Для кого-то это образы роди­тельской семьи, в которой вырос или сейчас живет автор рисунка; идеаль­ной семьи, которую он хотел бы иметь и др. Встречаются также работы, где изображено поле цветов как состояние жизни в социуме, заменяющем чело­веку собственную семью.

Взрослые, имеющие неполные се­мьи, изображают примерно с равной степенью частоты образы прошлого или будущего. Реже — реальные семьи, в которых, тем не менее, символичес­ки присутствуют недостающие члены семьи. Видимо, это вызвано специфи­кой стимульного слова. Цветок как первообраз, архетипический символ, художественный концепт является превосходным объектом, на который лучше всего проецируются внутрен­ние психологические конфликты, бес­сознательный подавленный или вы­тесненный психологический опыт.

В современной лингвистике слово «цветок» считается концептом, так как представляет собой значимую единицу словаря, обладает богатым лексичес­ким фоном и ценностным для русской лингвокультурной общности содержа­нием (О.А. Михайлова, А.И. Молоткова и др.). Такие значимые прототипи­ческие признаки концепта «цветок», как красота и хрупкость, часто актуализируются в творческих работах.

«Утром расцвела гвоздика

И увянула в обед...

Речь цветочных аллегорий

Подразумевает горе».

(из пьесы П. Кальдерона «Стойкий принц» в переводе Б. Пастернака)

Символы цветов, отражая проявле­ния индивидуального и коллективно­го бессознательного, отличаются мно­гозначностью и полисемией. Помимо того, что у каждого человека цветы вызывают собственные ассоциации, известны сложившиеся системы зна­чений различных видов цветов. Толко­вания связи цветов и человеческих взаимоотношений настолько распро­странились, что даже возникли выра­жения «разговор цветов», «язык цве­тов». В древности для выражения чувств в турецких гаремах использо­вался специальный язык цветов — «се­лам», который в Европе активно по­пуляризировался шведским королем Карлом XII (1682-1718). В России язык цветов стал модным в начале XIX века. Известный поэт, переводчик, фольклорист Дмитрий Петрович Ознобишин перевел с персидского кни­гу «Селам, или Язык цветов» (СПб, 1830), в которой упоминалось более 400 растений и каждому соответство­вала какая-либо фраза. В те времена считалось благопристойным говорить о своих чувствах, делать предложение «руки и сердца» на языке цветов.

В современной литературе упомина­ется игра «Флирт цветов», популярная в светских салонах XIX века Европы и России. Образы и значения цветов по­могали выстроить коммуникацию, за­вязать новые знакомства, деликатным способом через опосредованные сооб­щения на языке цветов выразить раз­нообразие чувств и притязаний. Каж­дый из участников вытаскивал кар­тинку с изображением какого-либо цветка и на весь вечер получал игро­вое имя по названию цветка и соответ­ствующую роль, далее определялись партнеры по флирту на основании слу­чайного выбора по совпадению вы­бранных карточек. В процессе игры партнеры передавали друг другу кар­тинки с подходящими высказывания­ми на языке цветов. Например, один участник сообщал: «Бегония (предла­гаю сердечную дружбу)», другой мог ответить: «Гиацинт (Вы играете со мной?)» или «Водяная лилия (чувства в моей душе бушуют)» [5].

Некоторые цветочные ритуалы со­хранились и в наши дни. Возможно, поэтому метафора семьи в образах цветов воспринимается и взрослыми, и детьми как аутентичная.

В научной картине мира понятие «цветок» характеризуется признаками: «принадлежность к семейству, виду», «является органом размножения», «имеет соцветие», «имеет цикл разви­тия», что ассоциативно связано с се­мьей и продолжением рода.

На Руси считалось, что в цветах спрятаны души детей, которые выхо­дят оттуда, когда рождается младенец. Славянский фольклор насыщен изоб­ражениями цветов: раскрытый цветок руты, колокольчик или другой цветок символически помогал семейной паре избавиться от бесплодия. Барвинок на языке цветов означает влюбленность и брачные узы, а бархатцы — семейную верность. Калина у славянских наро­дов считалась свадебным деревом. Из белых цветов калины плели свадебные венки. В венках молодой жены, мечта­ющей о ребенке, обязательно присутствовали колосья как древний символ рождения. Много легенд о семейном родстве, супружестве было сложено славянами про красивый полевой цве­ток иван-да-марья.

В культурных традициях славянс­ких народов нежный и трепетный цве­ток мака является аллегорией незаб­венной памяти рода, многие другие полевые растения символизируют уважение к семье. У восточных народов нарциссы, как и орхидеи, обозначают супружеские отношения. Южане по­читают виноград, цветы и плоды ко­торого символизируют радость и кра­соту образования семьи.

В целом позитивные изображения бутонов и раскрывшихся цветков на рисунках людей различных нацио­нальностей и культур расцениваются как символ «здоровой сексуальности». Красота земного цветка порождает образную параллель «цветок — семья» как благо, ценность.

Итак, цветы в рисунках и других продуктах творчества несут особую символическую и эмоциональную на­грузку.

Необходимо подчеркнуть, что ри­сунок семьи в образах цветов отража­ет не столько индивидуальные психо­логические характеристики автора ра­боты, сколько его эмоциональное самочувствие, представления о своем месте и роли в семье, самовосприятие семейной ситуации и взаимоотноше­ний между членами семьи. По сути, изображенный объект и сам процесс художественной деятельности отража­ют базисную потребность человека в невербальной передаче своего психи­ческого опыта. Рисунок семьи в обра­зах цветов нацелен на создание ситуации, облегчающей возможность рас­сказать о семье на языке метафоры, используя символизм «мужских» и «женских» растений. К первым из них относят цветы, имеющие удлиненные, заостренные листья или длинный, вы­ступающий пестик (ирис, нарцисс и др.). Мифологической символикой наполнены такие «мужские» цветы, как адонис, гиацинт. Наиболее яркие представители «женской» семантичес­кой группы — азалия, астра, мальва, хризантема.

В архаичных символических систе­мах совершенство приписывается ло­тосу. Его листья, цветы и плоды обра­зуют круг. К тому же, каждое растение имеет бутоны, цветы и семена одновре­менно, что ассоциируется с единством времени прошлого, настоящего, буду­щего. Именно лотос формирует чашу, символизирующую воспринимающий женский образ. Корень лотоса олицетворяет нерастворимость, стебель — пу­повину, привязывающую человека к своим истокам, цветок имеет форму солнечных лучей, коробочка с семена­ми символизирует плодоносную силу творения. Интересно, что коробочки, наполненные семенами, обозначаются в китайском языке тем же самым иеро­глифом, что и слово «ребенок». Таким образом, в бутоне лотоса сокрыты все потенциальные возможности: союз дуалистичных сил огня и воды, Солнца и Луны, мужчины и женщины.

Амбивалентность мужского и жен­ского начала иногда приписывается розе, пеону (пиону). Так, в Европе пион и роза — женские образы, на Востоке — мужские. Пион в Японии даже назы­вают «мужем» или «царем» среди цве­тов («Мифы народов мира» под ред. С.А. Токарева). Роза обладает психоло­гическим и космологическим симво­лизмом: например, по К.Г. Юнгу, она символизирует целостность личнос­ти, баланс между сознанием и подсоз­нанием [7].

Трактовки образов цветов могут варьироваться в разнообразных рели­гиозных, философских, культурологи­ческих и пространственно-временных системах, но, тем не менее, всегда воспринимаются позитивно и отражают уважение людей к истории и ценнос­тям разных культурных традиций.

В силу амбивалентности и много­значности образы цветов легко про­ецируются и на мужские, и на женс­кие фигуры, без сопротивления ис­пользуются в рисунке семьи.

Кроме того, образ цветка, являясь архитипическим, соотносится с глав­ными человеческими экзистенциями: рождением, жизнью, смертью.

В процессе апробации мы замети­ли, что до 20% рисунков метафоричес­ки или символически связаны с темой умирания и смерти в отличие от ри­сунков семьи, выполненных в рамках других проективных рисуночных тес­тов (методик). Можно предположить, что такой признак цветка, как «увяда­ние», облегчает изображение физи­ческого неблагополучия и возраста, а «недолговечность» спонтанно «про­воцирует» на включение в рисунок ушедших из жизни членов семьи и изображение тяжело больных людей.

При этом изобразительный про­цесс становится символической экстериоризацией переноса (Д. Мэрфи и многие другие). А арт-терапевтический процесс согласуется с проектив­ным самовыражением посредством художественного материала, проявле­нием наиболее ярких, аффективно окрашенных переживаний как по от­ношению к внутрисемейной ситуа­ции, так и применительно к самовосприятию себя и своей роли в семье.

Все сказанное выше иллюстрирует терапевтический ресурс проективно­го рисунка семьи в образах цветов.

Итак, если поместить практическое задание «Нарисуй семью в образах цве­тов» в терапевтический контекст, по­добную работу можно рассматривать как тематическую арт-терапию. От­крытия, которые совершит автор ри­сунка вместе со специалистом по арт-терапии, помогут построить гипотезу для следующего шага в терапевтичес­ком процессе.

Несомненно, данная работа обла­дает диагностическим потенциалом и может применяться в контексте арт- терапии как мягкий, гуманный способ психодиагностики, а также как проек­тивная методика, если основной зада­чей исследователя является сбор пси­хосоциальной информации об испы­туемом.

Инструкция к рисованию семьи в образах цветов, являясь своеобразным посланием к бессознательному, акту­ализирует определенные аспекты внутренней жизни человека. При этом изобразительный продукт становится материалом для самоанализа, само- восприятия себя в семейной ситуации. Человек отражает на бумаге собствен­ное видение жизненных коллизий сообразно своей индивидуальности, ассо­циативным связям, прошлому опыту, установкам, убеждениям. Осознание и изменение отношения к актуальным и прошедшим событиям, принятие от­ветственности за собственную жизнь побуждает к поиску «ресурсного обра­за» — своеобразного маркера прогрес­са в терапевтической работе.

В. Франкл подчеркивал, что он не дает своим пациентам готовых реше­ний, а пытается инициировать про­цесс нахождения каждым из них свое­го смысла, отвечая на требование сво­ей бессознательной духовности [4].

Наиболее значимо, что клиент, не интерпретируя, получает возможность «материализовать» с помощью живо­писи некоторое патологическое явле­ние, от чего, по опыту Дж. Шаверьен, наступает облегчение текущего состо­яния [7].

Подобный результат наблюдается и в процессе выполнения обсуждаемой в данной статье проективной методи­ки. Создавая рисунки семьи в образах цветов, авторы невольно отражают («материализуют») реальные пережи­вания, связанные с семейной ситуаци­ей. Дальнейшее рассматривание худо­жественного продукта побуждает к рефлексии и самопознанию. Судя по комментариям, авторы задаются во­просами, что побудило их нарисовать такую семью (реальную, родительскую или представления (фантазии) об иде­альной семье)? Почему именно тот или иной цветок спонтанно выбран для изображения самого себя и совсем иной — для кого-то из родственников? Как расположены цветы относитель­но друг друга? Почему на одних рисун­ках они живут в почве, а на других — срезаны и собраны в букет живых рас­тений или сухоцветов? В тех случаях, когда цветы помещены в цветочный горшок или растут с одного стебля, важно прояснить, что для автора ри­сунка означает слишком близкое их расположение.

Рисунки с отдаленно расположен­ными цветками, отсутствие изображе­ния кого-то из членов семьи могут ука­зывать на слабые эмоциональные свя­зи, затруднения и напряженность во взаимоотношениях. Возможно, это попытка соединить в рисунке разоб­щенных в реальной жизни людей с помощью внешних обстоятельств, вернуть семью к «общим корням»?

Поиск ответов на этот и подобные вопросы — способ опосредованной рефлексии семейной ситуации через символику цветка, что в итоге содей­ствует изменению отношения к осо­знанной проблеме, а значит, и улучше­нию психоэмоционального состояния клиента. Тем самым в процессе проек­тивного рисования семьи в образах цветов достигается терапевтический эффект. Данная методика обладает ре­сурсным потенциалом, направленным на духовную экзистенцию человека.

Проведенное исследование с по­следующей апробацией авторской методики в образовательных и клиен­тских группах взрослых (в возрасте от 20 до 65 лет) в ряде городов России, Латвии, Литвы, Молдовы дает основа­ние для следующих выводов:

• образ цветка является аутентичным для символического изображения семьи;

• инструкция не вызывает сопротив­ления, задание вызывает интерес как у женщин, так и у мужчин;

• художественный продукт и содер­жание вербальной обратной связи представляет богатый материал, как для диагностики, так и для по­строения гипотезы в арт-терапевтическом процессе;

• образы цветов на рисунке, их рас­положение, среда обитания дей­ствительно отражают реальную се­мейную ситуацию и помогают ав­тору рисунка ее осознать.

Проявилась слабая корреляция с данными, полученными от примене­ния других экспрессивных тестов. Установлено, что изображение семьи с помощью человеческих фигур в большей степени контролируется со­знанием, нежели рисунок семьи в образах цветов, что усиливает действие защитных механизмов и, соответ­ственно, снижает достоверность ре­зультатов.

«Рисунок семьи в образах цветов» соотносится с ресурсным типом ри­сунков, актуализирующих поиск пози­тивного разрешения семейной ситуа­ции, в то время как «Рисунок семьи в образах животных» расценивается специалистами как конфликтный.

Кроме того, гуманистический по­тенциал данной авторской методики состоит еще и в том, что всем людям, в том числе и людям с особыми по­требностями, инвалидам, безусловно, легче использовать метафорическое изображение своего облика, используя эстетически привлекательный образ цветка.

Заключение

С позиций диагностического по­тенциала «Рисунок семьи в образах цветов» логично отнести к классу экс­прессивных проективных методик, построенных на рисовании по свобод­ной или заданной теме. Поскольку эти методики обеспечивают качественный подход к исследованию личности, но обладают высокой степенью субъек­тивности, актуальной остается проблема стандартизации, разработка адекватных методов проверки их на­дежности и определения валидности.

К настоящему времени известны результаты применения факторного анализа, с помощью которого были выделены два измерения проекций ребенка, отражающих его чувства относительно семьи и способ «перера­ботки» чувства отверженности [6].

Построены наборы оценочных, силовых и динамических свойств, яв­ляющихся инвариантами возрастных, профессиональных и других типоло­гических групп, которые люди доста­точно устойчиво и дифференцирован­но приписывают графическим фор­мам [1].

В работах Л.Ф. Бурлачука и С.М. Мо­розова (1989) успешно использован семантический дифференциал для оценки отношения автора рисунка к изображаемому человеку в проектив­ной методике «Нарисуй человека» (http://ido.rudn.ru/psychology/pedagogical_psychology/annot/annot_dop2_a.html).

Вместе с тем, нельзя не согласить­ся с В. Вульфом и другими авторами, утверждающими, что «при интерпрета­ции различий в нарисованных фигурах необходимо главным образом опирать­ся на то, как сам исследуемый их ос­мысливает. Если это невозможно — ин­терпретация становится чисто субъек­тивной». Согласно гипотезе В. Вульфа, различия в изображении порождаются особыми переживаниями, специфи­ческими для каждого клиента.

Следовательно, в постижении смысла рисунка важно исходить из интерпретаций самого клиента. «...В работе с проективным рисунком речь идет не об изложении какого-то “пра­вильного” значения изображения. Ри­сунок только способствует проявле­нию вынужденного, сугубо личного, индивидуального, неповторимого психологического содержания, выра­женного автором» [1].

Система корректных вопросов спе­циалиста поможет клиенту выделить и осознать психологическую реаль­ность, актуализирующую его отноше­ние к изображенному объекту или ситуации. Тем самым художественный продукт, его содержание и символика становятся материалом для самоана­лиза, адекватного восприятия семей­ной ситуации, самооценки.

Сказанное сближает проективное рисование с парадигмой арт-терапии, в которой диагностический аспект поиска проблем нивелируется тера­певтическим аспектом творческого процесса, направленного на поиск ресурсов.

Именно арт-терапия актуализиру­ет неспецифические саногенные ре­сурсы организма, психики и личнос­ти клиента (Шувалов А.В., 2009).

Идея саногенного (позитивного, оптимистического, оздоравливающего) самоотношения просматривается в трудах Ф. Ницше. Для него здоровье означало не свободу от болезни, а способность человека с ней справляться. Именно эта способность актуализиру­ется в процессе изобразительного творчества.

Центральный замысел состоит в том, чтобы создать психологически безопасные условия, помогающие каждому участнику арт-терапии най­ти свой способ самовыражения и ак­туализировать ресурсные состояния, а не центрироваться на поиске проблем. По словам Н. Роджерс, «если вы отве­тите: “Я узнал о себе нечто новое”, — значит, вы начали свой путь к форми­рующейся целостности. Это новое и есть очередная присоединенная к це­лому часть индивидуума» [3].

Список литературы:

1. Артемьева Е.Ю., Ковалев Г.А., Семилет Н.В. Изображение как инструмент измерения межличностных отношений. — [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.voppsy.ru/issues/1988/886/886120.htm#a14

2. Гринсон Р. Р. Техника и практика психо­анализа. — М.: Когито-Центр, 2003. — 478 с.

3. Роджерс Н. Путь к целостности: человеко-центрированная терапия на основе экспрессивных искусств // Вопросы пси­хологии. — 1995. — №1. — С. 132—139.

4. Франкл В. Воля к смыслу. — М.: Апрель- Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2000. — 368 с.

5. Флирт цветов: Музеи России. — [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.museum.ru/alb/image.asp?14494.

6. Хоментаускас Г.Т. Отражение межлично­стных отношений в диагностическом ри­сунке семьи: Автореф. дисс. ... канд. психол. наук. — М., 1985.

7. Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного. — [Электронный ре­сурс]. — Режим доступа: http://www.i-u.ru/biblio/archive/jung_ob

8. Schaverien J. Desire and the female therapist: engendered gazes in psychotherapy and art therapy. — London: Routledge, 1995. — 264 p.

9. Wolff W. The personality of the preschool child: the child’s search for his self. — New York: Grune and Stratton, 1946. — 341 p.