Психологические последствия терроризма и роль СМИ в процессе их формирования

Ениколопов Сергей Николаевич Научный центр психического здоровья, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Мкртчян Арег Артаваздович

На данный момент существуют рекомендации освещать теракт мак­симально оперативно и не искажать при этом факты. Речь не идет о под­робном освещении, но о том, что не стоит пренебрегать или намеренно искажать результаты и последствия преступления. Дефицит информации и уличение во лжи СМИ и правитель­ства заставляет обывателей с недове­рием относиться к получаемой инфор­мации и обращаться к другим источ­никам — слухам и мифам, которые, как правило, лишь усугубляют нега­тивные последствия террористичес­кого акта, порождая отрицательное отношение к государству, в том числе

дефицит доверия. Иногда, пуская в эфир непроверенную или лишнюю информацию, СМИ оказывают дав­ление на власть, призывая и вынуж­дая к поспешным и неэффективным действиям. А непосредственное ин­тервьюирование террористов может приводить к их восхвалению и популяризации через подмену понятий и превратное толкование ситуации и фактов [23].

В настоящее время единственным способом контроля демократических СМИ (парадокс, но именно откры­тость и гласность СМИ — наиболее эффективное оружие в руках террори­стов в медиавойне) являются различ­ного рода своды и уставы этических требований к представителям СМИ. Например, свод этических требова­ний, предъявляемых к канадским жур­налистам при освещении террористи­ческих актов, таков:

• представитель СМИ ответственен за последствия своего репортажа;

• СМИ не имеют права подвергать опасности жизни заложников;

• все репортажи в обязательном по­рядке должны регламентироваться и рецензироваться компетентными лицами;

• СМИ не должны восхвалять или оправдывать любые акты террора;

• обязаны воздержаться от сенсаци­онного характера освещения и ши­рокого оглашения информации, которая способна вызвать панику, в частности, следует избегать демонстрации шокирующих и крова­вых сцен;

• любой акт терроризма должен трак­товаться однозначно осуждающе;

• никаких денежных отношений с террористами: плата за интервью и т. д.;

• не стоит брать на себя обязаннос­ти и функции посредника, журна­лист освещает события, но не уча­ствует в них;

• следует воздержаться от умозаклю­чений и рассуждений о террорис­тах, действиях властей, от переда­чи информации от заложников в эфир;

• никакого прямого эфира в течение террористического акта с участием заложников;

• рекомендуется не брать интервью у террористов до окончания опе­рации;

• рекомендуется выражать сочув­ствие жертвам и их семьям;

• следует избегать детализированно­го показа преступления и жертв;

• запрещается использовать журна­листскую аккредитацию или удос­товерения для попыток проникно­вения в запретные зоны [10].

Приблизительно такой же свод правил — антитеррористическая кон­венция — был принят и в России.

В данном случае речь идет о регла­ментировании поведения самих жур­налистов, нежели материала, который они транслируют. Но очевидно, что последствия террористических актов можно редуцировать не только через прямые запретительные меры, огра­ничивающие поведение журналиста или объем информации, но и с помо­щью моделирования характеристик самого предъявления, содержательной стороны и стиля комментариев, обра­за коммуникатора [25].

От того, каким образом будет транс­лироваться, предъявляться информа­ция о террористическом акте, зависит и степень восприятия риска данного происшествия обывателем, а также субъективная оценка вероятности повторения подобных преступлений в ближайшем будущем. Под субъек­тивным восприятием риска понима­ется степень угрозы террористическо­го акта для конкретного человека, то, что американские психологи форму­лируют как «личная угроза» в противовес «угрозе национальной». Яркая отрицательная эмоциональная на­грузка чрезвычайных происшествий и катастроф, в частности, террористи­ческих актов, способствует тому, что обыватель переоценивает для себя риск и угрозу, связанные с данным со­бытием. Характер риска, его субъективная значимость и степень взаимо­связаны с психологическими послед­ствиями террористического акта и во многом определяют дальнейшие по­веденческие и эмоциональные реак­ции человека: страх, подозритель­ность, повышенная агрессивность по отношению к незнакомым людям, беспокойство, чувство беспомощнос­ти, вины, идентификация с жертвой, ограничительное поведение [16]. В связи с этим психологи Б. Фишхоф, Б. Дюроди, С. Уэсли, Р. Коэн, С. Фел­дмэн и другие специалисты в области коммуникаций с гражданским населе­нием в кризисных ситуациях («Risk communication», далее — RC) сформу­лировали предположение о возмож­ности контролировать или предви­деть степень риска и угрозы, а значит, и дальнейшие реакции аудитории. Ими предлагается следующая реко­мендация к составителям информационных программ: не стоит злоупот­реблять фактами и «сухими» цифра­ми в процессе трансляции с места событий, так как ошибочным будет рассчитывать на уравновешенность и спокойствие аудитории в подобной ситуации [10, 11, 12]. Специалисты RC указывают следующие факторы, способствующие переоценке субъек­тивного риска:

• новизна произошедшего (отсут­ствие у обывателя опоры и соотне­сения с прошлым опытом);

• отсутствие четкого и ясного пони­мания ситуации;

• неизбежный, принудительный ха­рактер события;

• масштабность и наличие «челове­ческого фактора» в основе произо­шедшего;

• персонифицированность (наличие конкретных идентифицированных жертв, имен, историй жизни, изоб­ражений и т. д.);

• восприятие происшествия как ре­альной угрозы для себя, а не для со­седа, города, нации...(поездка в та­ких же автобусах, походы в анало­гичные заведения и т. д.).

Контроль данных факторов во вре­мя трансляции потенциально способ­ствует редуцированию отрицательных последствий террористического акта. Соответственно, и рекомендации относительно характера трансляции и самого коммуникатора таковы:

• не стоит углубляться в рассуждения по поводу перспектив данного про­исшествия и его последствий;

• первостепенная задача любой трансляции — не рейтинги и сен­сация, а стремление облегчить участь заложников и жертв;

• при дефиците и неопределенности информации следует настаивать на том, что это следствие не некомпе­тентности, а неповторимости и не­известности природы и характера преступления, что приводит к от­сутствию шаблонов как в ответных мерах, так и в рекомендациях на­селению;

• следует избегать частой смены эк­спертов. Это способствует созда­нию у аудитории впечатления их некомпетентности и несерьезнос­ти (возможно наличие экспертов из разных областей, но в рамках од­ной области их менять не стоит);

• коммуникатор обязан трезво оце­нить собственное эмоциональное состояние перед выходом в эфир — излишняя напряженность, эмоци­ональность или пафосность лишь усугубят сложившуюся ситуацию и психологические последствия сре­ди аудитории.

Предлагается ряд вопросов, на ко­торые обыватель обязательно должен получить ответы в течение короткого репортажа [23]:

• что случилось?

• в безопасности ли я и мои родные?

• какие меры предпринимаются для моей защиты и кем?

• срок устранения последствий?

С другой стороны, рекомендуется в первых, срочных репортажах избе­гать информации о количестве жертв, вероятности повторения террористи­ческого акта, рассуждений о причинах и подозреваемых [12].

Понимание механизмов образова­ния и функционирования субъектив­ного восприятия риска необходимо при развитии и формировании комму­никационных стратегий, в том числе - при составлении информационных сообщений в СМИ о террористичес­ких актах и прочих чрезвычайных си­туациях. М. Хэлдринг и другие специ­алисты рассматривают несколько факторов, влияющих на формирование субъективного восприятия риска у обывателей. В первую очередь они го­ворят о доверии. Доверие — самый важный фактор. Особенно речь идет о доверии к государству и коммуника­торам в ситуации дефицита объектив­ной информации и отсутствия релевантных знаний о происшествии в прошлом опыте обывателей [15, 18]. Одной из причин недоверия населе­ния к коммуникаторам и экспертам, по мнению П. Словик, является стрем­ление последних оперировать лишь фактами и сухими цифрами, игнори­руя тем самым эмоциональный фон сообщения и настрой аудитории, а также демонстрируя пренебрежение к возможному восприятию риска обы­вателями [26].

На снижение доверия к правитель­ству также может влиять и демонстра­ция неудач и просчетов властных структур при проведении спасатель­ных, контртеррористических или во­енных операций. С другой стороны, как отмечают американские психоло­ги, в данном случае наблюдается некоторое противоречие, особенно в от­ношении силовых и разведывательных акций, где при положительном ре­зультате невозможно и нежелательно полностью освещать как успех, так и детали операций, так как это может отрицательно повлиять на дальней­шую работу силовых министерств и агентств. А с другой стороны — любая неудачная акция государственных структур тут же становится достояни­ем СМИ, а значит — растиражирован­ной на все общество. И подобные не­удачи намного прочнее и дольше за­печатлеваются в памяти обывателя (в силу их скандальности и повторяемо­сти), нежели менее заметные и извес­тные успехи в процессе профилакти­ки и борьбы с терроризмом. Отрица­тельная информация такого рода носит кумулятивный характер. И с каждым новым «провалом» способ­ствует усилению степени недоверия граждан к своему государству [17, 18]. В качестве отрицательного примера неэффективной коммуникации с на­селением по причине скупой и закры­той информации М. Хэлдринг говорит о системе цветового кода оповещения населения, которая применяется Агентством Национальной безопасно­сти (АНБ) США. В данном случае под каждым определенным цветом за­шифрована информация о степени опасности чрезвычайного происше­ствия, о степени вероятности силово­го ответа, боеготовности вооруженных сил и т. д. Безусловно, в профессиональной среде подобный код эффек­тивен и полезен в силу своей лаконич­ности, но применение его в процессе коммуникации с населением без разъяснений — бесполезно и неэффек­тивно, потому что вместо адекватной и нужной информации, разъясненной несложными терминами, обыватель получает скудные и пугающие своей секретностью сигналы на основе цветового кода [15].

Д. Барнетт и Г. Брювэлл предпола­гают, что прошлые сообщения о чрез­вычайных ситуациях вполне могут вли­ять на восприятие подобных сообще­ний в будущем, а значит, и на ответные реакции населения. Серия прошлых оповещений об опасности может спо­собствовать тому, что последующая ин­формация будет восприниматься более уравновешенно и объективно, что положительно скажется на эффективно­сти ответных действий. Подобный ме­ханизм авторы объясняют шаблонами, которые формируются на основе про­шлых удачных (в плане эффективности и редуцирования отрицательных по­следствий) сообщений в СМИ.

Речь идет о шаблонах поведения в схожих чрезвычайных ситуациях, ко­торые поддаются настройке и коррек­ции в актуальной ситуации угрозы и опасности. Д. Барнетт и Г. Брювэлл считают, что подобный шаблон вклю­чает в себя не только информацию о возможных ответных действиях, но и о самой опасности, возможных жерт­вах и последствиях. Он является и сво­его рода прогнозом, который строит­ся обывателем не столько на основе получаемой в настоящий момент ин­формации, сколько на информации из прошлых сообщений о схожих чрез­вычайных ситуациях. Таким образом, как настаивают американские психо­логи и специалисты в области RC, для понимания и прогнозирования реак­ции населения на будущие чрезвычай­ные происшествия необходимо прояс­нить, какой именно шаблон был сфор­мирован в результате предыдущих сообщений. Отсюда и возникает необ­ходимость тщательного формирования передаваемых сообщений о чрезвы­чайных происшествиях, в том числе и о террористических актах [8].

Таким образом, субъективное вос­приятие риска у человека основывает­ся больше на интуиции и эмоциях, нежели на фактах и хладнокровном анализе. Недостаточно фактически обеспечить безопасность страны и на­селения, важно еще и убедить людей в этой безопасности, помочь им ее по­чувствовать. Изучение субъективного восприятия риска — задача практичес­ки значимая и необходимая. Понима­ние того, какие факторы способству­ют той или иной степени восприятия риска, — необходимое условие для успешного прогнозирования реакции и поведения людей в чрезвычайной ситуации, в том числе и при террори­стическом акте. Специалисты RC от­мечают, что субъективное восприятие риска стимулирует, определяет обще­ственные и политические приоритеты. Гипотетический риск вероятнее оче­видной и актуальной опасности при­ведет к тому, что люди начнут настой­чиво требовать от правительства ка­ких-либо определенных действий в отношении чрезвычайного происше­ствия. При этом чем выше субъектив­ное восприятие риска, тем вероятнее безоговорочная поддержка властей со стороны населения.

Специалисты в области RC предла­гают некоторые условия потенциаль­но «успешного» (в плане минимиза­ции негативных последствий) освеще­ния теракта на ТВ:

• четко продуманный образ ведуще­го (журналиста или «компетентно­го лица»). Внешний вид, узнавае­мость и степень доверия аудитории, авторитетность. Выступающий должен убедить аудиторию в своей компетенции, честности и досто­верности сказанного;

• признание серьезности события и его последствий;

• четкое понимание целевой ауди­тории;

• эмоциональность сообщения (в разумных рамках). Это создаст у людей ощущение сострадания и понимания;

• апеллирование к госструктурам, к их компетентности;

• выражение направленности на сплочение и максимально возмож­ное устранение последствий;

• избегание негативных прогнозов;

• информирование о текущих ме­роприятиях, связанных с защитой населения и предотвращением бу­дущих терактов;

• ссылки на экспертов, но не в поли­тической, а в научной области: пси­хологов, медиков, террологов (спе­циалистов в области терроризма), социологов, криминалистов и т. д.;

• если отсутствует возможность предъявления объективной прове­ренной информации, то не стоит додумывать ее. Необходимо аргу­ментировано объяснить дефицит информации;

• сообщения о ЧП, риске и здоровье несовместим с юмором, даже в це­лях снижения напряжения и тре­вожности;

• информированность о возможных слухах и мифах.

Но информация, приведенная выше, носит рекомендательный ха­рактер и не основывается на данных психологических или социологичес­ких исследований [10, 12, 23]. В то же время, опытным путем израильскими психологами Г. Кеймэн, Э. Сади и С. Розен были выявлены предпочте­ния обывателей относительно объема и оперативности транслируемой ин­формации, а также получены данные о влиянии телерепортажа с места совер­шения террористического акта на формирование у наблюдателей ПТСР [19].

Опрос, проведенный израильским Институтом общественного мнения, привел к следующим результатам. 50% опрошенных респондентов заявили, что информация о террористическом акте должна быть полностью доступ­ной и оперативной. 47% ответили, что СМИ должны освещать террористи­ческий акт коротко и не сразу после его совершения. А 3% респондентов ответили, что их вообще мало волнует характер освещения террористических актов в СМИ. Далее, было проведено повторное исследование. Основной целью являлось выявление отношения людей к характеру освещения терро­ристических актов в СМИ. Исследо­вание проводилось практически сразу после очередной серии террористи­ческих актов. Психологии хотели, что­бы воспоминания о произошедших террористических актах в памяти лю­дей были отчетливыми и яркими. Так­же ученые хотели выявить наличие влияния подробного освещения тер­рористических актов на формирова­ние у аудитории ПТСР и зависимость предпочтений и вероятности формиро­вания ПТСР от пола. Исследователи сформулировали несколько гипотез.

1. Люди предпочтут детальную опе­ративную информацию о произошед­шем террористическом акте сжатой и отсроченной во времени. Данная ги­потеза основывалась на точке зрения, согласно которой в чрезвычайных си­туациях люди испытывают потребность в наиболее полной информа­ции о произошедшем, так как это по­может держать под контролем свои страхи и адекватно реагировать.

2. Подробное освещение в СМИ террористического акта окажет не­благоприятное воздействие на людей, так как они начнут идентифициро­вать себя с пострадавшими, что может привести к формированию у них ПТСР.

3. Существует зависимость ха­рактера освещения событий от пола. Женщины предпочтут более сжатое и отсроченное освещение, нежели муж­чины. Основанием подобной гипотезы стали проведенные ранее исследо­вания, выводом которых стало нали­чие у женщин более высокого уровня беспокойства. В исследовании прини­мали участие 534 человека в возрасте от 16 до 91 года, живущие по всей стра­не. 72% из них являлись коренными жителями Израиля, а 28% — эмигран­ты. В исследовании не принимали участие арабы, проживающие на террито­рии Израиля.

Исследователи получили следую­щие результаты.

Первая гипотеза получила под­тверждение:

• 23% опрошенных выступили за эк­стренные выпуски новостей,

• 55.3% — за подробное освещение тер­рористического акта в рамках запла­нированного выпуска новостей,

• 21.2% — за короткие сообщения, повторяемые каждые несколько часов, и лишь 0.6 % — за отсутствие в новостях любых упоминаний о террористическом акте,

• 58.4% опрошенных объяснили свое желание узнавать о террористичес­ком акте сразу и подробно тем, что у них есть конституционное право знать, что происходит в стране, без всякой цензуры.

Подтвердилась и вторая гипотеза о наличии у людей, следящих за освеще­нием событий в СМИ, признаков ПТСР:

• 43.1% опрошенных заявили о том, что еще долго проигрывают в па­мяти увиденное или услышанное,

• 7.5% — страдали кошмарами,

• 10.9% жаловались на неспособ­ность сконцентрироваться и эф­фективно работать,

• 26.3% — стали раздражительными и агрессивными,

• 31.4% опрошенных заявили, что их любые повседневные мысли сво­дятся к мыслям о произошедшем террористическом акте,

• 23.4% — испытывали беспокойство.

Результаты по третьей гипотезе.

• Женщины отвечали, что в СМИ последствия террористических ак­тов освещаются слишком широко и часто. В отличие от мужчин, жен­щины предпочитали получать ин­формацию о последствиях по ра­дио, а не по телевизору.

• Признаки ПТСР у женщин наблю­дались чаще:

• флэшбэки (проигрывание в памя­ти увиденного или услышанного) у женщин — 51%, у мужчин — 34%;

• переход любых повседневных мыс­лей на воспоминания о террорис­тическом акте — 40% и 22%, соот­ветственно;

• проблемы с концентрацией — 30% и 12%, соответственно [19].

Подобного рода результаты свиде­тельствуют о том, что, несмотря на до­статочно негативное влияние освеще­ния в СМИ произошедших террорис­тических актов, люди предпочитают, чтобы характер освещения был макси­мально открытым, откровенным и оперативным. Правда, израильские психологии делают уточнение и гово­рят о том, что результаты, полученные ими, возможно репрезентативны лишь для Израиля, так как это небольшая страна, которая намного чаще других становится объектом террористичес­ких акций. Люди привыкли к этому, и их «желание знать» во многом носит прагматичный, а не аффективный ха­рактер. Подобное исследование, про­веденное в более «спокойных» запад­ных странах, вероятно, даст другие результаты.

Также к уже выявленным характе­ристикам репортажа относится декла­рируемый статус жертвы. Данный фак­тор также влияет на динамику психо­логических последствий, в частности, на формирование отношение к терро­ристам со стороны обывателей. Харак­теристики жертвы могут повлиять не только на оценку террористического акта, но и на статус этой акции. Резуль­таты исследования, которое провели психологи К. Саймонс и Р. Митч, по­казали, что акт насилия, направлен­ный против политического лидера, который не пользуется особой попу­лярностью, скорее всего, вообще не будет воспринят обществом как акт терроризма. Террорист будет восприниматься как «борец за свободу», сле­довательно, и акция не будет носить ярлык «террористическая». С другой стороны, акции против популярных общественных деятелей или простых граждан оцениваются совсем по-дру­гому. Из 407 опрошенных во время ис­следования 90% определили подобные акции как «терроризм», а 55% из них настаивали на том, что единственным наказанием террористам должна быть смертная казнь [25].

Заключение

Изучение влияния СМИ на дина­мику отрицательных психологических последствий — задача не праздная, а практически значимая. Можно выде­лить, как минимум, две важные фун­кции СМИ в процессе сообщения на­селению об угрозах или фактах терро­ризма. Первая — информирование о предполагаемом риске. В данном слу­чае основная задача заключается в ин­структаже населения, редуцировании тревоги и повышении степени адап­тивности и стрессоустойчивости. Вто­рая — работа с населением после тер­рористического акта, контроль эмоци­онального состояния посредством грамотно представленной информа­ции о произошедшем. Реакция насе­ления на террористический акт отра­жает степень урона, наносимого тер­роризмом обществу. Чтобы свести этот вред к минимуму, необходимо на­учиться максимально эффективно (в плане устранения отрицательных по­следствий) информировать общество о совершенных террористических ак­тах или угрозе терроризма в целом.

Также следует отметить, что для эффективного противодействия столь опасному и серьезному явлению со­временности, как терроризм, совер­шенно недостаточно обладать знани­ями только о дифференциации терро­ризма, его целях и т. д. Необходимо рассматривать данный вид преступлений и с точки зрения его психологи­ческих и социальных последствий для человека и общества. Между тем, про­стая констатация и перечисление по­добных последствий — не панацея в процессе противодействия как само­му терроризму, так и распространению его негативного психолого-социального влияния. Как было показано в данной статье, чрезвычайно важным и актуальным является вопрос о взаимо­связи СМИ и негативных последствий терроризма, а также роли СМИ в про­цессе их контроля и редуцирования. Следует добавить, что объектом изуче­ния должны стать и небольшие рефе­рентные группы (чаще — молодежные, неформальные) — носители не столь радикальных антитеррористических взглядов, как у большинства в обще­стве. Они, в силу своей немногочис­ленности, как правило, игнорируют­ся социологами и психологами. При этом именно эти группы представля­ют наибольший интерес для террори­стов, которые рассматривают их в ка­честве среды для поиска новых кадров, а также как почву для распространения протеррористических взглядов и позиций. Данные аспекты исследова­ний в области психологии терроризма и экстремизма представляются нам чрезвычайно перспективными и акту­альными на данный момент.

Список литературы:

Ениколопов С.Н., Лебедев С.В., Бобосов Е.А. Влияние экстремального собы­тия на косвенных участников // Психо­логический журнал. — 2004. — Т. 25. — №6. - С. 73-81.

Тарабрина Н.В., Агарков В.А., Быховец Ю.В. Практическое руководство по психологии посттравматического стресса. - Ч. 1. Теория и методы. — М.: Когито- центр, 2007.

Arndt J., Goldenberg J.L. The worm at the core: A terror management perspective on the roots of psychological dysfunction // Department of psychological science. Applied and Preventive Psychology. — 2005. - 11. — P. 191—213.

Bandura A., Zimbardo P., Osofsky M. The role of moral disengagement in the execution process // Law and Human Behavior. — 2005. - Vol. 29. — №4.

Bandura A. The role of selective moral disengagement in terrorism and counterterrorism // In Mogahaddam F.M., Marsella A.J. Understanding terrorism: Psychological roots, consequences and interventions. — Washington DS: American Psychological Association Press, 2004. — P. 121 — 150.

Bandura A. Social cognitive theory of mass communication // Media effects: advances and research. Hillsdale. — N.J.: Lawrence Erlbaum, — Chap. 6. — P. 121—153.

Bandura A. Moral disengagement in perpetration of inhumanities // Personality and Social Psychology Rewiev. — 1999. — P. 193—210.

Barnett J., Breakwell G.M. The social amplification of risk and the hazard sequence: The October 1995 oral contraceptive pill scare // Health, Risk, and Society 5. — 2003. — №3. - P. 301—314.

Bruno S., Dominik R. Blood and Ink! The common-interest-game between terrorists and the media // Institute for Empirical Research in Economics University of Zurich. - 2006. — №285, April.

Cohen R. Mediacoverage ofActs of terrorism: Troubling episodes and suggested guideline. University of Haifa, 2005, August 19.

Durodie В., Wesseley S. Resilience or panic: the public response to a terrorist attack // Lancet. — 2002.

Fischhoff B. Assessing and communicating the risk of terrorism // In: Teich A., Nelson D., Lita S. (Eds.). Science and technology in vulnerable world. — Washington: American Assotiation for the Advancement of Science, 2002.

Gillis J.W. Coping after terrorism // The handbook for US Department of Justice. — 2001. — September.

Goldenberg J.L. Pyszczynski T., Greenberg J., Solomon S. In the wake of 9/11: The psychology of terror.

Heldring M. Talking to the public about terrorism: Promoting health and resilience // Families, Systems, & Health. — 2004. — №22. - P. 67—71.

Huddy L., Feldman S. The consequences of terrorism: Disentangling the effects of personal and national threat // Political Psychology.

Jenkin C.M., Cohn E.S. Attitudes toward terrorism: Scale development and implications // Peace and Conflict: Journal of Peace Psychology (under review).

Jenkin C.M. Risk perception and terrorism: Applying the psychometric paradigm // Homeland Security Affairs., — 2006. — Vol. II. - №2. — July.

Keinan G., Sadeh A., Rosen S. Attitudes and reactions to media coverage of terrorist acts // Journal of Community Psychology. — 2002. - Vol. 31. — №2.

McCauley С. Psychological issues in understanding terrorism and the response to terrorism. — University of Pensilvania, 2001.

McCormick G.H. Terrorist decision making. - Monterey: Naval Postgraduate School, Department of Defense Analysis, 2003.

Pangi R. After the attack: The psychological consequences of terrorism. — [Электронный ресурс.] — Режим доступа: www.esdp.org.

Risk communication during a terrorist attack. — US Department of Health and Human Services, 2005, September. — Электронный ресурс. — Режим доступа: http://www.HHS.gov.

Ryan А.М., West В. Effects of the terrorism attacks of 9.11.01 on employee attitudes // Journal ofApplied Psychology. — 2003. — №4.

Simons С., Mitch R. Labeling public aggression: When is it terrorism? // The Journal of Social Psychology. — 2001. — №125(2).

Slovic P. Perceptions of risk: Reflections on the psychometric paradigm // In Krimsky S., Golding D. (Eds.). Social theories of risk. — Westport, CT: Praeger, 1992.

Solomon S., Greenberg J., Pyszczynski T. Pride and prejudice: Fear of Death and social behavior // Current directions in psychological science. — American Psychological Society. — 2000. — Vol. 9. — №6.

Terry L., Bradley M. Understanding and preparing for the psychological consequences of terrorism // Emergency Management: Public Health and Medical preparedness. — Section 8. — Chap. 44. — P. 689—701.

The impact of terrorism on brain and behavior // American College of Neuropsychoph- armocology. — 2004. — 21 April.