Неклассическая психология Л.С. Выготского

Кравцова Елена Евгеньевна Российский государственный гуманитарный университет

Вся история становления психоло­гической науки, особенно ее развитие в ХХ веке, свидетельствует, что она строилась в логике естественнонауч­ной парадигмы или, как сейчас принято называть, классической науки. При этом имеется объект изучения — физические характеристики предме­тов или особенности поведения и сознания человека; имеется определенный в своих характеристиках субъект, который их изучает, в одном случае — физик-экспериментатор, в другом — психолог. Имеются также данные, по­лученные в ходе наблюдения за изме­нениями объекта в экспериментальных ситуациях, которые, будучи многократ­но проверены и статистически обрабо­таны, становятся законами и законо­мерностями физики или психологии.

Параллельно с классической нау­кой в рамках физики, возникает и дру­гой тип исследовательской логики, представленный, прежде всего, в рабо­тах Нильса Бора. В этой новой науке нет противопоставления объекта и субъекта, нет противостояния экспери­ментатора и испытуемого, нет довлею­щей доказательной силы математики.

По мнению одного из ближайших учеников Л.С. Выготского — Д.Б. Эль- конина, Л.С. Выготский предложил и продемонстрировал новую некласси­ческую психологию. В ней так же, как и в неклассической физике, нет отделенности экспериментатора от испы­туемого. В ней действуют иные зако­ны, которые позволяют эксперимен­тально изучать человеческий путь раз­вития и рассматривать человека как неповторимую индивидуальность.

Мысль Д.Б. Эльконина о том, что Л.С. Выготский является родона­чальником неклассической психоло­гии, сначала понравилась многим ученым. Можно встретить довольно большое количество работ, в которых эта идея так или иначе представлена. Но с течением времени оказалось, что стремиться работать в парадигме культурно-исторической психологии и пытаться реализовать принципы неклассической психологии, на пер­вый взгляд, довольно легко, но реально оторваться от естественно на­учной парадигмы и классического метода научного познания значи­тельно труднее.

Результатом осмысления сложив­шейся ситуации стали две противопо­ложные позиции. Одни ученые стали утверждать, что нет и не может быть никакой неклассической психологии, а все, что было сделано Л.С. Выготским и его последователями не выхо­дит за рамки традиционной, классической науки. Другие исследователи пытаются найти в теориях и практи­ках других ученых мысли, сходные идеям Л.С. Выготского, несмотря на радикальное различие в методологи­ях этих подходов.

Что же предложил нам Л.С. Выгот­ский? Почему спустя более 60 лет пос­ле ухода автора из жизни его идеи привлекают к себе внимание огромного количества ученых разных специаль­ностей всего мира?

Ответ на этот вопрос можно полу­чить у самого автора культурно-исто­рической психологии. Он пишет, что старая психология, т.е. психология, которая построена в естественнонауч­ной парадигме, не могла даже верно поставить проблему личности. Он указывает и на причину этого — ста­рая психология не знала учения о выс­ших психических функциях.

Что же дает учение о высших пси­хических функциях психологической науке? Чем оно может изменить ха­рактер этой науки? Что методологи­чески роднит неклассическую психо­логию, например, с неклассической физикой?

Все, кто знаком с идеями Л.С. Вы­готского, знают, что психическое разви­тие связано, с одной стороны, с социальными воздействиями на субъект, а с другой стороны, с физиологически­ми особенностями индивида. Этот факт довольно часто подталкивает к интерпретации культурно-историчес­кого подхода в логике теории конвер­генции двух факторов, предложенной В. Штерном. Действительно и в той и в другой концепции учитываются как биологические, так и социальные факторы. Но, с самого начала эти те­ории являются прямо противополож­ными по своим исходным установкам. Так, согласно В. Штерну, в онтогенезе социальное вытесняет биологическое, и взрослый человек оказывается в зна­чительно большей степени социализированным и социальным по сравне­нию с ребенком. Л.С. Выготский же подчеркивает, что новорожденный, младенец с самого начала является максимально социальным существом. По-разному эти авторы понимают и процесс развития. У В. Штерна, как уже говорилось, социальное вытес­няет биологическое, а у Л.С. Выготс­кого социальное меняет свой харак­тер — из внешнего, социального, обеспеченного взрослым, оно посте­пенно становится собственным, внутренним достоянием ребенка. В отличие от В. Штерна, Выготский утверждает, что ребенок не адаптиру­ется к социуму, культуре, обществу, а овладевает общественным опытом, можно сказать, в некотором смысле приспосабливает социум под себя. По­нятие социализации в культурно-исторической теории — это не интериоризация внешнего мира и его законов, а, скорее, экстериоризация внутрен­него мира личности.

В этом контексте Л.С. Выготский в рамках культурно-исторического подхода выдвинул две революционные идеи.

Во-первых, он выделил и описал в научных понятиях специфически челове­ческий путь развития, который назвал культурным. Культурное развитие это не просто психическое развитие, это развитие человека. Более того, можно сказать, что и это развитие и развитие вообще присуще только человеку. Био­логические факторы в этом случае не являются определяющими для развития психики человека, но сами могут качественно меняться и развиваться внутри этой высшей формы движения. При этом изменения в физиологии и органике связаны не с тем, что биоло­гическое вытесняется социальным, а с тем, что происходят качественные изменения в психике и личности ин­дивида.

С этим связано и второе открытие Л.С. Выготского, согласно которому психическое развитие связано со способностью человека овладевать соб­ственной психикой. Все внешние факторы, в том числе и результаты обучения, не усваиваются механичес­ки в процессе интериоризации, понимаемой как движение извне вовнутрь, а являются инструментами, средства­ми, при помощи которых человек ста­новится субъектом собственного поведения, деятельности, становится личностью.

Итак, культурно-исторический подход позволил выделить логику и качественные особенности психичес­кого развития человека. Человек в рамках этой теории является актив­ным, реализующим свою неповтори­мую индивидуальность. Культурно­-исторический подход, по мнению его автора, создает возможность построе­ния теории и практики психологии личности.

Хотя понятие личности почти не используется Л.С. Выготским, а его теория мало кем связывается с теори­ей личности, необходимо отметить, что личностное развитие сопряжено с логикой культурного развития челове­ка. Чем в большей степени человек умеет управлять собой, своими психи­ческими процессами и функциями, своим поведением и деятельностью, тем у него более высокий уровень раз­вития личности. В этом смысле оцен­ка работы психолога с ребенком, так­же как и эффективность любого обу­чения, связана с тем, что эта работа или это обучение дало малышу для того, чтобы он лучше научился управ­лять собой, то есть для его личностно­го развития.

Если в процессе взаимодействия со взрослым или в результате специаль­но организованного обучения малыш приобретет какие-то навыки, которые никак не связаны с его способностью управления собой, то, с одной стороны, этот процесс не будет иметь раз­вивающего характера, а, с другой сто­роны, несмотря на все ссылки на куль­турно-историческую теорию, он окажется выполненным в рамках тра­диционной, классической науки.

Что же отличает классическую пси­хологию от неклассической? Чем от­личается культурно-исторический подход от всех предшествующих ему и других, возникших много лет спустя?

Проанализировав творчество Л.С. Выготского, легко увидеть, что он всю жизнь занимался проблемами психологии искусства, психология ис­кусства была для него во многом аль­фой и омегой его новой неклассической психологии. Одновременно он решал проблемы трудностей в разви­тии детей, определял специфику обу­чения детей с ограниченными возмож­ностями, выделял соотношение обуче­ния и развития. Оба эти направления исследований помогали ему решать проблемы, которые его волновали. Можно сказать, что работа в области психологии искусства помогала ре­шать проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. А решение проблем этих и многих иных от­раслей психологии не отвлекало его внимания от психологии искусства.

Это позволяет утверждать, что Л.С. Выготский в своем творчестве стоял на двух позициях в одно и то же время. Он мог рассматривать одну и ту же проблему с разных позиций, умел легко выходить из любой ситуации или проблемы и занимать позицию из «точки вовне», введенной в психоло­гию К. Левиным. Есть основания счи­тать, что предложенная Л.С. Выготс­ким культурно-историческая теория, в отличие от тех, которые существовали до нее, отличается такой двупозиционностью. Именно эта черта позволяет по-новому осветить предмет психологической науки.

Суть культурно-исторической тео­рии в том, что натуральные психичес­кие функции становятся высшими. Отсюда и роль обучения, которое ве­дет за собой развитие и превращает функции из натуральных в высшие. Если рассматривать эти особенности культурно-исторического подхода с позиций классической науки, то ее предметом становятся высшие психи­ческие функции. Однако нельзя не согласиться с одним из исследователей творчества Л.С. Выготского, А.А. Пузыреем, который подчеркивает, что Л.С. Выготский не занимался ни натуральными психическими функциями, ни высшими, он исследовал про­цесс превращения натуральных функций в высшие, культурные. Чтобы исследовать этот процесс, психолог должен одновременно находиться на двух позициях: он должен учитывать и то, чем владеет человек сегодня, и его зону ближайшего развития.

Эта особенность неклассической психологии очень хорошо видна на примере игры. С одной стороны, игра привлекала к себе внимание разных исследователей. С другой стороны, и теория, и особенно практика игры, свидетельствуют о том, что она посте­пенно превращается из реальности в некоторую метафору, так как исследо­ватели всего мира указывают на то, что она постепенно исчезает из детской жизни.

Л.С. Выготский определяет игру через воображаемую ситуацию. По его мысли воображаемая ситуация это не мир смыслов, как считают многие его последователи, и не роль, которая яв­ляется критерием игры, по мнению Д.Б. Эльконина. Воображаемая ситу­ация в культурно-исторической не­классической психологии — это пространство между реальным миром и миром смыслов. Иными словами, для того чтобы создать воображаемую си­туацию или выделить ее в деятельнос­ти другого человека, опять таки надо быть одновременно на двух позициях — учитывать реальный мир и мир фан­тазии. Оба они реализуются в игре. Доказательства этому можно увидеть и в текстах Л.С. Выготского, который подчеркивает, что в игре ребенок пла­чет как пациент и одновременно раду­ется как играющий. То есть, ребенок в игре оказывается одновременно и внутри, и вовне ее и, следовательно, реализует одновременно две позиции.

Итак, главное отличие неклассичес­кой психологии от классической опре­деляется двупозиционностью исследователя, то есть его способностью нахо­диться одновременно в двух позициях.

Из истории психологии известно, что представители тех или иных школ рассматривали человека, его психическое развитие, как правило, с какой- то одной позиции — биологизаторской или социологизаторской. В теориях типа конвергенции двух факторов (как у В. Штерна), исследователь попере­менно выступает то биологизатором, то социологизатором.

Многие ученики Л.С. Выготского критиковали его за введение понятия «натуральные функции», считая, что это дань натурализму и может увести в биологизаторство. Однако в реально­сти, в культурно-исторической теории нет ни подлинно биологического, ни подлинно социального. Психологи­ческое содержание самих понятий биологического и социального в пара­дигме культурно-исторической психо­логии существенно меняется.

Если в классической психологии исследователь ориентируется на врож­денные свойства и характеристики субъекта или его социальные приоб­ретения, то по отношению к культур­но-исторической теории нельзя даже выделить эти факторы. Они выступа­ют в единстве. Более того, эти факто­ры приобретают совершенно иной смысл. Хорошо известны теория и практика последователей Л.С. Выгот­ского: Ивана Соколянского, а позднее Александра Мещерякова, которые по­казали, что отсутствие у детей слуха и зрения, то есть чисто биологических составляющих развития, не являются препятствием для становления и раз­вития высших психических функций.

Эта двупозиционность некласси­ческой психологии обусловливает со­вершенно иную практику, построен­ную на ее основе. Можно выделить три ее характеристики. Первая характери­стика гласит, что тот, кто эту практику организует или управляет ею, оказы­вается непосредственным участником этого процесса. Иными словами, если родитель, педагог, психолог, учитель и пр. пытается сконструировать разви­вающее обучение в рамках некласси­ческой психологии, он сам развивает­ся так же, как его ученики — дети, уча­стники этого процесса. В противном случае обучение не будет развиваю­щим, а те, кто его организует и конт­ролирует, будут страдать от эмоцио­нального выгорания, использовать од­нотипные приемы и методы, не будут развиваться профессионально и т. п.

Вторая характеристика практики, построенной на неклассической пси­хологии, связана с тем, что она конструируется на двух основах. Так, разра­батывая образовательную программу, взрослый, с одной стороны, ориенти­руется на закономерности психичес­кого развития в онтогенезе, а, с другой — на индивидуальные особеннос­ти того или иного ребенка. Эта характеристика обеспечивает ориен­тацию на развитие личности каждого участника образовательного процесса.

Наконец, третья характеристика новой практики обусловлена ее гло­бальностью. В разных странах появля­ются исследователи или практики, ко­торые меняют какую-то одну характе­ристику в жизнедеятельности ребенка, считая, что это ведет к его психичес­кому или личностному развитию. На­пример, вводят новый раздел математики, или даже меняют всю логику обучения математике в детском саду или начальной школе. Аналогичным образом обстоит дело, когда меняют отношение родителей к каким-то чер­там детского характера, ничего не ме­няя в социальном статусе ребенка в дошкольном учреждении или, наобо­рот, проводят какое-то обучение в дет­ском саду, не принимая во внимание семью ребенка. Практика, построен­ная на основе неклассической психо­логии, охватывает все стороны жизне­деятельности ребенка. Конечно, если речь идет о специальных исследовани­ях, то необходимо выделить конкрет­ные факторы, развитие которых изу­чается, или отношения, связи между которыми устанавливаются, однако это будет не практика новой психоло­гии, а предмет психологических или педагогических изысканий.

Характеристика неклассической психологии и практики, построенной на ее основе, говорит о сложности и многомерности ее использования, как в науке, так и в реальной жизнедея­тельности. Именно этот путь ведет к развитию самой психологической на­уки и к тем изменениям в социальной жизни, которые она обеспечивает.

Двупозиционность неклассичес­кой психологии может быть проиллю­стрирована на примере трех проблем, поставленных Л.С. Выготским.

Первая проблема касается видов обучения. Л.С. Выготский подчерки­вал, что есть два вида обучения — обучение спонтанное, когда субъект учит­ся по своей программе, и обучение реактивное, когда он учится по «чужой» программе. При этом ученый подчер­кивал, что в определенном возрасте ребенок может учиться только спон­танно, достигнув же определенного уровня психического развития, он способен обучаться по «чужой» программе.

Если трактовать эту мысль в рам­ках классической науки и практики, то значит, что до какого-то возраста ребенок реализует собственную актив­ность, а, приходя, например, в школу, он должен уметь учиться реактивным образом.

Двупозиционность в подходе к проблеме видов обучения означает, что исследователь, педагог, родитель и пр. находится одновременно и на позиции спонтанного обучения, и на позиции реактивного обучения. Когда ребенок по возрасту еще не может обучаться реактивно, взрослый модифицирует реактивное обучение, придавая ему форму спонтанного. Таким образом, оказывается, что ребенок учится по той программе, которую ему сконст­руировал взрослый, реализуя при этом спонтанное обучение.

Например, в программе «Золотой ключик», которая построена на основе теории Л.С. Выготского, дети дошкольного возраста и младшие школьники, большинство из которых не могут учиться реактивным образом, учатся внутри определенных событий. Эти события, с одной стороны, являются яркими, эмоциональными, привлека­тельными именно для детей, а, с дру­гой стороны, они представляют собой совместную жизнь детей и взрослых, которые эти события переживают.

Так, если взрослый обучает ребен­ка ориентации в частях света, он не начинает объяснять, где север, а где юг, какая стрелка в компасе что означает и т. п., а приносит в группу особую иг­рушку — маленького мишку, с которым дети играют, обедают и даже вместе засыпают. Они планируют, что пойдут с ним гулять или будут играть в какую- то интересную игру. Через один или несколько дней (это зависит от целого ряда обстоятельств и, в первую оче­редь, от особенностей детей), когда они уже привязались к игрушке, и мишка им очень нужен, выясняется, что он «уехал на Север». Дети хотят его вернуть и решают ехать за ним на Се­вер. Для этого им необходимо узнать, где север, как туда добраться, кто там живет, с какими животными встретит­ся их мишка и т. п. С точки зрения де­тей, это спонтанное обучение, так как они сами по собственной инициативе приобретают знания и умения. В то же время, с другой точки зрения, это ре­активное обучение, потому что имен­но взрослым надо было научить детей работать с компасом и картами и пр.

По рассказу одной мамы, ребенок на ее вопрос, что же делает воспита­тельница в детском саду, искренне говорил: «Ничего, мы все делаем сами, сами решаем, что делать, сами сочи­няем сказки, делаем газету. Только иногда мы ее приглашаем, чтобы ей не было очень скучно».

Очень важно, что обучение, орга­низованное таким образом, подходит для детей с разным уровнем развития. Одни учатся только спонтанно; другие уже могут учиться спонтанно-реактив­но, когда в результате какого-то собы­тия у них возникает собственный мо­тив обучения; у третьих это обучение начинает носить реактивно-спонтан­ный характер. Последнее свойственно детям 6—7 лет, когда они вроде бы го­товы принимать чужую программу, то есть учиться реактивно, но быстро ис­тощаются, и при любой трудности от­казываются от этой программы. Вклю­чение их в коллектив, деятельность в интересных ситуациях помогает им активно продолжать обучение. Дети, способные к реактивному обучению, не только сами хорошо учатся, но и учат более младших детей или сверст­ников с более низким уровнем психи­ческого развития.

Такое обучение будет носить лично­стный характер. Л.С. Выготский под­черкивал, что там, где ребенок чувству­ет себя источником своего поведения и деятельности, он поступает личностно. Помимо приобретения знаний и умений в обучении, организованном таким образом, ребенок осваивает способы превращения реактивного обучения в спонтанное. Этот резуль­тат не только не менее важен, чем пер­вый, но и представляет большую ценность в плане развития ребенка. При таком обучении ребенок учится учить­ся реактивным образом.

Итак, виды обучения — спонтанное и реактивное в контексте неклассичес­кой психологии и построенной на ее основе практике рассматриваются в единстве, а важнейшими его результа­тами является способность субъекта трансформировать реактивное обуче­ние в спонтанное.

Вторая проблема, поставленная Л.С. Выготским, связана с его идеей о взаимосвязи обучения и развития. Почти аксиоматическим стало поло­жение ученого о том, что хорошо толь­ко то обучение, которое ведет за собой развитие. Его использование на прак­тике в рамках классической науки привело к тому, что детей все более раннего возраста начинают учить все более сложным вещам. Сейчас нико­го не удивишь элементами высшей математики, философией, религиоведением и т. п. для малышей. При этом и разработчики, и практики ссылают­ся на Л.С. Выготского и искренне счи­тают, что таким образом создают усло­вия для психического и личностного развития детей.

Однако на практике получается, что дети, рано начавшие учиться, не хотят идти в школу, имеют низкий уровень психологической готовности к школь­ному обучению, подменяют реальное учение игрой в школу и т. п. Более того, в реальности происходит то, против чего так предостерегал Л.С. Выготский, обсуждая взаимосвязь обучения и развития. Эти понятия начинают вос­приниматься как синонимы. Счита­ется, что если изменили обучение, по­строили его в логике движения от абстрактного к конкретному или, наоборот, от конкретного к абстракт­ному — изменилось и развитие. Самое интересное, что результаты различ­ных тестов, которые фиксируют уро­вень актуального развития ребенка, действительно меняются, независимо от того, какую стратегию использует психолог в обучении.

Проблема обучения и развития в неклассической психологии может быть представлена в виде двух векто­ров, где один, который лежит на по­верхности, и который можно реально наблюдать — это обучение, а другой, невидимый невооруженным глазом — развитие. Ссылаясь на уже приводи­мую идею А.А. Пузырея, можно сказать, что в культурно-исторической парадигме психология занимается не обучением и развитием, а выявлени­ем того, как обучение, вернее его ре­зультаты, трансформируются, реали­зуются в развитии обучающегося. В неклассической психологии психолог ориентируется на пространство меж­ду обучением и развитием и с этой позиции осмысляет и контролирует их. Такой подход качественно меняет со­держание этих понятий и ставший уже почти аксиомой тезис Л.С. Выготско­го о том, что обучение ведет за собой развитие. В рамках традиционной пси­хологии этот тезис понимается бук­вально и означает, что между обучени­ем и развитием не может быть ника­ких иных связей, кроме лидирующей роли обучения. В контексте же неклассической психологии каждый момент обучения может быть рассмотрен и осмыслен с точки зрения развития и, наоборот, развитие в своем многооб­разии может быть проанализировано и понято с позиции обучения. Указан­ная Л.С. Выготским связь обучения и развития касается только стратегии обучения, а реальный процесс обуче­ния в какой-то момент может и совпа­дать с развитием и не совпадать — раз­витие может плестись за обучением, а обучение строиться на его основе. Без учета разных взаимосвязей обучения и развития эти понятия все больше бу­дут или отождествляться или отделять­ся друг от друга. При этом научное обо­снование получит практика, когда ре­бенка, независимо от его развития, начинают учить всяким премудростям, которые не только не развивают, но, наоборот, тормозят его развитие и приводят к разного рода проблемам и трудностям, как в обучении, так и в развитии.

Сказанное можно проиллюстриро­вать на примере понятия, которое без преувеличения может быть названо ключевым для всей культурно-истори­ческой психологии. Речь идет о поня­тии «зона ближайшего развития». В рамках традиционной психологии, как правило, ссылаясь на слова Л.С. Вы­готского о том, что то, что сегодня ребенок делает с помощью взрослого, завтра он сумеет сделать самостоятель­но, строят обучение так, что то, что сегодня является содержанием зоны ближайшего развития, завтра должно стать его актуальным развитием. С этих позиций, обучение, ориентиро­ванное на зону ближайшего развития, направлено на переход ближайшего развития в актуальное. Ни в коей мере не сомневаясь в важности и значимо­сти этого перехода, необходимо отме­тить, что такое обучение оказывается напрямую связано со способностью субъекта обучаться — обучаемостью, но не развитием.

Если попытаться осмыслить поня­тие зоны ближайшего развития в кон­тексте неклассической психологии (извне и изнутри), то и содержание этого понятия, и практика, построен­ная на его основе, позволяют по-но­вому решить многие актуальные про­блемы обучения и развития.

По мысли Л.С. Выготского то со­держание, которое находится в зоне ближайшего развития, уже имеется в наличие у человека, оно в значитель­ной степени уже сложилось, только не может полноценно использоваться субъектом для решения задач. По­скольку оно уже присутствует в разви­тии у человека, он с помощью извне начинает использовать его тогда, когда получает эту необходимую помощь. В противном случае, если каких-то навы­ков, способностей, информации и т. п. нет в развитии у субъекта, то никакая помощь не обеспечит ему продуктив­ную деятельность. Эти навыки, способ­ности, информация и т. п. оказывают­ся вне его зоны ближайшего развития.

Название «зона ближайшего разви­тия» предполагает, что есть и не бли­жайшее развитие. Имеется ряд оснований, которые позволяют говорить о наличии у человека зоны потенциаль­ного развития или зоны дальнего раз­вития. Ее коренное отличие от зоны ближайшего развития в том, что в ее содержание, в отличие от ЗБР, входят не конкретные свойства, процессы, ха­рактеристики, с помощью которых субъект может с помощью извне ре­шить предложенную ему задачу, а толь­ко их истоки, условия созревания. Со­держание зоны потенциального разви­тия вполне можно определить как психологическую готовность к тому, чтобы на ее основе в содержании зоны ближайшего развития появились кон­кретные способности ребенка, которые он сможет актуализировать, если ему будет оказана адекватная помощь.

Одна из основных идей культурно-­исторической концепции связана с механизмом превращения натураль­ных психических функций в высшие. Все, что приобретается субъектом в процессе обучения, направлено, прежде всего, на самого себя. Иными словами, главным в развитии является не присвоение и усвоение, а те из­менения, которые происходят под их воздействием в психике и личности человека. Человек может научиться решать весьма трудные задачи и проблемы, но при этом не измениться в плане своего развития, и наоборот, он может не уметь, как и не умел раньше справляться с определенного рода за­даниями, однако у него произошли качественные изменения в развитии.

Если с этой точки зрения рассмот­реть понятие зоны ближайшего разви­тия и зоны потенциального или даль­него развития, то легко увидеть, что первое является показателем личного (индивидуального) развития, а второе оказывается никак не связанным с развитием конкретного человека. Оно основа, фундамент, а что на нем будет построено, зависит непосредственно от личностных особенностей челове­ка. Так, у дошкольников возникает воображение как самостоятельная психическая функция. Однако у одних оно становится основой игры и способствует дальнейшему психическому и личностному развитию, а у других является причиной их страхов.

Например, три пятилетние девоч­ки с одинаковым уровнем развития воображения нарисовали страшного злого дядьку. Но одна тут же рисует волшебницу, которая его расколдует и сделает добрее, другая перестает рисовать, немного пугается собственного рисунка, но когда взрослый предлага­ет ей нарисовать что-то, помогающее преодолеть страх, она рисует волшеб­ную палочку. Третья прячется под стол, говоря: «Я его боюсь», и никакие уго­воры и даже предложение взрослого самому нарисовать волшебную палоч­ку или принести волшебный меч не помогают. Эти девочки имеют одина­ковую зону потенциального развития, но их актуальное развитие и зоны бли­жайшего развития различаются меж­ду собой.

В этом контексте переход содержа­ния зоны потенциального развития в зону ближайшего развития означает, что собственно развитие, его содержа­ние и механизмы стали личным достоянием человека. То есть, развиваю­щее обучение в рамках неклассичес­кой психологии оказывается направленным, в первую очередь, на потенциальное или дальнее развитие человека.

Зона ближайшего развития имеет определенные границы. Ее нижняя граница связана с актуальным разви­тием индивида, в то время как верхняя — разделяет ее и зону потенциального развития. Понимание психологического содержания понятия зоны бли­жайшего развития в контексте неклас­сической психологии позволяет утвер­ждать, что результаты развивающего обучения расширяют зону ближайше­го развития за счет, в первую очередь, изменений ее взаимоотношений с зо­ной потенциального развития.

В текстах Л.С. Выготского о зоне ближайшего развития ничего не гово­рится о том, на что должна быть направлена помощь взрослого, когда ре­бенок не может самостоятельно вы­полнить задание. Анализ особенностей общения в рамках неклассической психологии выявил, что помощь взрослого в зоне ближайшего развития разнонаправлена. Существуют два ее вида: «предметная» направлена на то, чтобы субъект мог справиться с пред­метным содержанием того или иного задания, сумел использовать знания, умения, навыки, способности и т. п. в решении конкретных проблем. Дру­гой вид «общенческий» — помогает субъекту принять помощь извне в том случае, если у него имеются проблемы с ее принятием.

Если субъект не может принять помощь извне и использовать ее для решения поставленных задач, это зна­чит, что содержание, на которое на­правлена предметная помощь, нахо­дится у него вне зоны ближайшего раз­вития. Однако в целом ряде случаев ребенок, получив помощь от взросло­го в общении, оказывается способным принять предметную помощь и справ­ляется с предложенным заданием. Предметное содержание, которое ранее ему было недоступно, теперь ока­зывается в рамках его зоны ближайше­го развития. Ее границы изменились: они расширились.

Итак, в рамках неклассической психологии только то обучение может быть названо развивающим, которое направлено на изменение границ зоны ближайшего развития.

В уже упоминавшейся программе «Золотой ключик» эта идея реализует­ся в «парной педагогике». С ребенком (детьми) одновременно работают два взрослых. Один из них действует вме­сте с детьми, находясь рядом с ними или даже «позади» них, другой — пе­ред детьми. Например, взрослый, сто­ящий перед детьми, формулирует, что необходимо знать о севере, какие вещи брать с собой туда и даже предлагает пути решения этой задачи. Взрослый, который помогает ребенку принять поставленную перед ним задачу и предлагаемые пути ее решения, начи­нает обсуждать это с детьми. Он может демонстративно взять сачок для лов­ли бабочек и сказать, что собирается на Севере ловить бабочек. Тем самым он помогает детям понять задачу и найти способы ее решения.

В результате такого обучения ребе­нок, с одной стороны, принимает по­мощь извне и решает предложенную ему задачу, а, с другой стороны, неко­торое содержание, которое у него изначально было вне зоны его ближай­шего развития, теперь оказывается ее содержанием.

В отличие от классической психо­логии, которая рассматривает челове­ка и его развитие с точки зрения того, каким он должен быть, неклассичес­кая психология, в первую очередь, культурно-историческая, исследует, каким человек может быть. За разни­цей формулировок скрыт очень важный психологический смысл.

Конечно, невозможно построить никакую развивающую, обучающую или корректирующую систему, не по­нимая закономерностей психическо­го и личностного развития человека, то есть то, каким он должен быть. Од­нако, если стараться понять человека, исходя только из этих закономернос­тей, то можно упустить из виду его индивидуальные особенности и спе­цифику. Строя обучение, развитие, коррекцию и т. п. индивида так, что­бы в их процессе он приобрел средне­статистические показатели развития и стал соответствовать нашей теоретической модели. Это ведет к тому, что мы игнорируем центральную пробле­му психологии — проблему личности.

Личность — это не то, чем является реальный человек сегодня, это, преж­де всего, человек развивающийся. Вероятно, именно поэтому понятие раз­вития является основным понятием в культурно-исторической и в некласси­ческой психологии. Чтобы понять осо­бенности личности того или иного человека, создать условия для ее разви­тия, нельзя ограничиваться какими-то одними процессами и функциями, иг­норируя другие. Неправомерно брать человека изолированно, не учитывая его семейные, дружеские связи, и, если речь идет о взрослом человеке, предмет его профессиональной деятельности. Личность нельзя изучать, противопос­тавляя ее тому, кто ее изучает.

Между участниками такого иссле­дования должно сложиться плодо­творное сотрудничеств. Тот, кто изуча­ет, должен жить, действовать и, глав­ное, развиваться с тем или теми, кто является объектом (предметом) его научного исследования. Особенности исследования личности и личностных процессов требуют, чтобы тот, кто яв­ляется субъектом исследования, реф­лексировал и контролировал свою профессиональную позицию. Рассмотрение человека как личности озна­чает, что любые ее проявления, связан­ные с плохой памятью или особым кре­ативным мышлением, воспринима­лись и осмыслялись с точки зрения того человека, который ими обладает. Осо­бенно четко это проявляется при ана­лизе практики, носящий личностный характер. В этом третья проблема, ил­люстрирующая неклассическую психо­логию, выдвинутая Л.С. Выготским.

Ученый считал, что условия, способ­ствующие развитию личности, пред­ставляют собой единство аффекта и интеллекта. Как уже указывалось раннее, содержание обучения, направленного на изменение и развитие личности ре­бенка, должно быть одновременно и эмоциональным, отвечающим интере­сам ребенка, привлекательным для него, и интеллектуальным, то есть обеспечи­вающим его умственное развитие.

Одним из открытий Л.С. Выготс­кого является проектирующий метод, с помощью которого моделируют про­цессы развития. Проектирующая пси­хология позволяет строить и констру­ировать, а не только констатировать наличное положение дел. Анализ час­тных свойств и качеств в рамках про­ектирующей психологии предполага­ет выделение единицы психики, име­ющей те же характеристики, что и целостный объект, а не отдельные его элементы. Проектирующая психология более похожа на искусство, чем на традиционную науку. Вероятно, именно поэтому Л.С. Выготский и А.Р. Лурия работали с известными представителями искусства того вре­мени: С.М. Эзенштейном, М.М. Бах­тиным, В.Э. Мандельштамом.

Проектирующий метод, позволяют по-новому осмыслить неклассическую психологию. Она, по словам Д.Б. Эльконина, трансформируется из науки, выявляющей и фиксирующей налич­ные свойства изучаемого объекта, в науку, позволяющую строить самого субъекта развития, проектировать жизнь в том направлении, какой она должна быть, согласно законам психи­ческого развития. Она преодолевает «старую психологию», которая не зна­ла проблем личности, и превращает ее в проектирующую психологию, позво­ляющую создавать условия для целенаправленного развития личности. Именно этот метод служит визитной карточкой культурно-исторической неклассической психологии. Его ис­пользование в работе с детьми поможет не только обеспечить им полноценное личностное развитие, но и будет спо­собствовать ориентации психологи­ческой науки на свою зону ближайше­го развития.