Первичко Елена Ивановна

Одна из проблем современного здравоохранения – увеличение частоты встречаемости артериальной гипертензии (АГ) у лиц так называемого среднего возраста. Достаточно часто при этом наблюдается снижение продуктивности психической деятельности, сопровождающееся тревогой в виде «когнитивной неудовлетворенности» с соответствующими ей переживаниями. Особенности когнитивных дисфункций у больных АГ и, прежде всего, причины, их вызывающие, требуют специального изучения. Его результаты важны не только для понимания центральных механизмов болезни, но и для разработки диагностических и лечебных процедур, профилактических, коррекционных и реабилитационных программ. Это обусловливает актуальность проведения клинико-психологических исследований синдромообразующих компонентов когнитивных дисфункций и факторов, определяющих когнитивное функционирование при АГ в среднем возрасте.

Цель: оценка вклада мотивационного и эмоционального факторов в их сочетании в качественные характеристики особенностей познавательной деятельности у пациентов среднего возраста с АГ, неосведомленных о медицинской квалификации своего заболевания. Описание хода исследования. Исследование и интерпретация его результатов осуществлялись в соответствии с принципами психологического синдромного анализа (школа Л.С. Выготского – А.Р. Лурии – Б.В. Зейгарник). Программа исследования включала диагностику эмоционально-личностных особенностей с использованием русско- язычного варианта 16-ти факторного личностного опросника Кеттелла (Cattell, Schuerger, 2003; Капустина, 2006) и методики «Пиктограмма» (Зейгарник, 1962; Рубинштейн, 1970), диагностику общего интеллекта с использованием методики «Прогрессивные матрицы Равена» (Равен и др., 2012; Давыдов, Чмыхова, 2016), а также исследование «качественных» особенностей когнитивных процессов с использованием процедуры патопсихологического обследования (Зейгарник, 1986). Были обследованы 48 пациентов с АГ (средний возраст 52,3±6,6 лет) с гипертонической болезнью II стадии, 1–2 степени, не осведомленных о наличии диагноза и 54 практически здоровых человека, сопоставимых с больными по полу, возрасту и образовательному уровню.

Результаты исследования. Выявлено, что у 84% больных АГ с высоким и средним уровнем интеллекта выявлены признаки снижения продуктивности познавательной деятельности. Содержательная интерпретация результатов исследования с использованием методологических принципов психологического синдромного анализа (школа Л.С. Выготского – А.Р. Лурии – Б.В. Зейгарник) показала, что в структуре выявленных нарушений познавательных процессов при АГ на первый план выходят нарушения динамики протекания психических процессов в виде лабильности психической деятельности и ее быстрой истощаемости, имеющие в своей основе снижение уровня нейродинамического обеспечения психической деятельности. Важный вклад в снижение продуктивности когнитивного функционирования вносят и эмоционально-личностные особенности пациентов, прежде всего, дефицитарность гармонии в их мотивационной сфере. Исследование мышления показало наличие разноплановости суждений у 43% пациентов и признаков искажения процесса обобщения у 24% больных АГ. Данные корреляционного анализа подтвердили связь частоты встречаемости обозначенных феноменов с частотой встречаемости признаков снижения продуктивности познавательной деятельности. Пациенты с АГ среднего возраста, не осведомленные о наличии у них этого диагноза, отличаются от здоровых лиц большей дисгармоничностью личностных черт. Им свойственна склонность к сдерживанию аффекта, личностная ригидность, отсутствие гибкости эмоциональных проявлений, при наличии настойчивости в достижении целей и общей доминантности, а также повышение значений по шкалам тревоги и депрессии. Уровни тревоги и депрессии статистически связаны с продуктивностью когнитивного функционирования пациентов с АГ.

Выводы: Использование методологических принципов психологического синдромного анализа показало, что особенности познавательных процессов у нелеченых больных АГ среднего возраста могут быть описаны в общем контуре синдрома когнитивных дисфункций, где в качестве значимых можно рассматривать два синдромообразующих фактора: нейродинамический и мотивационный. Результаты исследования вносят вклад в решение задачи соотнесения личностных и «собственно интеллектуальных» процессов при решении задач в норме и патологии. Они расширяют представления об этиологии и патогенезе АГ, позволяют индивидуализировать стратегии медицинской и психологической помощи пациентам с АГ.

Актуальность тематики статьи обусловлена прежде всего высокой частотой встречаемости тревожных расстройств в популяции. С точки зрения различных школ психологии и психотерапии, в возникновении и развитии этих расстройств значительную роль играет мотивация пациента, его глубинные установки и ценности. Вместе с тем, отмечается недостаток эмпирических исследований, рассматривающих мотивацию достижения и перфекционизм в связи с проблематикой тревожных расстройств.

Цель. Изучение связи между направленностью, силой мотивационных тенденций в области достижения и выраженностью мотивационных конфликтов, с одной стороны, и общим уровнем и структурными характеристиками перфекционизма, с другой, у лиц с тревожными расстройствами.

Описание хода исследования. В исследовании участвовал 21 пациент с тревожными расстройствами, проходящие стационарное лечение в Московском НИИ психиатрии и 20 здоровых испытуемых. Для измерения мотивации достижения использовался Тематический апперцептивный тест (ТАТ) в модификации Х. Хекхаузена (Heckhausen, 1963, 1967; Магомед-Эминов, 1987). Для выявления степени выраженности и особенностей структуры перфекционизма были использованы опросник перфекционизма Холмогоровой-Гаранян (Гаранян, Юдеева, 2008, 2009) и Многомерная шкала перфекционизма Хьюитта и Флетта (Hewitt, Flett, 1998; Грачева, 2006). Выполнялось межгрупповое сравнение по степени выраженности оцениваемых характеристик, а затем проводился корреляционное исследование показателей перфекционизма и мотивации в каждой группе для определения их связи.

Результаты исследования. Показано, что по сравнению со здоровыми лицами пациенты с тревожными расстройствами демонстрируют более высокий уровень общего перфекционизма и социально предписанного перфекционизма, а также сниженную мотивацию в области достижения. У них выявлен более выраженный конфликт между мотивами достижения успеха и избегания неудачи, что позволяет утверждать, что их деятельность направляется скорее мотивом избегания, чем мотивом достижения. Общий уровень перфекционизма в обеих группах отрицательно коррелирует с выраженностью мотива достижения, однако у здоровых лиц перфекционизм обратно связан с надеждой на успех, а у больных тревожными расстройствами – со страхом неудачи.

Заключение. Полученные результаты могут быть использованы в практике психотерапевтической работы с пациентами с тревожными расстройствами и открывают путь для дальнейших исследований в этой области как с у пациентов с тревожными расстройствами, так и у других групп больных, например, лиц, страдающих от депрессии.

В статье обосновывается возможность использования терминов «личностный смысл болезни» и «приверженность лечению» для описания вариантов отношения матери к заболеванию ребенка. На основании анализа 25 матерей, воспитывающих детей с детским церебральным параличом, были выделены такие личностные смыслы в отношении к болезни ребенка, как конфликтный и преградный, описаны примеры возможных вторичных выгод от болезни ребенка. Отдельно описана группа матерей после процедуры ЭКО со смешанным (преградным и конфликтным) личностным смыслом болезни. Высказываются предположения о факторах, определяющих гармоничный личностно-смысловой контекст отношения к болезни ребенка. В рамках выделенных групп проанализированы представления матерей о причинах болезни ребенка. Выделены три степени приверженности лечению больного ребенка у матерей, воспитывающих детей с детским церебральным параличом, показана их связь с личностным смыслом болезни ребенка для родителей и их представлениями о болезни ребенка. Описаны особенности понимания приверженности лечению при подобных заболеваниях детей. Полученные результаты обосновывают необходимость программ психологического сопровождения семей, имеющих детей с детским церебральным параличом. Они позволяют индивидуализировать стратегии психологической работы, открывают перспективы дальнейших исследований в целях разработки и совершенствования программ психологической помощи семьям, имеющим детей с хроническими инвалидизирующими заболеваниями.

Статья посвящена теоретическому обоснованию и эмпирической верификации концептуальной модели регуляции эмоций, разработанной в теоретико- методологических рамках культурно-деятельностной парадигмы. Выдвигается и получает эмпирическое подтверждение общая гипотеза о том, что регуляция эмоций может быть представлена в качестве системы, включающей психологический и физиологический уровни. При этом в структуре психологического уровня, в свою очередь, могут быть выделены мотивационно-смысловой и операционально-технический уровни, слаженная работа которых обеспечивается такими психологическими механизмами, как рефлексия и знаково-символическое опосредствование. Установлено, что особенности мотивационно-потребностной сферы (наличие и способ презентации конфликта мотивов достижения и избегания неудачи) определяют проявление остальных анализируемых компонентов системы регуляции эмоций как у пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями (пролапсом митрального клапана – ПМК), так и у здоровых лиц. Показан вклад рефлексии и знаково-символического опосредствования, выделяемых в культурно-деятельностной парадигме в качестве важнейших механизмов функционирования психики, в обеспечение работы системы регуляции эмоций. Доказано, что регуляция эмоций пациентов с ПМК отличается от таковой у здоровых лиц наличием выраженного конфликта мотивов достижения и избегания неудачи, дефицитом личностной рефлексии и искажениями в знаково-символическом опосредствовании эмоций, а также ограничениями в использовании ресурса имеющихся стратегий регуляции эмоций. Показано, что пациенты с ПМК отличаются от контрольной группы достоверно более частым возникновением состояния эмоциональной напряжённости при эмоциональной нагрузке, что негативно влияет на возможность эффективного использования ресурса стратегий регуляции эмоций в эмоционально значимых ситуациях.

Часть II. Культурно-деятельностный подход к проблеме стратегий и механизмов регуляции эмоций Первая часть статьи опубликована в №4, 2014 «Национального психологического журнала».

В первой части данной статьи была аргументирована целесообразность разработки структурно-динамической модели регуляции эмоций в теоретико- методологических рамках культурно-деятельностной парадигмы, с построением психологически обоснованной типологии стратегий регуляции эмоций в норме и патологии и выделением психологических механизмов, обеспечивающих возможность регуляции эмоций. Этот вывод был сделан по результатам анализа основных концепций и парадигм, в которых ставится и изучается проблема регуляции эмоций: психоаналитического и когнитивного подходов, концепций эмоционального развития и эмоционального интеллекта, культурно-деятельностного подхода. Была рассмотрена процессуальная модель регуляции эмоций Дж. Гросса, с выделением стратегий регуляции эмоций и оценкой их эффективности. Проанализированы возможности и ограничения модели. На основании обзора исследований был сформулирован вывод, что при имеющемся описании широкого спектра регуляторных стратегий остаётся открытым вопрос о психологических механизмах их становления, а также выбора субъектом при решении конкретных задач.

Введено авторское определение регуляции эмоций, согласно которому она понимается как совокупность психических процессов, психологических механизмов и регуляторных стратегий, которые использует человек для сохранения способности к продуктивной деятельности в ситуации эмоциональной нагрузки; для обеспечения оптимального контроля над побуждениями и эмоциями; для поддержания эмоционального возбуждения на оптимальном для него уровне. Во второй части публикации приводится общее описание стратегий регуляции эмоций, с обоснованием подхода к их типологизации, а также психологических механизмов регуляции эмоций, положенных в основу этой типологизации, – основных элементов структурно-динамической модели регуляции эмоций. Показана теоретико-методологическая обоснованность и эмпирическая продуктивность рассмотрения в качестве центральных механизмов регуляции эмоций знаково-символического опосредствования и личностной рефлексии. Представлен разработанный диагностический комплекс, использование которого позволяет эмпирически выделять и идентифицировать как широкий спектр стратегий регуляции эмоций, так и психологические механизмы, используемые субъектом при решении задачи эмоционального контроля и защиты в эмоциогенных ситуациях.

Описано три класса стратегий регуляции эмоций: когнитивно-неопосредованные, когнитивно-трансформирующие и коммуникативно-экспрессивные.

Целями данной статьи являются: аргументация целесообразности разработки структурно-динамической модели регуляции эмоций, выполненной в теоретико-методологических рамках культурно-деятельностной парадигмы развития психики и способствующей созданию психологически обоснованной типологии стратегий регуляции эмоций в норме и патологии (часть 1), описание такой модели регуляции эмоций (часть 2). Вводится авторское определение регуляции эмоций, как совокупности психических процессов, психологических механизмов и регуляторных стратегий, которые используются человеком для сохранения способности к продуктивной деятельности в ситуации эмоциональной нагрузки, для обеспечения оптимального контроля над побуждениями и эмоциями, для поддержания эмоционального возбуждения на оптимальном для него уровне. 

В первой части статьи приведены основные концепции и парадигмы, в рамках которых изучается проблема регуляции эмоций: психоаналитический и когнитивный подходы, концепции эмоционального развития и эмоционального интеллекта, культурно-деятельностный подход. Рассматривается процессуальная модель регуляции эмоций Дж. Гросса с выделением стратегий регуляции эмоций и оценкой их эффективности, анализируются ее возможности и ограничения. На основании обзора исследований сформулирован вывод, что при имеющемся описании широкого спектра регуляторных стратегий остается открытым вопрос о психологических механизмах их использования. 

Во второй части статьи высказывается предположение о возможностях решения этого вопроса на основе построения структурно-динамической модели регуляции эмоций в рамках методологии культурно-деятельностного подхода к изучению психики и создания соответствующего данной теоретической парадигме комплексного методического подхода к экспериментальному исследованию проблемы регуляции эмоций.

В статье выделены основные задачи, направления и перспективы международного сотрудничества факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова и факультета психологии Университета Нью-Йорк (SUNI) в сфере образования.

Предметом публикации является обсуждение вопроса о возможности приложения современных философских концепций, позволяющих различать типы научной рациональности (классический, неклассический и постнеклассический), для определения теоретико-методологических принципов функционирования и развития клинической психологии.

Показано, что в основных положениях культурно-исторической концепции Л.С. Выготского и в методологии синдромного подхода Выготского-Лурия присутствуют начала постнеклассической модели научной рациональности, с постнеклассическим видением предмета и метода психологического исследования, а также с постнеклассическим мышлением исследователей. Объективировано, что в работах Л.С. Выготского и А.Р. Лурия сформулированы общие методологические требования к организации исследования психики, которые, в целом, соответствуют требованиям, выдвигаемым современной наукой в качестве необходимых для работы со сложными саморазвивающимися системами. Аргументировано, что в концепции синдромного подхода Выготского-Лурия психологические синдромы описываются как динамические структуры, обладающие качествами саморегуляции, самоорганизации, самодетерминации и адаптивной целесообразности, что дает основания для рассмотрения их в качестве открытых саморазвивающихся систем.