информационное общество

Актуальность статьи. Проблематика методологии прикладной клинической (медицинской) психологии [1] является весьма актуальной в связи со значительной пестротой и несистематизированностью современных исследований. Присутствует смешение исследовательских работ, ориентированных на психологическое объяснение психических расстройств, статистически-корреляционных исследований, в которых приводятся связи различных параметров, свойств и признаков на основе изучения разнообразных клинических групп пациентов, и вкраплений в значительной мере незавершенных попыток действительно прикладных исследований собственно клинической (медицинской) психологии. 

Целью статьи является теоретико-аналитическое исследование проблемного поля прикладной клинической (медицинской) психологии.

Ход исследования. В ходе анализа современной ситуации прикладной клинической (медицинской) психологии изучаются перспективы разработок и анализируются прогнозы зарубежных исследователей по поводу будущего состояния клинической психологии. Особое внимание уделяется возможностям дальнейших разработок методологии прикладной клинической психологии, основанной Г. Мюнстербергом, ее использованию в проектировании широкого круга приложений психологии в современной медицине. Обсуждаются возможности развития прикладной медицинской психологии в современном информационном обществе, разработка ее новых методов, их анализ и последующая технологизация. 

Результаты и выводы. Представлен широкий спектр возможностей использования прикладной клинической (медицинской) психологии, связанных с перспективами технологизации практической медицины и ее организации. Анализ проблемного поля прикладной клинической (медицинской) психологии демонстрирует необходимость системного проектирования новых прикладных психологических разработок в медицине. Предварительные данные показывают, что более глубокий системный уровень разработок такого рода может быть связан с применением в их проектировании прикладной культурно-исторической психологии. 

1. В контексте данной статьи, поскольку речь идет об обсуждении различных традиций, мы не различаем термины «клиническая прикладная психология» и «медицинская прикладная психология», используя их как синонимы.

Актуальность (контекст) тематики статьи. Начиная с конца шестидесятых годов прошлого века, развитие цифровых технологий стало инициировать возникновение ряда интеллектуальных движений, сформировавших «социокультурный метасофт» информационного общества – киберкультуру.

Цель работы рассмотреть феномен киберкультуры как следствие развития цифровых технологий информационного общества. Продемонстрировать, что в киберкультуре сплетаются идеологии различных субкультур, отличительной чертой которых является вера в безграничные возможности компьютерной техники в плане реализации индивидуальной свободы.

Описание хода исследования. В статье показывается, что исторически формирование интеллектуальных движений, выражающих идеологию пользователей информационных и сетевых технологий, совпало с распространением постмодернистского мировоззрения, ставшим отражением социокультурных и технологических реалий информационного общества. Предлагается применить термин «либертарианство» для характеристики специфики идеологии сетевого сообщества, лозунгом которой стал призыв «информация хочет быть свободной». В качестве иллюстрации социокультурных импликаций цифровых технологий описывается идеологии хакеров, а также более позднего движения «киберпанк», сформировавшего особое направление в научной фантастике, где на передний план выводится проблема взаимопроникновения человеческого и технологического. Отмечается, что киберпанк не следует отождествлять только с молодежным движением или направлением в научной фантастике, а скорее следует рассматривать как стиль жизни, в котором особое место занимают компьютеры, сетевые технологии и виртуальная реальность.

Выводы Следует иметь в виду, что сетевое либертарианство, вдохновленное постмодернистским релятивизмом и постструктуралистским ризоморфизмом, оборачивается ловушками тотального обесценивания, становится препятствием для осуществления личностного выбора и способствует развитию патологических форм идентификации.

Актуальность (контекст) тематики статьи. Проблема воспитания становится все более значимой в связи с особенностями развития и взросления современных детей и подростков так называемой цифровой эпохи. Особенности развития детей и школьников в условиях информационного общества ставят перед психологической службой системы образования новые задачи.

Цель. Решение вышеупомянутых задач связано с уточнением приоритетных направлений развития психологии воспитания и образования, а так же научно-практического обеспечения этого направления. Целью статьи является всестороннее рассмотрение сферы деятельности психологов и педагогов системы образования в современных условиях. Уточняются цели и задачи их работы с учетом значительных перемен, произошедших в рамках информационного общества

Описание хода исследования. Пронализированы острые и порой противоречивые проблемы воспитания современного молодого поколения. Выделены задачи воспитания детей и формирования их личности, актуальные во все времена, такие как, например, эмоциональное, духовное развитие, овладение накопленным человечеством багажом культурных достижений, развитие нравственных чувств, способностей к полноценному общению и др.

Результаты исследования. Отмечается, что современное образование, отражая запросы современного информационного общества, в большей степени концентрирует свое внимание на проблеме успеваемости школьников, развитии их интеллектуальной сферы, подготовки к сдаче ЕГЭ. Значительно меньше внимания уделяет вопросам воспитания. Практическая психология, обслуживая систему образования, поддалась ее влиянию и оказалась не в полной мере готовой к решению вновь ставшей сегодня актуальной задачи воспитания школьников.

Выводы. Поиск путей решения проблемы воспитания следует не только на уровне высоко профессиональной междисциплинарной интеграции педагогической, психологической, социальной и других наук и практик, но и на уровне современного взаимодействия различных наук и форм общественного сознания – культуры, искусства, средств массовой информации (телевидение, радио, интернет), права, морали, религии.

В статье обосновывается положение о том, что, выступая в качестве мировоззрения информационного общества, постмодернизм одновременно является отражением его проблем, в качестве основной из которых выделяется размытие идентичности человека. Наиболее уязвимое место идеологии постмодернизма – имплицитная неспособность создавать устойчивые модели идентификации. Этому препятствуют специфические идеи, связанные с основополагающим принципом постмодернизма – плюрализмом, приводящим к релятивизму и утрате устойчивых ориентиров. Радикальная реализация принципа плюрализма и, как следствие, культивирования неограниченного выбора, является не достижением информационного общества и постмодерной культуры, а его основной проблемой. Обсуждаются социально-политические следствия идей толерантности и равнозначности мнений, позиций и ценностей. 

Отсутствие предпочтительных векторов самоидентификации снижают мотивацию формирования индивидом устойчивой личностной идентичности. Если ни одна парадигма, с точки зрения истинности, не может претендовать на выделенный статус, то споры по поводу притязаний на значимость превращаются в споры по поводу власти, тем самым порождая социал-дарвинизм. Принцип плюрализма фактически легитимирует и радикальные идеологии, предельной из которых является современный терроризм, оказывающийся в мозаичном и мультикультурном постмодерном мире одной из множества социокультурных парадигм. 

Именно в кризисе идентичности в условиях массового распространения и военных, и информационных технологий усматривается главная причина радикализма как результата обретения патологических форм когнитивно-личностной идентичности. Социокультурные и мировоззренческие кризисы информационного общества становятся основной причиной формирования ригидных и диффузных моделей идентификации личности.

Исходя из понимания идентичности как тождественности индивида самому себе в культурно-историческом хронотопе, переживаемой как чувство принадлежности/непринадлежности к общностям, контролируемости/неконтролируемости ситуаций, предсказуемости/непредсказуемости событий, в статье описываются процессы трансформации идентичности в ходе технологического развития. В качестве отправной точки берется идея органопроекции (К. Маркс, Э. Капп) и технологического расширения человека (З. Фрейд, М. Маклюэн), согласно которой технологии являются продолжением человеческого тела и его органов.

Отмечается, что процессы технологического расширения приобретают особый масштаб в условиях развития информационного общества, в котором компьютерные, телекоммуникационные, транспортные, био-, нано- и другие высокие технологии стали реальной культурно-исторической силой, трансформирующей человека. Подчеркивается, что в отличие от всей предшествующей истории, когда технологии лишь облегчали человеку те или иные действия, существенно не преобразовывая его натуральные возможности, на современном этапе информационного общества они не только меняют топологию человека, расширяют и дополняют его натуральные возможности, но и трансформируют высшие психические функции, опосредствуют психические процессы и отношения людей. Человек становится не только биологическим, социальным, но и технологическим существом – HOMO TECHNOLOGICUS. Масштаб и скорость культурно-исторических перемен делает исследование роли технологических расширений в трансформации идентичности ключевой задачей, решение которой необходимо для выработки механизмов осмысления их значения в жизни современного человека и построения прогнозов развития отношений между человеком и машинами в будущем.

В статье обсуждаются последствия вхождения в повседневную жизнь человека информационных технологий, связанные с размыванием границ его идентичности. В отношении таких технологий обнаруживается феномен, имеющий важное значение для структуры и динамики идентичности: взаимопроникновение двух систем контроля. С одной стороны, технологии дают человеку новые формы контроля над миром, но при этом он сам становится контролируемым с помощью тех же технологических расширений. Приобретая ряд жизненных удобств, технологически расширенный человек теряет свою приватность, технологии становятся средствами тотального контроля. Блага, которые дают технологические расширения, имеют обратную сторону. Увеличение возможностей доступа к информации приводит к росту доступности человека использующего интернет, смартфон или банковскую карту. Любая информация, размещенная в сети может оказаться у третьих лиц без ведома пользователя. Деприватизация личности приводит к росту уровня тревоги, возникновению ощущения управляемости и чувства незащищенности. На повестке дня стоит проблема этических и психологических последствий электронного мониторинга, оцифровки личности, чипизации человека посредством нательных имплантатов. Обсуждаются опасности изменений жизни человека незаметными, повсеместными и обыденными технологиями контроля. Отмечается, что нарушение границ личности далеко не всегда является результатом деятельности государств, а скорее, – следствием непонимания специфики и возможностей информационных технологий, а также способов их использования человеком. Осознание того, что технологии не являются нейтральными по отношению к пользователю, представляют собой основу для соблюдения элементарной «информационной личной гигиены» и предотвращения нарушений границ идентичности.

В статье обсуждаются проблемы киборгизации и инвалидизации как следствий технологического расширения человека. Под киборгизацией понимается процесс сращивания человека и машины, который сопровождается замещение технологиями натуральных функций тела и разума человека. Технологические медиумы становятся неотъемлемыми протезами человека, а их утрата приводит к его инвалидизации и ставит под угрозу его идентичность. Осмысление влияния технологий на человека информационного общества предлагается начать с отрицания подхода, основывающегося на их нейтральности к человеку. Выделяется три основных тенденции в отношении к современным технологиям. Первая сводится к полному их отрицанию и представлению в качестве враждебной для человека силы (неолуддизм); вторая основывается на максимальной конвергенции человеческого и машинного разума (трансгуманизм), а также выделяется промежуточная позиция, предлагающая поиск соразмерного, «мирного» сосуществования человека и технологий, и выработку механизмов адаптации к технологической реальности информационного общества.

Автор задается вопросом: сможет ли идея Хайдеггера о том, что техника стала для европейского человека его судьбой, вызовом его бытию, помочь нам в поиске возможности ухода от фатальных сценариев развития отношений слишком технологизированных людей и слишком очеловеченных машин? Поиск ответа на другой вопрос: сможет ли сделать человека счастливым сращивание с технологиями, становится ключевым в понимании дальнейших путей развития технологического расширения человека.

Вывод можно сделать только один: оставаясь тайной с точки зрения понимания ее непостижимости или мечтой о ее познании и подчинении технологических достижений, техника всегда остается разделенной с человеком.