Традиционные теории и современные взгляды на природу мысленного образа движения: применение в спортивной практике

Веракса Александр Николаевич Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Каминский Игорь Владиславович Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Мысленный образ движения ши­роко известен в спортивной подготовке как одно из средств, способствующих освоению и совер­шенствованию двигательного навыка. Для обозначения практики применения мысленного образа в этих целях в спе­циализированной литературе приняты термины «мысленная проработка» или «мысленная тренировка». Появление исследований, посвященных данной те­матике, существенно повлияло на наше понимание природы мысленного обра­за движения. В качестве традиционного объяснения механизмов, лежащих в ос­нове метода мысленной проработки, на­иболее известны две зачастую противопоставляемые друг другу теории.

Первая из них, получившая назва­ние психонейромышечной теории (Richardson, 1967), предполагает, что мысленное представление двигательно­го действия, как и его реальное выполнение, выражается в активности обес­печивающих его мышечных волокон, и различия между первым и вторым за­ключаются лишь в масштабах такой ак­тивности. При этом сходство двигательных компонентов дает такое же сходство возникающей на их фоне аф­ферентации, которая запускает цен­тральные механизмы корректировки моторной программы, что выражает­ся в повышении скоординированности предпринимаемых движений и возра­стании результативности соответству­ющего действия в целом. Согласно пси­хонейромышечной теории, чем ярче и реалистичнее мысленное представле­ние действия, тем более выраженными являются микросокращения соответ­ствующих ему мышц, возникающие на этом фоне, и тем активнее происходит совершенствование прорабатываемого двигательного навыка.

Вторая теория, названная теори­ей символического обучения (Sackett, 1934), признает мысленное представ­ление средством активного познания, постижения действия, относительно обособленного от механизмов его непо­средственного исполнения моторным звеном. Т.е. мысленный образ служит для произвольного построения плана действий, в котором фиксируется их порядок и обобщенные характеристи­ки, репрезентируемые индивидуально­му сознанию. Реализация же движения требует конвертации образа в мотор­ные команды, передаваемые посред­ством абстрактных нейронных кодов, не доступных сознанию. Вследствие это­го, образ выступает в роли связующе­го звена, осуществляющего двусторон­нее взаимодействие между процессами произвольного планирования потенци­альных поведенческих стратегий и их непосредственного воплощения за счет имеющихся двигательных ресурсов.

Развитие взглядов на природу мысленного образа движения

Несмотря на очевидное противоре­чие фундаментального понимания функ­циональной роли мысленного образа движения в двух традиционных теори­ях, в реальных условиях описанные механизмы могут взаимодополнять друг друга, охватывая разные грани одного и того же объективного явления (Savoyant, 1988). Так, на первых этапах двигатель­ного обучения основную роль будет иг­рать познавательная функция мысленно­го образа, но по мере роста мастерства на первый план выйдет нейромышечная обратная связь, обусловливающая эффек­тивность мысленной проработки на том этапе, когда дальнейшее развитие мотор­ного навыка по большей части обеспечи­вается процессами, протекающими при его фактическом выполнении.

Однако, если познавательная роль мысленного образа в двигательном обучении признается рядом извест­ных теорий развития моторного на­выка (например, Бернштейн, 1990), а также подтверждается наличием ког­нитивно-обусловленных механизмов его переноса (Olsson, 2008), то валид­ность психонейромышечной гипотезы взаимодействия образной и двигатель­ной сферы находится под вопросом. Так, если мысленная проработка обеспечи­вает совершенствование двигательно­го навыка за счет поступающей в ЦНС обратной связи от активных мышц, то характер их активации на фоне пред­ставленного движения должен быть полностью идентичен таковому на фоне движения реального. Например, при фактическом поднятии веса сгибани­ем локтевого сустава на электромиогра­фии (ЭМГ) выявляется характерная пе­ремежающаяся трехфазная активность мышц-антагонистов с первичным пи­ком в двухглавой мышце плеча, затем – в трехглавой и после – вновь в двухгла­вой (Slade et al., 2002). В соответствии с психонейромышечной теорией во вре­мя воображаемого поднятия веса тем же движением следует ожидать ЭМГ-актив­ность мышц руки аналогичной фазовой структуры. Однако исследования с проведением параллельного измерения би­оэлектрических потенциалов антагонистических мышечных групп плеча на фоне воображаемого поднятия груза не подтверждают данную гипотезу. В частности, Б.Д. Хейл (Hale, 1982) на­блюдал в этом случае одновременную ак­тивацию двухглавой и трехглавой мыш­цы. Дж.М. Слейд с коллегами (Slade et al., 2002) на основе 240 проб, снятых у 40 ис­пытуемых на фоне мысленного поднятия веса, смог выделить три различных ЭМГ- паттерна активности двухглавой мыш­цы и четыре паттерна активности трех­главой. Среди них превалировало (82,9% и 47,9% случаев, соответственно) возрастание активности над базовым уровнем без различимых пиков и фазового раз­деления. При наложении данных толь­ко в одной пробе из 240 удалось зафик­сировать на фоне мысленного сгибания руки искомую трехфазную ЭМГ-модель, вероятность выявления которой, как со­чли авторы, сводится к случайной. При этом количественный анализ данных по­казал, что двухглавая мышца плеча актив­нее трехглавой у 28 испытуемых из 40 (M = 1,69; SD = 1,04) во время реально­го выполнения действия, тогда как при мысленном движении – лишь у 5 испы­туемых из 40 (M = 0,67; SD = 2,01). Более того, согласно психонейромышечной те­ории эффективность мысленной прора­ботки движения тем выше, чем более вы­ражена на ее фоне микросократительная активность соответствующих мышц. Од­нако на практике никакой определенной зависимости между показателями ЭМГ и эффектом мысленной проработки вы­явлено не было и, более того, установлена эффективность мысленной проработки, на фоне которой отсутствуют значи­мые изменения на ЭМГ (Yue, Cole, 1992). К тому же, как показывает ряд исследо­ваний (например, Robin et al., 2007), спо­собность к созданию ярких реалистич­ных образов увеличивает эффективность мысленной проработки, но, согласно имеющимся данным, такая способность либо не состоит ни в какой зависимости с ЭМГ-активностью (Hale, 1982), либо, на­против, изменяется обратно пропорцио­нально ей (Jowdy, Harris, 1990).

Представленные исследования позво­ляют заключить, что мысленный образ движения стимулирует фактическую ак­тивность соответствующих мышц, од­нако она не должна рассматриваться как основополагающий механизм со­вершенствования двигательных умений посредством мысленной проработки. Альтернативное объяснение последне­го можно найти в ряде работ (Jeannerod, 1994), возрождающих прослеживающу­юся еще в трудах Декарта и Аристотеля идею, состоящую в понимании мыслен­ного образа как разворачивающего­ся на определенном уровне обработки информации нервной системой анало­га соответствующего образа восприя­тия. Из указанной феноменологической аналогии следует аналогия функциональная. Если на уровне высшей нервной деятельности за переживанием мы­сленного образа какого-либо события или действия стоят те же нейрофизио­логические процессы, что обеспечивают его фактическое восприятие, то эти про­цессы, вне зависимости от того, являют­ся ли они следствием реального воздей­ствия стимула на рецепторы или лишь намерения представить результаты та­кого воздействия мысленно, должны со­хранять характерные им свойства. Эти свойства проявляются в актуализации сопряженных с ними функциональных ответов, в том числе механизмов, ответственных за научение.

Наличие таких ответов, общих для реального и воображаемого действия, может рассматриваться в качестве под­тверждения настоящей теории. Среди них особое место отводится вегетатив­ным реакциям, поскольку они объектив­ны, просты и доступны для обнаружения и не могут быть вызваны произвольно. Так, при воображаемом поднятии веса наблюдается резкое возрастание часто­ты сердечных сокращений (ЧСС), часто­ты дыхательных движений (ЧДД) и пар­циального давления CO₂ в выдыхаемом воздухе, подобно тому, как это происхо­дит на фоне реальной физической ак­тивности (Collet, Guillot, 2010). Отмечено, в случае последней такая функциональ­ная перестройка протекает чрезвычайно быстро: ЧСС изменяется по прошествии не более чем пяти ударов, а ЧДД – в пределах одного цикла после иници­ации физической работы (Adams et al., 1987). Поэтому считается, что мобилиза­ция вегетативных функций программи­руется заранее, т.е. имеет в своей основе центральный триггерный механизм и не может быть откликом на возрастающие энергетические требования на перифе­рии. Исследования показывают, что это же справедливо и для мысленного вос­произведения соответствующей активно­сти. Те факты, что вегетативные реакции, зафиксированные во время мысленной нагрузки, не сопровождаются метаболи­ческими изменениями в мышцах (Decety et al., 1993), и что соразмерный варьиру­ющей величине ожидаемого усилия фи­зиологический ответ обнаруживается на фоне полного паралича (Gandevia et al., 1993), подтверждают центральную лока­лизацию пускового механизма, модулирующего вегетативные функции, и его общность для реального и воображаемо­го действия.

Теория функциональной эквивалентности

М. Джиннерод (Jeannerod, 1994) счи­тает, что в случае с движением основу такой общности создают моторные ре­презентации, представляющие собой определенные паттерны активности головного мозга. Они возникают на ста­дии подготовки двигательного действия и, с одной стороны, кодируют необхо­димую для его исполнения информа­цию, включая временные рамки дейст­вия, налагаемые им силовые затраты, его двигательный состав, пространствен­ную конфигурацию и требуемый итоговый результат, а, с другой стороны, опосредуют соответствие между потребностью, инициирующей деятельность, и намеченным конечным продуктом последней. М. Джиннерод отмечает, что мысленный образ несет тот же спектр информации о движении, что и мотор­ная репрезентация, но, в отличие от нее, не влечет за собой реального выполнения полноценного двигательного действия. Так, кинематические параме­тры движения и его результат являются непосредственно представленным субъ­екту содержанием мысленного образа. О формировании образа с учетом ско­ростно-силовых характеристик движе­ния косвенно свидетельствуют рассмотренные выше исследования модуляции активности вегетативной нервной сис­темы на фоне воображаемой нагрузки (Collet, Guillot, 2010). В ряде экспери­ментов была показана также хронометрическая эквивалентность [1] мыслен­ного и фактического двигательных действий. Более того, исследования по­казали, что мысленный образ сохраняет эффект, вызываемый взаимодействием вышеуказанных параметров. В частно­сти, закон Фиттса, согласно которому продолжительность двигательного дей­ствия увеличивается с возрастанием его субъективной сложности, выполняется как для реальных, так и для мысленно воспроизводимых движений. Выполня­ется вне зависимости от того, обуслов­лена ли такая сложность повышенными требованиями задания к координации (Cerritelli et al., 2000) или к прилагаемо­му усилию (Papaxanthis et al., 2002).

Теория функциональной эквивалент­ности подтверждается многочислен­ными нейровизуализационными ис­следованиями (Sharma, Baron, 2013), показавшими вовлечение в процесс мы­сленного представления двигательного действия тех же мозговых структур, ко­торые активны при его реальном выпол­нении. Кроме того, клинические данные свидетельствуют о том, что перцептив­ные (Farah et al., 1992) и двигательные (Tomasino et al., 2005) расстройства центрального генеза аналогичным образом проявляются в отношении как реальной, так и воображаемой деятельности.

В то же время отмечается, что при не­способности к осуществлению опреде­ленных двигательных действий на фоне интактности мозговых структур, вовле­ченных в их программирование, в частности, при ампутации или деафферента­ции (Jeannerod et al., 1984) конечностей, при повреждениях спинного мозга (Decety, Boisson, 1990), субъекты форми­руют ясный образ намеченного действия, если перед ними стоит задача его выпол­нения. На основании этого М. Джинне­род (Jeannerod, 1994) предполагает, что мысленный образ движения есть про­дукт сознательного доступа к соответст­вующей моторной репрезентации, осоз­нание которой определяется временем, отведенным на подготовку предприни­маемого движения. В норме двигательное действие инициируется за доли секун­ды и подтверждающая его выполнение обратная связь деактивирует лежащую в его основе моторную репрезентацию еще до того, как она может быть осоз­нана. Но активность последней продле­вается, если подготовка движения предпринимается заблаговременно, а также если его выполнение или деактивирую­щая афферентация по какой-либо при­чине заблокированы. В этом случае под­сознательная моторная репрезентация трансформируется в осознаваемый мы­сленный образ соответствующего двигательного действия. Намеренно вызывая мысленное представление своих движе­ний, мы автоматически блокируем их вы­полнение, что открывает сознательный доступ к соответствующим моторным ре­презентациям. При этом, поскольку фак­тически движение не предпринимается, сигнализирующая о его полноценном выполнении обратная связь от перифе­рических рецепторов (проприоцепция) отсутствует, но центральные процессы по своей сути остаются аналогичными тем, что запускают реальную двигатель­ную активность (Jeannerod, 1994).

Мысленный образ движения является репрезентацией в сознании моторной программы, исполнение которой бло­кируется на определенном уровне ЦНС (Jeannerod, 1994). Возникающая же на его фоне микросократительная актив­ность мышц, регистрируемая с помо­щью ЭМГ (Hale, 1982; Jowdy, Harris, 1990; Slade et al., 2002), может рассматривать­ся как следствие неполного торможения влияний такой программы на исполни­тельные органы (Jeannerod, 1994). Примечательно, что гипотеза М. Джиннеро­да (Jeannerod, 1994) о деактивирующем воздействии на двигательный образ (как частный случай моторной репрезента­ции) поступающей от исполнительных органов специфичной ему обратной связи хорошо согласуется с данными Д.П. Джоуди и Д.В. Харрис (Jowdy, Harris, 1990). Они свидетельствуют об обратно пропорциональной зависимости между способностью к созданию реалистич­ного образа движения и выраженностью зафиксированной на его фоне ЭМГ-ак­тивности. С другой стороны, экспери­менты на обезьянах (Mellah et al., 1990) показали активацию части двигатель­ных единиц двуглавой мышцы плеча обученного животного в обозначенный специальным сигналом 3-секундный подготовительный период, предшеству­ющий команде о проведении сгибатель­ного движения руки, и их расслабление в момент начала движения. Данный фе­номен может являться следствием активности моторной репрезентации и нести функцию изменения физиоло­гического состояния мышцы с придани­ем ей дополнительной жесткости, что сокращает время последующей реакции и обеспечивает готовность к действию. Возможно, микросокращения мышц на фоне мысленного образа движения так­же обусловлены активностью данного подготовительного процесса. Однако ввиду глубокого залегания соответству­ющих мышечных волокон (Mellah et al., 1990) он зачастую не может быть зафиксирован поверхностными методами ре­гистрации ЭМГ (Jeannerod, 1994).

Роль моторных процессов в когнитивной сфере

В противоположность пониманию образа как средства познания, представ­ленного в виде амодального символи­ческого кода высшего порядка (Sackett, 1934), современные исследования гово­рят о том, что сенсомоторные и когни­тивные процессы неотделимы друг от друга. Так, известно, что, подобно мы­сленной проработке, визуальная демон­страция двигательной модели вызыва­ет активность зон мозга, участвующих в фактическом выполнении соответству­ющего движения (Gatti et al., 2016). При этом также проявляется обучающий эф­фект – по сравнению с показателями контрольной группы, разучиваемые мо­торные навыки достоверно более результативно исполняются субъектами, обучающимися исключительно посред­ством наблюдения (Gatti et al., 2013). Бо­лее того, как показывают исследования перцептивно-моторных интерференций, демонстрируемые стимулы облег­чают выполнение действия, двигатель­ный компонент которого состоит с ними в прямом соответствии, и затрудняют выполнение противопоставленной ему альтернативы. Это указывает на актуа­лизацию моторных программ в процес­се когнитивной переработки различных по модальности и содержанию стиму­лов (Witt et al., 2010). Активация мотор­ных зон головного мозга зафиксирована также на фоне восприятия статических изображений инструментов, предназна­ченных для осуществления различных трудовых манипуляций с их помощью (Creem-Regehr, Lee, 2005). Это свидетель­ствует о том, что узнавание объекта тре­бует актуализации программ потенци­ального взаимодействия с ним (Sim et al., 2015). Точно так же моторные зоны моз­га активируются при восприятии речи – главным образом, глаголов действия или семантически близких к ним существи­тельных, в том числе названий инстру­ментов и др. Причем, такая активация отвечает соматотопическому принци­пу и определяется семантикой речевого стимула (Elk van et al., 2010). На основа­нии этого предполагается роль имита­ционных процессов в обработке воспри­нимаемой информации, мыслительной деятельности и социальных взаимодей­ствиях, когда значение какого-либо действия или состояния раскрывается перед субъектом в процессе его внутреннего моделирования в релевантном контексте.

С этих позиций мысленный образ движения, так или иначе, является тес­но переплетенным с моторными компо­нентами деятельности ЦНС. Резюмируя возможности непосредственного взаимодействия моторной и образной сфе­ры, Е.Н. Сурков (Сурков, 1982) выделяет три функции двигательного образа. Вы­полняя программирующую функцию, образ определяет команды, согласно ко­торым действуют исполнительные ор­ганы. В рамках регулирующей функции образ предстает как эталон, идеальная модель движения, с которой сопостав­ляется реальный результат, за счет чего производится оценка последнего и кор­рекция двигательного действия в случае необходимости. Тренирующая функция образа заключена в возможности его использования в качестве средства дви­гательного обучения, что отражает суть метода мысленной проработки двига­тельных навыков.

В настоящее время считается, что тре­нирующая функция обусловлена вовле­чением в процесс создания образа мо­торных зон мозга, дублирующих таковое на фоне фактической двигательной ак­тивности, что ведет к активации меха­низмов научения, общих для мысленно­го и реального действия (Holmes, Collins, 2001). В числе последних эксперимен­тально подтверждена роль модуляции функциональных связей между взаимно отдаленными участками головного мозга (Xie, 2015), а также пластических измене­ний первичной моторной коры, предпо­ложительно имеющих отношение к кон­солидации моторной памяти на ранних этапах обучения (Foerster, 2013).

Природа особенностей мысленного образа движения

Последний эффект мысленной про­работки состоит в зависимости от сте­пени активации на ее фоне первичной моторной коры, которая демонстриру­ет изменчивость индивидуальных значе­ний (Blefari et al., 2015). Подобная вари­абельность характеризует также и образ движения как психический феномен, проявляясь в отношении следующих его особенностей: содержания, реалистично­сти, модальности, скорости и ракурса. С.П. Елшанский отмечает, что при запомина­нии позы руки примерно треть испытуе­мых создает визуальный образ ее требуе­мого положения, тогда как большинство участников эксперимента ориентируется на мышечно-суставное чувство (Елшанский, 2014). Многие авторы (Olsson, 2008) считают, что такие различия позволяют выделить две обособленные друг от дру­га категории: визуальный образ движения и истинно моторное представление. Дру­гие исследователи (Jeannerod, 1994) спра­ведливо замечают, что образ чаще все­го полимодален и любое представленное в кинестетической модальности дви­жение, так или иначе, разворачивается в определенной части зрительно иденти­фицируемого пространства.

Объясняя индивидуальные различия в представлении движения, некоторые авторы (Spittle, Morris, 2011) говорят о личностной обусловленности тех или иных его особенностей. С.П. Елшанский при интерпретации своих результатов ссылается на феномен первичного доминирования той или иной модально­сти в образной сфере, определяющий индивидуальные модальностные пред­почтения, имеющие место при воспри­ятии, запечатлении и мысленном воспроизведении перцептивного опыта (Елшанский, 2014). Другие авторы от­водят важную роль текущему функци­ональному состоянию, установкам, ко­торые могут быть заданы, в том числе инструкцией экспериментатора, а также индивидуальной способности к созда­нию образа с теми или иными характе­ристиками (Gregg et al., 2010). Такая спо­собность, согласно распространенному мнению, развивается по мере того, как соответствующие образы используют­ся для решения представленных в них задач (Spittle, Morris, 2011). Она опре­деляется частотой встречаемости таких задач в деятельности субъекта и его опы­том в ведении этой деятельности. Другими словами, особенности образной сфе­ры могут быть проявлением своего рода профессиональной деформации – адап­тации психики к требованиям, которые налагает совокупность регулярно предпринимаемых действий. Так, В.В. Барабанщикова показала, что у мастеров спорта по боксу, спецификой которого является дистантный бой, преобладает визуальная модальность образной сфе­ры, тогда как у мастеров спорта по дзю­до, которые ведут контактный бой, – ки­нестетическая (Барабанщикова, 2005). Следовательно, опыт в выполнении дей­ствия сам подсказывает те его аспекты, которым необходимо уделить наибо­лее пристальное внимание, и именно они формируют ключевое содержание мысленного образа данного действия, а также его компоненты, значимые с точки зрения контроля и оценки.

Если допускать, что эквивалентность реального и мысленного двигательных действий сохраняется на всех этапах ов­ладевания моторным навыком, то можно предположить, что ведущая модальность его представления меняется в процессе научения. Так, Н.А. Бернштейн отмечает, что основную нагрузку по управлению новым, еще не освоенным движением не­сет зрение, но по мере накопления ин­формации о способах коррекции этого движения на основе проприоцептивных сигналов ведущая роль по контролю его механики передается в соответствующую модальность (Бернштейн, 1990). Сле­довательно, можно полагать, что и модальность образа-эталона меняется по мере овладевания соответствующим на­выком. Ведь субъект, заинтересованный в его освоении, начиная упражняться, уже склонен анализировать поступающие от мышц ощущения, тем самым подменяя визуальный двигательный эталон кинестетическим.

При этом, если зрительный контр­оль механики движения требует направ­ленного внимания непосредственно на само двигательное действие, то сменя­ющий его проприоцептивный контроль может осуществляться в отсутствие та­кого внимания [2], что и обусловливает ав­томатизацию движения. Более того, Н.А. Бернштейн описывает конфликт меж­ду зрительным контролем за выполняе­мым движением и сознательным вника­нием в его структуру – с одной стороны, и плавным автоматическим выполнени­ем навыка – с другой (Бернштейн, 1990). Поэтому одним из условий последнего является переключение внимания с соб­ственно движения на двигательную задачу [3] (Бернштейн, 1990). Следовательно, на ведущее место в управлении автоматизированными движениями должны выходить эталоны, отражающие наме­ченный результат двигательного дейст­вия, выражая потребность в контроле навыка на основе степени достижения поставленной двигательной задачи.

К.Дж. Олссон (Olsson, 2008) подчерки­вает, что активация моторной програм­мы двигательного действия во время его представления требует, прежде всего, наличия такой программы в двигатель­ном репертуаре субъекта, которая опре­деляется опытом выполнения данного действия. Пока двигательное умение не освоено, не установлена и соответству­ющая ему моторная репрезентация, т.е. представление о нем носит по большей части смысловой характер. К.Дж. Олссон и Л. Ниберг (Olsson, Nyberg, 2011) иллю­стрируют данное положение описанием случая С.Д.– высококвалифицированной спортсменки, ноги которой парализо­ваны от рождения. Так, при представ­лении ходьбы по лестнице в мозге С.Д. наблюдается активность, главным обра­зом, фронтальных областей коры, тогда как представление колясочного слалома сопровождается выраженной активаци­ей моторной системы. В контрольной группе здоровых добровольцев зафиксирован противоположный результат с задействованием моторных зон моз­га в процессе представления ходьбы по лестнице и без такового на фоне пред­ставления колясочного слалома. В ряде исследований были показаны аналогич­ные различия активности мозга субъек­тов, начинающих освоение моторного навыка и достигших экспертного уровня в его выполнении, на фоне мысленного представления (Olsson, 2008), наблюде­ния (Aglioti et al., 2008) и прослушива­ния словесного описания (Beilock et al., 2008) соответствующих двигательных действий. При этом показано, что вовле­чение собственных моторных программ в распознавание наблюдаемого действия и прогнозирование его результата обеспечивает более однозначную и быс­трую ориентировку профессиональных спортсменов в игровой ситуации, по сравнению с их менее опытными колле­гами (Aglioti et al., 2008).

Заключение

Таким образом, из всего вышесказан­ного можно выделить несколько клю­чевых идей, определяющих современ­ное понимание природы мысленного образа движения. Так, мысленный образ движения имеет в своей основе процес­сы, аналогичные тем, что обеспечивают фактическое выполнение движения, и, следовательно, обладает теми же свой­ствами, в частности, активирует цент­ральные механизмы, ответственные за двигательное научение. Как показали исследования, регистрируемая на фоне мысленно представляемых движений периферическая активность является скорее следствием описанной аналогии образа и действия на центральном уров­не, чем основой двигательного научения в процессе мысленной проработки. Это смещает акценты в установках, которые было принято давать спортсменам, про­рабатывающим действия путем их мысленного повторения. С современных позиций надо рекомендовать им мак­симальное приближение образа и усло­вий его формирования к реальной де­ятельности, умозрительно воссоздавая ее темп, связанные с ней эмоции, ощу­щения и обстановку. Такой подход по­зволит формировать более яркие обра­зы, и приближение мысленной картины к соответствующему реальному опыту, увеличит степень эквивалентности ней­рофизиологических процессов, в том числе ответственных за научение, тако­вым, активизирующимся на фоне реаль­ной деятельности (Holmes, Collins, 2001).

В то же время обязательным условием для задействования моторной системы в мысленном представлении движения является наличие опыта его фактиче­ского выполнения. Поэтому спортсме­ны, только приступившие к освоению сложного моторного навыка, будут иметь лишь смысловое представление о нем как о когнитивном феномене – объек­те познания, не задействующее реально вовлеченные в выполнение такого на­выка нейрофизиологические процессы. Тем не менее, такое представление так же окажется полезным, поскольку позво­лит быстрее усвоить необходимую по­следовательность действий, соотнести их с ключевыми ориентирами контекста выполнения, лучше осмыслить текущую задачу в освоении навыка и ее составля­ющие.

С другой стороны, в современном по­нимании оказываются вытесненными взгляды на мысленный образ уже зна­комого движения как на исключитель­но когнитивный феномен, не задейст­вующий исполнительные механизмы. Более того, в процессах, традиционно считавшихся сугубо «когнитивными» (например, узнавание предметов и дей­ствий, восприятие речи), сегодня усматривается значительная роль моторной системы. Такая позиция не только еще крепче утверждает роль трудовой дея­тельности в умственном развитии и вза­имосвязь мышления и предметных дей­ствий, но и указывает на необходимость учета таких взаимосвязей при продумывании дизайна исследований и ин­терпретации результатов. Учитывая, что двигательные умения субъекта постоян­но изменяются и совершенствуются, со­ответствующую им образную сферу так же следует рассматривать как динамиче­скую систему, акцентирующую актуаль­ные на текущий момент задачи. Поэтому как перспективный предмет исследова­ний, который углубит наше понимание природы мысленного образа движения, необходимо рассматривать трансформацию представления двигательного на­выка в зависимости от актуального уров­ня владения им.

Работа выполнена в рамках Государственного контракта №117 от 19.04.2017 г. с Министерством спорта Российской Федерации «Разработка научно-обоснованных предложений по совершенствованию психолого-педагогического сопровождения спортсменов высокой квалификации с использованием современных технологий»

Примечания:

1. Стоит добавить, что эквивалентность продолжительности мысленного и реального действия, очевидно, позволяет использовать мысленный образ в режиме реального времени, благодаря чему сохраняется способность к пространственной ориентации в знакомом помещении в темноте или с завязанными глазами.

2. Для более ясного описания различий визуального и проприоцептивного управления движением можно назвать первый контролем «снаружи» – с помощью зрительного анализатора, а второй – контролем «изнутри» – с помощью рецепторов в самих мышцах, сухожилиях и суставных сумках, т.е. непосредственно в звене, выполняющем движение.

3. Именно такая направленность внимания проиллюстрирована выше в примерах из работы В.В. Барабанщиковой, описывающих деятельность высококвалифицированных спортсменов (Барабанщикова, 2005).

Литература:

Барабанщикова В.В. Модальность образной сферы как фактор оптимизации функционального состояния профессионалов в процессе психологической саморегуляции : дис. ... канд. психол. наук. – Москва, 2005. – 160 с.

Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность / под ред. О.Г. Газенко. – Москва : Наука, 1990. – 495 с.

Елшанский С.П. Проприоцептивная память позы руки [Электронный ресурс] // Психология, социология и педагогика, 2014. – № 3 : [сайт]. URL: http://psychology.snauka.ru/2014/03/2905 – (дата обращения: 20.04.2016).

Сурков Е.Н. Антиципация в спорте. – Москва : Физкультура и спорт, 1982. –145 с.

Adams, L., Guz, A., Innes, J.A., & Murphy K. (1987) The early circulatory and ventilatory response to voluntary and electrically induced exercise in man [Journal of Physiology], 383, 19–30. doi: 10.1113/jphysiol.1987.sp016393

Aglioti, S.M., Cesari, P., Romani, M., & Urgesi, C. (2008) Action anticipation and motor resonance in elite basketball players [Nature Neuroscience], V. 11, 9, 1109–1116. doi: 10.1038/nn.2182

Beilock, S.L., Lyons, I.M., Mattarella-Micke, A., Nusbaum, H.C., & Small, S.L. (2008) Sports experience changes the neural processing of action language [Proceedings of the National Academy of Sciences], V. 105, 36, 13269–13273. doi: 10.1073/pnas.0803424105

Blefari, M.L., Sulzer, J., Hepp-Reymond, M.C., Kollias, S., &Gassert, R. (2015) Improvement in precision grip force control with self-modulation of primary motor cortex during motor imagery. [Frontiers in behavioral neuroscience]. 9. doi: 10.3389/fnbeh.2015.00018

Cerritelli, B., Maruff, P., Wilson, P., & Currie, J. (2000) The effect of an external load on the force and timing components of mentally represented actions. [Behavioural brain research], V. 108, 1, 91–96. doi: 10.1016/S0166-4328(99)00138-2

Collet, C., & Guillot, A. (2010) Autonomic nervous system activities during imagined movements. In Guillot A., Collet C. (Eds) The neurophysiological foundations of mental and motor imagery, New York, Oxford University Press, 95–108. doi: 10.1093/acprof:oso/9780199546251.003.0007

Creem-Regehr, S.H., & Lee, J.N. (2005) Neural representations of graspable objects: are tools special? [Cognitive Brain Research], V. 22, 3, 457–469. doi: 10.1016/j.cogbrainres.2004.10.006

Decety, J., & Boisson, D. (1990) Effect of brain and spinal cord injuries on motor imagery. [European Archives of Psychiatry and Clinical Neurosciences], 240, 39–43. doi: 10.1007/BF02190091

Decety, J., Jeannerod, M., Durozard, D., & Baverel, G. (1993) Central activation of autonomic effectors during mental simulation of motor actions in man. [The Journal of Physiology], V. 461, 1, 549–563. doi: 10.1113/jphysiol.1993.sp019528

Farah, M.J., Soso, M.J., & Dasheiff, R.M. (1992) Visual angle of the mind’s eye before and after unilateraloccipital lobectomy. [Journal of Experimental Psychology, Human Perception and Performance]. 18, 241–246. doi: 10.1037/0096-1523.18.1.241

Foerster, Á., Rocha, S., Wiesiolek, C., Chagas, A.P., Machado, G., Silva, E., Fregni, F., & Monte‐Silva, K. (2013) Site‐specific effects of mental practice combined with transcranial direct current stimulation on motor learning. [European Journal of Neuroscience], V. 37, 5, 786–794. doi: 10.1111/ejn.12079

Gandevia, S.C., Macefield, V.G., Bigland-Ritchie, B., Gorman, R.B., & Burke, D. (1993) Motoneuronal output and gradation of effort in attempts to contract acutely paralysed leg muscles in man. [The Journal of physiology], V. 471, 411–427. doi: 10.1113/jphysiol.1993.sp019907

Gatti, R., Rocca, M.A., Fumagalli, S., Cattrysse, E., Kerckhofs, E., Falini, A., & Filippi, M. (2016) The effect of action observation/execution on mirror neuron system recruitment: an fMRI study in healthy individuals. [Brain Imaging and Behavior], 1–12.

Gatti, R., Tettamanti, A., Gough, P.M., Riboldi, E., Marinoni, L., & Buccino, G. (2013) Action observation versus motor imagery in learning a complex motor task: A short review of literature and a kinematics study. [Neuroscience Letters], 540, 37–42. doi: 10.1016/j.neulet.2012.11.039

Gregg, M., Hall, C., & Butler, A. (2010) The MIQ-RS: a suitable option for examining movement imagery ability. [Evidence-Based Complementary and Alternative Medicine], V. 7, 2, 249–257.

Hale, B.D. (1982) The effects of internal and external imagery on muscular and ocular concomitants. [Journal of Sport Psychology], V. 4. 4, 379–387. doi: 10.1123/jsp.4.4.379

Holmes, P.S., & Collins, D.J. (2001) The PETTLEP Approach to Motor Imagery: A Functional Equivalence Model for Sport Psychologists [Journal of Applied Sport Psychology], V. 13, 1, 60–83. doi: 10.1080/10413200109339004

Jeannerod, M. (1994) The representing brain – neural correlates of motor intention and imagery. [Behavioral and Brain Sciences], 17, 187–202. doi: 10.1017/S0140525X00034026

Jeannerod, M., Michel, F., & Prablanc, C. (1984) The control of hand movements in a case of hemianaesthesia following a parietal lesion. [Brain], V. 107, 3, 899–920.

Jowdy, D.P., & Harris, D.V. (1990) Muscular responses during mental imagery as a function of motor skill level. [Journal of Sport and Exercise Psychology], V. 12, 2, 191–201. doi: 10.1123/jsep.12.2.191

Mellah, S., Rispal-Padel, L., & Riviere, G. (1990) Changes in excitability of motor units during preparation for movement [Experimental brain research], V. 82, 1, 178–186. doi: 10.1007/BF00230849

Olsson, C.J. (2008) Imagining imagining actions: A thesis … for the degree of Doctor of Philosophy [Umea University], Umea, 63.

Olsson, C.J., & Nyberg, L. (2011) Brain simulation of action may be grounded in physical experience. [Neurocase], V. 17, 6, 501–505.

Papaxanthis, C., Schieppati, M., Gentili, R., & Pozzo, T. (2002) Imagined and actual arm movements have similar durations when performed under different conditions of direction and mass [Experimental Brain Research], V. 143, 4, 447–452. doi: 10.1007/s00221-002-1012-1

Richardson, A. (1967) Mental practice: a review and discussion part II. [Research Quarterly. American Association for Health, Physical Education and Recreation], V. 38, 2, 263–273.

Sackett, R.S. (1934) The influence of symbolic rehearsal upon the retention of a maze habit. [Journal of General Psychology, 10, 376–395. doi: 10.1080/00221309.1934.9917742

Savoyant, A. (1988) Mental practice: Image and mental rehearsal of motor action. In M. Denis, J. Englekamp, &J. Richardson (Eds.) Cognitive and neurophysiological approaches to mental imagery. The Hague, Martinus Nyhoff, 251–257. doi: 10.1007/978-94-009-1391-2_23

Sharma, N., & Baron, J.C. (2013) Does motor imagery share neural networks with executed movement: a multivariate fMRI analysis. [Frontiers in Human Neuroscience], V. 7, 564. doi: 10.3389/fnhum.2013.00564

Sim, E.J. Helbig, H.B., Graf, M., & Kiefer, M. (2015) When action observation facilitates visual perception: activation in visuo-motor areas contributes to object recognition [Cerebral cortex], V. 25, 9, 2907–2918. doi: 10.1093/cercor/bhu087

Slade, J.M., Landers, D.M., & Martin, P.E. (2002) Muscular activity during real and imagined movements: a test of inflow explanations. [Journal of Sport and Exercise Psychology], V. 24, 2, 151–167. doi: 10.1123/jsep.24.2.151

Spittle, M., & Morris, T. (2011) Can internal and external imagery perspectives be trained? [Journal of mental imagery]. V. 35, 3–4, 81–104.

Tomasino, B., Budai, R., Mondani, M., Skrap, M., & Rumiati, R.I. (2005) Mental rotation in a patient with an implanted electrode grid in the motor cortex. [Neuroreport], V. 16, 16, 1795–1800.

Van Elk, M., van Schie, H.T., Zwaan, R.A., & Bekkering, H. (2010) The functional role of motor activation in language processing: motor cortical oscillations support lexical-semantic retrieval. [Neuroimage], V. 50, 2, 665–677.

Witt, J.K., Kemmerer, D., Linkenauger, S.A., & Culham, J. (2010) A functional role for motor simulation in identifying tools. [Psychological Science], V. 21, 9, 1215–1219. doi: 10.1177/0956797610378307

Xie, F., Xu, L., Long, Z., Yao, L., & Wu, X. (2015) Functional connectivity alteration after real-time fMRI motor imagery training through self-regulation of activities of the right premotor cortex. [BMC neuroscience], V. 16, 29. doi: 10.1186/s12868-015-0167-1

Yue, G., & Cole, K.J. (1992) Strength increases from the motor program: comparison of training with maximal voluntary and imagined muscle contractions [Journal of neurophysiology], V. 67, 5, 1114–1123.