1968 vs 2018. Пятьдесят лет спустя

Емелин Вадим Анатольевич Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

Нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми.

Никколо Макиавелли

Критическая теория общества не располагает понятиями, которые могли бы перебросить мост через пропасть между его настоящим и будущим...

Герберт Маркузе

Волны гасят ветер…

Аркадий и Борис Стругацкие.

Эрих Фромм

Введение: непримиримый технологичный мир

Исходной идеей исследования ста­ла очевидная мысль – наш мир меняет­ся на глазах странным образом. Но при всей ее очевидности остаются без отве­та основные вопросы: Почему? Как? Куда? Казалось бы, развитые страны живут в мире благоденствия и свободы, в це­лом, избавленном от чумных эпидемий, голода, пыток времен средневековья, от­чужденного труда, кровавых революций и концентрационных лагерей эпохи инду­стриального капитализма. В кранах течет горячая вода, стирают белье и моют по­суду машины, улицы подметены и вымы­ты специальной техникой. Мы пребываем в пространстве и времени, пронизанном коммуникационными сетями, освещен­ным неоновым светом рекламы и осна­щенным нательными гаджетами. Демо­кратические аппараты власти решили, или, по крайней мере, ограничили мас­штаб проблемы беззакония и безнаказанности. Ушли в прошлое мировые войны с кровавой грязью окопов и руинами го­родов, во всяком случае, в «глобальном масштабе» культуры западного типа. Все­возможные «революции» шестидесятых годов прошлого века, к счастью относи­тельно бескровные, освободили нас от любви, семьи, дома, на смену которым пришел секс, связь, отель. События, раз­рушившие географию сначала Восточной Европы, а затем и арабского мира, инкри­минировали саму идею внутреннего вы­бора без вмешательства внешней силы. Идея навязывания силой демократии обесценила и, в итоге, дискредитировала саму идею демократии. Это было бы не так ужасно, если бы не внушающая озабочен­ность тенденция распространения иде­ологии радикализма в самых различных формах и проявлениях (Tashpinar, 2015). Каким образом с нами это случилось? Как радикалы, в самом широком смысле слова, стали гегемонами мировой культу­ры? Речь идет о первобытной, индиген­ной нетерпимости людей, подобных лю­дям времен крестовых походов или войн против неверных, в руки которых вместо меча вложен смартфон (Brooks, 2017). Как же так, в утверждении толерантности, де­мократических ценностей и постмодер­нистского плюрализма наш мир стал кон­трарным, черно-белым, самозабвенно утрачивающим не только цветную мозаику, но и даже оттенки серого. Мир стал таким же непримиримым, как и технологичным. Гремят локальные войны, взрываются ста­туи Будды, по улицам Вавилона едут танки, разрушаются колонны Пальмиры, Старая Европа атакована «ордами» эмигрантов из Африки и Ближнего востока. Практика диалога все чаше подменяется режимом экономических санкций, политического, финансового и культурного давления на оппонентов. Вряд ли кто мог представить эти трансформации пятьдесят лет назад, во времена детей цветов, музыки бунта и сексуального раскрепощения.

Господа революционеры и политические катаклизмы 1968 года

В качестве отправной точки социо­культурных трансформаций, в результате которых мы получили то, что имеем в 2018 году, возьмем 1968 год. Конец 1960-х гг., в целом, и 1968 г., в частности, принято считать временем возникновения постмо­дернизма как массового умонастроения, а также началом становления информаци­онного общества, мировоззрением кото­рого постмодернизм и является (Емелин, 2010, С. 65). Именно тогда происходит окончательное разочарование в возможности насильственного переустройства мира, согласно «великим историческим проектам», начиная с проекта Карла Мар­кса и заканчивая проектом Герберта Мар­кузе. Переломной точкой в данном случае послужили социально-политические со­бытия 1968 года (1968: The year …, 2008; McLaughlin, 2014; Morrison, 2017). Осо­бую роль здесь сыграли майские волне­ния во Франции – бунт, главным образом, леворадикальных сил, требовавших ре­волюционного переустройства общества (Caldwell, 2009).

Движение протеста, основу которого составляла студенческая молодежь, вдох­новленная разворачивающейся в Китае «культурной революцией», идеей Э. Че Гевары о возможности «революции без бюрократии», теориями «спонтанности революционного действия», восходящи­ми к Бакунину и Прудону, а также идеей Маркузе о решающей роли маргиналь­ных групп в социально-политическом преобразовании буржуазного общест­ва, столкнулось не только с вездесущими механизмами власти, но и, главное, с не­способностью претворить собственные требования в жизнь. Эти идеи не были «написаны кровью», скорее, это была игра в самореализацию в негативном дейст­вии. На самом деле «революция трех М» – Маркс, Мао, Маркузе» имела мало отно­шения к своим кумирам, особенно к Мар­ксу. «Силезские ткачи, которыми восхи­щался Маркс, бунтовали в 1844-м оттого, что им нечего было есть. Парижские сту­денты, положившие основу современ­ному левацкому движению, бунтовали в 1968-м оттого, что им нечего было де­лать. … Если человек не знаком с реаль­ными проблемами выживания, то самой большой его личной драмой становит­ся поиск идентичности» (Мирошничен­ко, URL: https://republic.ru/posts/90948.). Клоунаду бунта «господ революционеров» очень метко отразил Робер Мерль в рома­не «За стеклом», пытаясь показать изна­чальную обреченность бунтов в Париже. «Да уж, языком трепать и драться, это они умеют, никто им не указ. И заметь, всег­да непременно в послеобеденные часы, … утром все спокойно: господа изволят почивать!» (Мерль, 1970, С. 79). Родители обеспечили студентам получение образо­вания, а они занимались чем угодно, толь­ко не учились.

По сравнению с послевоенными вре­менами, возросшее материальное благо­получие казалось «господам бунтарям» не достижением, «а само собой разумеющим­ся фоном… или даже чем-то отрицатель­ным, неприятным. Они хотели не боль­шего, а иного. Среди граффити, которые оставляли на стенах восставшие студен­ты Сорбонны в мае 1968-го, встречались такие: “С 1936 года я боролся за повыше­ние зарплаты. Раньше за это же борол­ся мой отец. Теперь у меня есть телеви­зор, холодильник и “фольксваген”, и все же я прожил жизнь, как козел. Не торгуй­тесь с боссами! Упраздните их!”» (Христо­форов, URL: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6300/.).

15 мая студенты захватили парижский театр «Одеон» и превратили его в откры­тый дискуссионный клуб, подняв над ним два флага: красный и черный. Основным лозунгом было: «Фабрики – рабочим, уни­верситеты – студентам!» Группа литерато­ров захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание новорожден­ного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о статусе писа­теля в социалистическом обществе». Ки­нематографисты выработали программу обновления кинопромышленности в ру­сле плановой социалистической эконо­мики. Художники наполняли свои рабо­ты социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях – цехах авто- и авиазаводов. Крупнейшие представите­ли французской интеллегенции:: Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Ната­ли Саррот, Франсуаза Саган, Андре Горц, Франсуа Мориак и другие выступили в поддержку студентов. Французы – лау­реаты Нобелевской премии выступили с аналогичным заявлением. Студентов поддержали крупнейшие профцентры Франции, а затем и партии коммунистов, социалистов и левых радикалов. Сорбон­на была закрыта 4 мая 1968 года, впервые со времен фашистской оккупации. В этот день большие демонстрации опять прош­ли в целом ряде городов, а в Париже на улицу вышло столько народа, что полиция вынуждена была стоять в сторонке. По­всюду были видны красные флаги и разда­валось пение Интернационала. В этот день забастовки охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы. 16 мая Сорбонна, «Одеон» и половина Латинского квартала оказались заклеены плакатами и листов­ками, расписаны лозунгами самого фан­тастического содержания. Иностранные журналисты, раскрыв рты, табунами ходи­ли и записывали эти лозунги: «Запрещает­ся запрещать!», «Будьте реалистами – тре­буйте невозможного! (Че Гевара)», «Секс – это прекрасно! (Мао Цзэ-дун)», «Воо­бражение у власти!», «Всё – и немедлен­но!», «Забудь все, чему тебя учили – начни мечтать!», «Анархия – это я», «Реформизм – это современный мазохизм», «Распах­ните окна ваших сердец!», «Нельзя влюбиться в прирост промышленного про­изводства!», «Границы – это репрессии», «Освобождение человека должно быть то­тальным, либо его не будет совсем», «Нет экзаменам!», «Все хорошо: дважды два уже не четыре», «Революция должна произой­ти до того, как она станет реальностью», «Вы устарели, профессора!», «Револю­цию не делают в галстуках», «Старый крот истории наконец вылез – в Сорбонне (те­леграмма от доктора Маркса)», «Структу­ры для людей, а не люди для структур!», «Оргазм – здесь и сейчас!», «Университе­ты – студентам, заводы – рабочим, радио – журналистам, власть – всем!», «Студен­ты, рабочие и учителя – объединяйтесь!» (Шарль де Голль и революция, URL: https://jeteraconte.livejournal.com/47106.html.).

Не обошел стороной смутный 1968 год и Америку, где общество потрясали волнения и смятения, связанные с осоз­нанием бессмысленности и трагично­сти Вьетнамской войны. Последняя стала парадигмальным образцом всех войн, в ходе которых обусловленные имперски­ми амбициями попытки развитых стран навязать свою «прогрессивную» идеоло­гию «отсталым» государствам и народам оборачивались крахом и внутренними со­циальными взрывами (Fisher, 2018). Звер­ства американских солдат по отношению к мирным жителям наложили неизглади­мый отпечаток на самосознание западной культуры и послужили одной из причин пересмотра и изменения ее мировоззрен­ческих установок. Хотя, следует признать, что фактов бесцеремонного военного вмешательства с целью свержения неугод­ных режимов в последние годы становит­ся, к сожалению, все больше.

Нельзя не упомянуть, что в 1968 году в Камбодже было создано крайне ле­вое течение «Красные кхмеры», где ос­новным контингентом были подростки с несформировавшейся идентичностью в возрасте 12–15 лет, лишившиеся ро­дителей и ненавидевшие горожан как пособников американцев. Идеи недо­учившегося студента Парижского уни­верситета, улыбчивого Пол Пота стали основой для одного из самых жестоких режимов ХХ века, унесшего жизни не­сколько миллионов сограждан. 7 июля 1968 г. к власти в Ираке приходит пар­тия арабского социалистического возро­ждения (БААС), среди лидеров которой был Саддам Хусейн, ставший впослед­ствии одной из самых противоречивых и трагичных фигур современной исто­рии. Начало XXI века было ознамено­вано беспрецедентной варварской каз­нью бывшего правителя нации. Тень от виселицы Хуссейна до сих пор лежит на теле терзаемого войнами Ближне­го Востока. В 1968 г. организация «Сво­бодные офицеры юнионисты-социа­листы» во главе с Муаммаром Каддафи начала подготовку к произошедшей го­дом позже Ливийской революции. Кад­дафи создал особый тип народовластия, названный им «Джамахирия», при ко­тором были уравнены права женщин, активно строилось социальное жилье, не говоря уже о бесплатной медицине и образовании. Результатом благоденст­вия, достигнутого жесткой рукой Кадда­фи, стало формирование «сытого» поко­ления молодежи с полным отсутствием жизненных целей и маркеров идентифи­кации. В итоге – кризис идентичности и радикальный бунт, «бессмысленный и беспощадный», немыслимое по жесто­кости растерзание своего «отца-благоде­теля» и еще недавно непререкаемого го­сподина. И все известные последствия. И новые «господа-реформаторы».

1968 как точка отсчета постмодерной культуры информационного общества

Противоречия, которые манифести­ровал май 1968 г., вызвали сильный резо­нанс в среде философов, расценивших эти события как выражение кризиса все­го западного общества, и породили це­лую библиотеку литературы (1968: A year of …, 2017). Зазвучал вопрос об ответственности интеллектуала за свои идеи, обретающие в обществе независящую от него жизнь и зачастую становящиеся причинами человеческого горя. Пораже­ние леворадикальных сил в 1968 г. имело своим следствием отход от идеалов рево­люционного преобразования и вульгар­ных версий марксистской теории и, вооб­ще, разочарование в самой возможности изменения общества по «модернистско­му сценарию». 1968 г. был отмечен мно­гими социально-политическими потрясениями, влияние которых прослеживается и по сей день. Речь идет о «Пражской вес­не», когда под гусеницами танков оконча­тельно погибла вера в социализм «с че­ловеческим лицом» (Protest and Politics …, 2018). Как впоследствии говорил Даниель Кон-Бендит, один из лидеров Красного Мая и руководителей неоанархистского «Движения 22 марта», «Рыжий Дени», чело­век, чье имя навсегда слилось с легендой о майской революции: «1968 г. вызывает такой интерес, потому что те два столпа, которые поддерживали мир после Второй мировой войны, начали колебаться и ру­шиться. С одной стороны, в таких странах, как Франция, Германия, Америка, под во­прос ставилась легитимность колониаль­ных и империалистических претензий, которые уже не соответствовали взглядам людей, прежде всего, молодых. С другой стороны, в результате волнений, которые возникали в Варшаве, в Праге, ставился под вопрос реально существующий ком­мунизм как противовес капитализму» (Тарасов, URL: http://scepsis.net/library/id_1984.html.). Впоследствии Кон-Бендит, известный также как «Рыжий Дени», стал депутатом Европарламента от партии зе­леных и символом коллаборационизма для левых сил.

А. Тарасов так описал свои впечатления о 1968 г.: «В тот год мир немного сошел с ума. Помню, как … я однажды в библи­отеке для какой-то надобности взял под­шивку «Правды» за май 1968 года, начал искать нужный номер – и вдруг остолбе­нел: я увидел такую международную (тог­да – третью) полосу «Правды», которая, ка­залось, могла привидеться только во сне. Официальной хроники не было. Никто никому никаких визитов не наносил. Эко­номических новостей не было. … Новостей культуры тоже не было. Было следующее. Фото «Национальная гвардия с пулемета­ми на ступенях Капитолия» – на случай штурма, надо полагать. Баррикадные бои в Париже. Студенческие волнения в Мар­селе и Лионе. Студенческие волнения в Западном Берлине и Гамбурге. Студенческие волнения в Мадриде, Барселоне, Брюсселе, Милане, Буэнос-Айресе, Пана­ме, Лиме и Куско (сговорились они, что ли?). Продолжаются негритянские бун­ты в США, вызванные убийством Марти­на Лютера Кинга. Продолжается Всеаме­риканская кампания протеста «Молодежь против войны во Вьетнаме». В Бостоне судят доктора Бенджамина Спока. Марш миллиона бедняков на Вашингтон. Опе­рации партизан в Южном Вьетнаме. Бои с партизанами в Анголе. Бои с партизана­ми в Колумбии. Успешное нападение гва­темальских партизан из засады на маши­ну шефа мобильной полиции. Вторжение монархистов с территории Саудовской Аравии в Йемен. Антивоенные митинги в Сиднее и Мельбурне. Усилились столкно­вения между партизанами и правительст­венными войсками на Северном Калиман­тане. В Таиланде армейские части начали новое наступление на районы, контроли­руемые отрядами компартии. Американ­ский пассажирский лайнер угнан на Кубу – третий за неделю. В Биафре продолжают­ся позиционные бои. Правительственная авиация бомбит позиции курдских по­встанцев на севере Ирака. Продолжает­ся «культурная революция» в Китае. Про­должается наступление Патриотического фронта Лаоса на позиции сторонников Суванна Фумы. Силы ПВО Египта отбили атаку ВВС Израиля в районе Суэцкого ка­нала. В Гане произведены массовые аресты лиц, подозреваемых в связях с военными, пытавшимися произвести переворот в апреле 1967 г. В Сьерра-Леоне пришедшие к власти военные устанавливают контроль над отдаленными районами страны. На севере Чада продолжаются вооруженные столкновения. Террористические акты в Аргентине, Бразилии, Уругвае …» (Тарасов, URL: http://scepsis.net/library/id_550.html.).

По сей день этот високосный и «ро­жденный в понедельник» 1968 год назы­вают «загадочным», «мистическим», «та­инственным» (Бурмистров и др., , URL: http://expert.ru/russian_reporter/2008/16/god_velikogo_pereloma/.). 1968-й был го­дом Олимпийских игр, годом президент­ских выборов в США и годом пика сол­нечной активности. Как было пророчески написано на плакате американского сту­дента-демонстранта: «1968 – год неспо­койного Солнца. Всякое может случить­ся» (Тарасов, URL: http://scepsis.net/library/id_550.html). 1968 г. связывают не только с политическими катаклизмами и их фило­софскими последствиями, но и с сексуаль­ной эмансипацией, началом экспансии идеологии феминизма, распространени­ем рекреационных и психоделических наркотиков, возникновением первых субкультур, появлением тяжелого рока и образованием супергрупп Led Zeppelin, Deep Purple, Nazareth, Black Sabbath, Sweet, которые стали образцами для иденти­фикации не одному поколению увлечен­ных рок-музыкой подростков и взрослых (Charlish, 2010).

В 1968 году вышел знаменитый ро­ман Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», впоследствии неодно­кратно экранизированный и во многом определивший стилистику движения «ки­берпанк» и постмодернисткой фантасти­ки.

В 1968 г. Робертом Нойсом и Гордоном Муром была основана компания Intel, со­здавшая первые микропроцессоры и дав­шая старт компьютерной революции. В 1968 г. специалисты Hewlett-Packard со­здали первый настольный программиру­емый калькулятор, поступивший в про­дажу как «персональный компьютер», мощность которого во много раз превы­шала возможности других вычислитель­ных машин для научных и инженерных расчетов. В 1968 г. Бил Гейтс вместе со своим другом Полом Алленом создал две первые программы на языке BASIC. В де­кабре 1968-го в Сан-Франциско на кон­ференции Дуглас Энгельбарт впервые презентовал компьютерную мышь и продемонстрировал новый способ коммуни­кации с помощью гипертекста: нажатие мышкой на подчеркнутую строку вело на другую страницу с новой информацией. В 1968-м омский инженер-электромеха­ник Арсений Горохов изобрел и запатен­товал «интеллектор» – прототип персонального компьютера (увы, дело не ушло дальше патента).

В конце 1968 г. был осуществлен пер­вый в мире полет сверхзвукового пас­сажирского самолета Ту-144 (увы, так и не получившего массового распростра­нения, как из-за объективной нерентабельности, так и из-за ряда трагических случайностей).

В 1968 г. технологии вышли на старто­вую позицию для дальнейшего развития, итогом которого стало формирование информационного общества.

Совокупность социально-политиче­ских катаклизмов, культурно-историче­ских трансформаций, возникновение новых течений в философии, литерату­ре, архитектуре, искусстве и, безуслов­но, технологических прорывов дают пра­во считать 1968 г. условным рубежом, символизирующим начало становления постмодернистского мировоззрения, мо­мент схода лавины идентичностей, порожденных постмодерной культурой ин­формационного общества.

Приведем еще одну версию, относящую вхождение в силу постмодернизма к 1968 г. После прошедших тогда «студенческих революций» журналист Лесли Фидлер использовал это, уже имевшее историю, рассматриваемое понятие на страни­цах журнала «Плейбой» в статье «Пересекайте рвы, засыпайте границы» (Фидлер, 1993, С. 462–518). Приблизительно в это же время постмодерном начали называть новый архитектурный стиль, сочетающий в себе последние достижения с традици­онными элементами, возникший как реак­ция на безликую рациональность функци­оналистской архитектуры и отражающий тягу человека не только к удобству, но и к зрелищности, к эстетическому удо­вольствию (Дженкс, 1985; Postmodernism, 2011).

В целом, цепь самых разноплановых, разноименных и разрозненных событий слились в единство в хронотопе форми­рующегося информационного общества и стали катализатором трансформаций, итогом которых стал наш беспокойный мир.

От ярких цветов 1968 к черным хиджабам 2018

Не затрагивая политические катаклиз­мы, потрясшие многие страны в 1968 г., сосредоточим внимание на социокультур­ных трансформациях, которым он поло­жил начало. Основным связывающим их звеном, предельно обобщая, можно на­звать максимальное за всю историю человечества повышения уровня свободы ин­дивида – мир становится терпимей к его личным предпочтениям. Человеку уже более не нужно подстраивать свою инди­видуальность под общую идею, он может полноценно жить своей собственной жиз­нью, выбирая собственноличный фрагмент культурного пространства, даже если последний не вписывается в общепри­нятые стереотипы (Cornell, 2006). Собы­тия конца шестидесятых годов прошло­го века в обществе западного типа стали итогом пересмотра господствующей ра­нее в тех или иных формах практик уни­версализации, навязывания стандартов поведения и подавления любых попыток ускользнуть из-под власти господствую­щих универсалий (Yates, 2011). Эти годы принято называть временем расцвета эпохи «сексуальной революции». «Ее вре­мя выпадает на 1950–1970 годы и цели­ком совпадает с периодом революцион­ного подъема, пик которого пришелся на 1968 год» (Колташов, URL: http://ligis.ru/librari_5/62.htm.). Наиболее ярко эманси­пацию тех лет выражало движение хип­пи. «Они носят экзотические одежды, противопоставляя яркие краски серости и обыденности будней. Они преподно­сят полисменам пестрые воздушные ша­рики. Они вставляют гвоздики в наведен­ные на них дула автоматов» (Феофанов, 1975, С. 5–6). Так описывались наивные взгляды детей цветов и творцов мыль­ных пузырей. В совокупности с энергией рок-музыки супергрупп конца шестидесятых годов прошлого века, раскрепощен­ным поведением и вызывающей модой на одежду и внешний вид идеология хип­пи стала распространяться за рамки за­падного мира, побуждая менять моде­ли поведения, образ жизни, внешний вид и, в конечном счете, мироощущение по­коления молодых людей в мировом мас­штабе. Примером глобальной мигра­ции «детей цветов» за пределы западного универсума может служить так называе­мая «тропа хиппи» (Jakobs, 2017; Radeska, 2017; The lonely planet …, 2011). Речь идет о сформированной во второй половине 1960-х годов между Европой и Южной Азией сети дорог для перемещения представителей субкультуры хиппи от евро­пейских столиц до Катманду или Гоа (Road Trip to Afghanistan …, 2011; Smith, 2018). На Гоа хиппи и остановились, и это место до настоящего времени славится свободны­ми нравами. А что же насчет остальной части этого некогда прославленного пути, просуществовавшего лишь чуть более де­сяти лет? Ответ диктует география «тро­пы», которая на пути в Индию пересекает не только Европу и Турцию, но и Сирию, Ирак, Иран, Афганистан и Пакистан (Day, 2016). Конец дороге хиппи положила ис­ламская революция в Иране в 1979 г., про­образ или первая ласточка сегодняшних «цветных» революций, которая смела хоть и далеко не однозначный, но принципи­ально светский режим шаха Пехлеви. Те­геран был многонациональным городом и представлял собой тогда культурную столицу региона. Атмосферу светско­го общества тех лет сохранило множе­ство фотографий, свидетельствующих о равноправии мужчин и женщин, об от­сутствии ограничений в ношении оде­жды. В стане процветал туризм, а на пля­жах загорали в купальниках (Иран до и после …, 2015). Но пришедший на сме­ну западноориентированному режи­му шаха религиозный фундаментализм с атрибутами средневековья полностью перечеркнул наметившуюся тенденцию культурной ассимиляции и терпимости. В частности, «большинство прав, предо­ставленных женщинам последними шаха­ми, были отменены или объявлены вне за­кона. В частности, был отменен закон «о защите семьи», защищавший женщину от насилия и авторитарности мужа, как про­тиворечащий ценностям ислама» (Урман, URL: http://vostalk.net/revolyuciya-v-irane-ot-koka-koly-k-teokratii/.). А ведь до революции они носили пестрые юбки и де­филировали в открытых купальниках по иранским пляжам, теперь женщинам при­шлось сменить мини-юбки на хиджабы, и тех, кто осмеливался выйти на улицу с непокрытой головой, нередко забивали камнями (там же). Аятолла Хомейни провозгласил университеты «центрами раз­врата», плодящими левых экстремистов и коммунистов, а также скопищами людей, находяшихся на службе у империалистов, и приостановил их деятельность до момен­та организации «подлинных исламских учебных центров». Иран отвернулся от за­падной свободы и закрылся для Европы, тропа хиппи была перекрыта. Но и ислам­ская революция в древней Персии ничто по сравнению с возникшей позже апока­липтической сектой ИГИЛ, претендующей на воссоздание Великого Халифата, толь­ко совсем не того, что был основан при­зывающим к миру пророком Мохаммедом (Trofimov, 2016). Телеманифестации отсече­ния голов как-то прошли мимо защитников прав человека из стран «золотого миллиар­да». Мир стал более непредсказуемым, чем в революционизированном в агонии мо­дернизма 1968 г. Тенденция размывания основ и диффузии ценностей не толь­ко не потеряла силы, а скорее, наоборот, набрала новые обороты, подпитывающи­еся индигенной энергией самих цифро­вых технологий активно развивающегося информационного общества (Emelin et al., 2013).

К вопросу о смерти постмодернизма – жив ли он, рожденный в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом?

Объявляли смерть постмодернизма и хоронили его не один раз, иногда с со­жалением, а чаще с рессентиментом, по нему неоднократно справляли поминки, публиковали массу некрологов (Ермолин, 2012). Чаще всего смерть постмодерниз­ма связывалась с известным обрушением небоскребов в Нью-Йорке. М. Эпштейн так писал об этом: «Времяраздел прошел через 11 сентября 2001 г. С хронологиче­ской точностью можно констатировать, что эпоха постмодернизма завершилась в 10 ч. 28 мин. с крушением двух башен- близнецов Всемирного торгового цен­тра» (Эпштейн, URL: http://www.chaskor.ru/article/postmodernizm_i_vzryvnoe_soznanie_hhi_veka_39993.). Словно вновь прозвучал вопрос Т. Адорно: «Возмож­на ли поэзия после Аушвица?», только на этот раз несколько по-другому: «Возмож­на ли постмодернистская ирония после взрыва ВТЦ?» Но жизнь и смерть пост­модернизма не может быть сведена к ка­кому-то одному, даже самому исключительному событию, в этом и состоит его ирония и стремление к децентрации, а за­тем и разрушению мира. Немало из того, что произошло, можно было бы внести в список «могильщиков» постмодерниз­ма. Это – «гуманитарные» бомбардировки в Югославии, печально известная интервенция в Ливию под романтичным назва­нием «Одиссея. Рассвет», всевозможные цветные, оранжевые, тюльпановые рево­люции, итогом которых являлись свер­жение старых диктаторов, кровь, хаос, а затем восшествие новых диктаторов и обретение «новых господ». Казалось бы, о каком плюрализме можно говорить после того, как господствует одна исти­на, подкрепленная военной мощью, зву­чит один метарассказ о демократиче­ских ценностях и правах человека, ради которых не грех и убивать (Kroker, Cook, 1988). Но если немного поразмыслить, то и здесь мы видим реверс постмодер­низма, ведь провозглашенное им отсутст­вие правил ведет к тому, что социальные конфликты неизбежно будут решаться с помощью силы. Подход, имплицитно содержащийся в постмодернистской кон­цепции, немецкий философ М. Франк на­звал «социал-дарвинистской философией языка», проводя аналогию между стихий­ным утверждением дискурсивных пра­ктик и выживанием видов в борьбе за су­ществование (Frank, 1993, Р. 119–139).

Если исходить из того, что ни одна па­радигма больше не может претендовать на какой-то выделенный статус, с точки зрения истинности, то споры по поводу притязаний на значимость превращают­ся в споры по поводу власти. В них ока­зывается прав не тот, кто выдвигает бо­лее универсальный аргумент, а тот, кто сильнее в данном пространстве спора (Swaim, 2016). Для меня наиболее транс­парентным событием, венчающим три­умфальное шествие то ли полуживого, то ли полумертвого постмодернизма, ста­ло заявление, сделанное Президентом США Д. Трампом 8 мая 2018 г., о выходе из договора по иранской ядерной про­грамме. Он заявил: «Сегодня я объявляю о том, что Соединенные Штаты выйдут из иранской ядерной сделки… Мы вве­дем экономические санкции самого вы­сокого уровня. Любая страна, которая помогает Ирану в его стремлении получить ядерное оружие, также может по­пасть под мощные санкции со стороны США» (Бовдунов и др., URL: https://russian.rt.com/world/article/510836-tramp-vyshel-yadernaya-sdelka-iran.). Казалось бы, при­чем тут постмодернизм? Во-первых, в этом высказывании самого высокого уровня мы сталкиваемся с радикальным проявлением постмодернистского соци­ал-дарвинизма: «Кто сильнее, тот и прав!», а кто не согласен с этим, будет к тому же и наказан. Во-вторых, здесь мы сталкиваемся с апофеозом отказа от правил, дого­воренностей и соглашений, истинность и правомочность которых в постмо­дернистском дискурсе совершенно ни­чтожна… Когда-то Мартин Лютер сказал: «Я здесь стою и не могу иначе». Одо Мар­квард перефразировал эту мысль следующим образом: «Я здесь стою, а могу как угодно». Для Трампа вообще любые договоренности – пустой звук. Ведь сегодня Ким Чен Ына можно называть «больным щенком» или «коротышкой с ракетой», а завтра жать ему руку и заверять в друж­бе. Впрочем, если не соблюдать правила игры и нарушать их, то ситуацию всегда можно исправить ударом шахматной до­ской по голове оппонента в стиле Оста­па Бендера. А лучше ракетами «Тамагавк» и кассетными бомбами.

Кроме инициирования силовых мето­дов и нивелирования любых соглашений следует добавить еще одни социально- политические следствия постмодернист­ского дискурса. Речь идет о том, что, если из имеющихся возможностей ни одна не является наилучшей, то логичней сми­риться с существующим положением дел, что, по сути дела, порождает практи­ку невмешательства в ход событий. Так теряется критический дух философии, и творчество постмодернистов уже не настолько волнует политиков, как идеи марксистов, экзистенциалистов, предста­вителей Франкфуртской школы, и, тем более, протестных движений 1968 г. – власть предержащие могут спать спокой­но (Welsch, 1987). Импликации постмо­дернистских положений в политический дискурс приводят к практике неоконсер­ватизма, не говоря уже об антикомму­низме. «Поскольку 60-е проложили путь в 70-е, поскольку угас пыл восторженных участников 1968-го, а мировое развитие капитализма было прервано экономиче­ским кризисом, некоторые из француз­ских постструктуралистов, связанные по своему происхождению с авангардным литературным журналом «Тель Кель», пе­решли от воинствующего маоизма к рез­кому антикоммунизму. Постструктура­лизм во Франции смог с чистой совестью восхвалять иранских мулл, одновремен­но славить США как единственный остав­шийся оазис свободы и плюрализма в на­конец упорядоченном мире и предлагать различные разновидности зловещего ми­стицизма как средства от всех челове­ческих болезней» (Иглтон, 2010, С. 181). Если постмодернизм умер, так, тем более, все более, чем дозволено. Все смешалось под прикрытием смерти постмодерниз­ма. Или его торжества?

А тем временем, «постмодерн» не толь­ко не умирает, но и постоянно подвергается дальнейшей «постмодернизации». Предпринимаются попытки ввести в об­иход термин «постпостмодернизм», под которым понимается опять же доста­точно широкий спектр вариантов, таких как: новая форма эстетики технообразов и виртуальной реальности (Маньков­ская, 1999, С. 18–25), конец «героическо­го» периода постмодернизма и переход к «мирной жизни» (Курицын, 1997, С. 179– 183), «псевдомодернизм» (Kirby, 2006) или же очередной этап развития эпохи «постмодерности» (Эпштейн, URL: http://www.chaskor.ru/article/postmodernizm_i_vzryvnoe_soznanie_hhi_veka_39993). Введе­ние производных от терминов и без того малосодержательных – не самый конструк­тивный ход в выявлении реальных кризис­ных проблем постмодерного мира. Анализ социокультурных трансформаций обще­ства на протяжении последних десятиле­тий говорит не о незавершенности проек­та «постмодерн», а скорее ставит вопросы: «Что с нами стало и куда нам двигаться дальше?» (Gibbons, 2017). А.В. Соловьев так комментирует эту ситуацию: «В культуре информационного общества эсхатологи­ческие культурные тексты, несущие в за­головках слово «конец» («конец истории», «конец цивилизации», «конец времени» и т.п.), воспринимаются не как физическое завершение феноменов, а как вопрос «Что дальше?». Что наступает: пост-, нео-, транс-, контр-, анти-? В этих попытках описать виртуализированную реальность просту­пает вневременность вечности. Клиппе­риоды поствремени и постпространства перемежаются клиппериодами неовреме­ни и неопространства, многократно ре­плицируемые в многочисленных вневре­менных и внепространственных сетевых сообществах, тысячами возникающих и гибнущих ежедневно» (Соловьев, 2009, С. 53). Плюралистичный и изменчивый постмодернизм не умирает, а мимикри­рует, превращаясь из химеры в драко­на, постоянно терзаемого не принявшим и пытающимся убить его непримиримым миром. После каждой смерти из его зу­бов рождаются сонмы новых чудовищ, и жизнь продолжается во всей ее непред­сказуемости и разнообразии метаморфоз добра и зла, тела и разума, умеренности и радикализма, безуспешно пытаясь расцветить палитру нюансов между черным и бе­лым.

Заключение: от постмодерного к постнормальному обществу

Анонсированного Фукуямой конца истории не только не произошло, но, на­оборот, история развернулась в новом витке или воронке. Причем в этой исто­рии главными движущими силами ста­новятся те, которым, казалось бы, нет места в информационном, технологизи­рованном, интеллектуально богатом об­ществе. В последние десятилетия наблю­дается всплеск не только религиозного фундаментализма и национализма, но и возникновение различных видов гиперидентичности, под которой понимается избыточно жесткая, гипертрофированно переоцененная, ригидная однополюсная идентификация с понятной и упрощен­ной дикостью. Речь идет даже не столько о террористах всех мастей и не о религиоз­ных фанатиках всех конфессий, которых, к счастью, пока не так много в обыден­ной жизни. Тревожно то, что в ткань повседневности все сильней вплетаются ка­кие-то ранее немыслимые фанатики, гики, фрики, фейки и симулякры, которые ста­новятся «героями нашего времени». «Пока телескоп «Хаббл» фиксировал новые га­лактики в миллионах световых лет от нас, на планете Земля возродилось сообщест­во «плоской Земли» (Голубинская, 2018). В социальных сетях популярен мем о гостье из будущего Алисе Селезневой, с иронией отражающий крах идей о светлом гряду­щем: «– Алиса, как ты могла? … – А что? Мне надо было честно рассказать? … про ИГИЛ, Кончиту Вурст, игру в танки и бога Кузю?».

Итальянские исследователи С. Фун­тович и Дж. Равец предложили термин «постнормальная наука» (Funtowicz, Ravetz, 2003) для обозначения этапа, на котором мы находимся сегодня, где все удобные предположения о науке, ее про­изводстве и ее использовании находят­ся под вопросом (Ravetz, 2006). По анало­гии с этим понятием назовем состояние современности «постнормальным обще­ством», отличительной чертой которо­го является, с одной стороны, диффузия устойчивых моделей идентификации, а с другой, формирование разноплановых гиперидентичностей в самых немысли­мых, воинствующих и зачастую патологи­ческих формах. Эрик Эриксон, описывая кризис идентичности, высказал опасе­ние, что развитие технологий в совокуп­ности с распространением радикализма станут угрозой человечеству. «Если учиты­вать средства уничтожения, которые будут в распоряжении лидеров будущего, наша историческая память нуждается в более ответственной оценке зла, которое угро­жает человечеству всякий раз, когда но­вые поколения отказываются от всякой другой идентичности, кроме идентично­сти самоутверждения через отречение от всего» (Эриксон, 2017, С. 286). И еще одна тревожная мысль Эриксона: «… мы видим появление технологического и организа­ционного совершенства нашего времени, достигающего звезд и готовящего обще­человеческую трагедию» (там же). Итогом надежд 1968 года стало дезадаптирован­ное постнормальное общество, утратив­шее способность создавать смыслы и конструктивные модели самоидентификации, на смену которым пришли ригидные и рудиментарные формы идентичности. И красные стали зелеными. Но остают­ся радикалы, которые, не страдая дальто­низмом, видят отчетливо только черное и белое, не замечая десятки оттенков се­рого и заодно диалектику красного и зе­леного – огней светофоров, спасающих от столкновения на перекрестках культур, оставляя за скобками идею умеренности и отрицая бесконечность спектра устойчи­вых моделей динамической идентичности в хронотопе общества «пост-1968».

Статья подготовлена при поддержке гранта РФФИ №18-013-01222а «Когнитивно-личностные факторы радикалистских установок и форм поведения».

Литература:

Бовдунов А., Цегоев В., Агеева А., Манашерова Т. Мелкая месть, большие деньги, опасные последствия: к чему может привести выход США из ядерной сделки с Ираном [Электронный ресурс] // RT. : [сайт]. URL: https://russian.rt.com/world/article/510836-tramp-vyshel-yadernaya-sdelka-iran. – (дата обращения 19.05.2018).

Бурмистров П., Жутаев Д., Великовский Д., Хестанов Р., Тарасевич Г. 1968: год великого перелома [Электронный ресурс] // Эксперт Online. : [сайт]. URL: http://expert.ru/russian_reporter/2008/16/god_velikogo_pereloma/. – (дата обращения 05.04.2018).

Голубинская А.В. Релевантность сознания и виртуально-информационной среды как фактор социальной стратификации : автореферат дис. … кандидата философских наук. – Нижний Новгород, 2018. – 23 с.

Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма. – Москва : Стройиздат, 1985. – 136 с.

Емелин В.А. Лабиринты постмодернизма: идентификация ускользающего смысла // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. – 2010. – № 3. – С. 65–75.

Ермолин Е. Поминки по постмодернизму // Литературная Газета. – 2012. – № 3(6354).

Иглтон Т. Теория литературы. Введение. – Москва : Территория будущего, 2010.

Иран до и после Исламской революции: история в фотографиях [Электронный ресурс] // Тайны и загадки истории. : [сайт]. URL: http://tayni.info/68478/. – (дата обращения 01.02.2018).

Колташов В. Сексуальная революция [Электронный ресурс] // Исследователь. : [сайт]. URL: http://ligis.ru/librari_5/62.htm. – (дата обращения 21.03.2018).

Курицын В.Н. Время множить приставки. К понятию постпостмодернизма // Октябрь. – 1997. – № 7. – С. 179–183.

Маньковская Н.Б. От модернизма к постпостмодернизму: via постмодернизм // Коллаж-2: социально-философский и философско- антропологический альманах. – Москва : ИФ РАН, 1999. – С. 18–25.

Мерль Р. За стеклом. – Москва : Прогресс, 1970.

Мирошниченко А. Политика нового типа. Трамп и Путин как эффективные постмодернисты [Электронный ресурс] // Republic. : [сайт]. URL: https://republic.ru/posts/90948. – (дата обращения 16.06.2018).

Рикель А.М., Туниянц А.А., Батырова Н. Понятие субъективного благополучия в гедонистическом и эвдемонистическом подходах. // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. – 2017. – № 2. – С. 64–82.

Соловьев А.В. Динамика культуры информационной эпохи. – Рязань : РГУ, 2009.

Тарасов А. In memoriam anno 1968 [Электронный ресурс] // Скепсис. : [сайт]. URL: http://scepsis.net/library/id_550.html. – (дата обращения 19.01.2018).

Тарасов А. Встреча с бунтарем, продавшимся буржуям [Электронный ресурс] // Скепсис. : [сайт]. URL: http://scepsis.net/library/id_1984.html. – (дата обращения 20.01.2018).

Урман А. Революция в Иране: от кока-колы к теократии [Электронный ресурс] // Vostok Magazine. : [сайт]. URL: http://vostalk.net/revolyuciya-v-irane-ot-koka-koly-k-teokratii/.  – (дата обращения 02.02.2018).

Феофанов О. Музыка бунта. – Москва : Детская литература, 1975.

Фидлер Л. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. – Москва : Ad Marginem, 1993. – С. 462–518.

Христофоров И. 1968 год: на изломе эпох [Электронный ресурс] // Вокруг света : [сайт]. URL: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6300/. – (дата обращения 15.01.2018).

Шарль де Голль и революция? Часть 4. [Электронный ресурс] // LiveJournal. : [сайт]. URL: https://jeteraconte.livejournal.com/47106.html. – (дата обращения 23.06.2018).

Эпштейн М. Постмодернизм и взрывное сознание ХХI века [Электронный ресурс] // Частный корреспондент. : [сайт]. URL: http://www.chaskor.ru/article/postmodernizm_i_vzryvnoe_soznanie_hhi_veka_39993. – (дата обращения 19.01.2018).

Эпштейн М.Н. Прото-, или конец постмодернизма // Знамя. – 1996. – № 3. – С. 196–209.

Эриксон Э. Идентичность и утрата корней в наше время. Из цикла лекций «Инсайт и ответственность» // Философские сюжеты Эрика Эриксона. – Москва : Канон+, 2017 . – С. 261-275.

Эриксон Э. Эволюция и эго. Из цикла лекций «Инсайт и ответственность» // Философские сюжеты Эрика Эриксона / под общ. ред. П.С. Гуревича. – Москва : Канон+, 2017. – С. 275-286.

(2008). 1968: The year that changed history. The Guardian. Retrieved from: https://www.theguardian.com/observer/gallery/2008/jan/17/1. (accessed 21.02.2018).

(2017). 1968: A year of significant events Saint Louis Public Library. Retrieved from: https://www.slpl.org/blogs/post/1968-a-year-of-significant-events/. (accessed 21.02.2018).

Brooks, D. (2017). Is Radicalism Possible Today? The New York Times. Retrieved from: https://www.nytimes.com/2017/06/13/opinion/is-radicalism-possible-today.html. (accessed 20.01.2018).

Caldwell, W.W. (2009). 1968: Dreams of Revolution. New York: Algora Publishing, 240.

Carter, T.J., & Gilovich, T. (2012). I am what I do, not what I have: the differential centrality of experiential and material purchases to the self. Journal of Personality and Social Psychology. 102(6), 1304–1317. doi: 10.1037/a0027407

Charlish, N. (2010). History, Handbook and Cautionary Tale. Culture Wars. Retrieved from: http://www.culturewars.org.uk/index.php/site/article/history_handbook_and_cautionary_tale/. (accessed 10.03.2018).

Cornell, S. (2006). What does postmodern mean? Summit. Retrieved from: https://www.summit.org/resources/articles/what-does-postmodern-mean/. (accessed 01.03.2018).

Day, M. (2016). The 1970’s Hippie Trail: drugs, danger, and a magical pudding shop in Asia. Timeline. Retrieved from: https://timeline.com/hippie-trail-asia-drugs-55abce249d1. (accessed 28.02.2018).

Emelin V., Tkhostov A., & Rasskazova E. (2013). Excessive use of internet, mobile phones and computers: the role of technology-related changes in needs and psychological boundaries. Procedia – social and behavioral sciences, 86, 530–535. doi: 10.1016/j.sbspro.2013.08.609

Fisher, M. (2018). The year America unraveled. The Washington Post. Retrieved from: https://www.washingtonpost.com/graphics/2018/national/1968- history-major-events-in-pop-culture/. (accessed 02.06.2018).

Frank, M. (1993). Politische Aspekte des neufranzösichen Denkens. In: ders.: Conditio moderna. Essays, Reden, Programm, Leipzig, 119–139.

Funtowicz, S., & Ravetz, J. (2003). Post-normal Science. Internet Encyclopaedia of Ecological Economic. Retrieved from: http://leopold.asu.edu/sustainability/sites/default/files/Norton,%20Post%20Normal%20Science,%20Funtowicz_1.pdf. (accessed 31.01.2018).

Gibbons, A. (2017). Postmodernism is dead. What comes next? The Times Literary Supplement. Retrieved from: https://www.the-tls.co.uk/articles/public/postmodernism-dead-comes-next/. (accessed 20.04.2018).

Jakobs, F. (2017). Europe to India via Tehran and Kabul: The Lost World of the Hippie Trail. Big Think. Retrieved from: https://bigthink.com/strange-maps/644-dont-buy-shirts-in-herat-down-the-hippie-trail. (accessed 02.03.2018).

Kirby, A. (2006). The Death of Postmodernism and Beyond. Philosophy Now. Retrieved from: https://philosophynow.org/issues/58/The_Death_of_Postmodernism_And_Beyond. (accessed 20.01.2018).

Kroker, A., & Cook, D. (1988). The Postmodern Scene: Excremental Culture and Hyper-Aesthetics. Basingstoke: Macmillan, 330.

McLaughlin, K. (2014). Eight unforgettable ways 1968 made history. CNN. Retrieved from: https://edition.cnn.com/2014/07/31/us/1968-important-events/index.html. (accessed 20.02.2018).

Morrison, H. (2017). Events of 1968: The Top News Stories of the Year. London, Montpelier Publishing, 44.

Postmodernism. (2011). Victoria and Albert Museum. Retrieved from: http://www.vam.ac.uk/content/articles/p/postmodernism/. (accessed 12.05.2018).

Protest and Politics: 1968, Year of the Barricades. Annenberg Learner. Retrieved from: https://www.learner.org/courses/lens/bundles/essentiallenssite/media/pdf/EL_protest-politics.pdf. (accessed 31.05.2018).

Radeska, T. (2017). The Hippie Trail, once a symbol of freedom and enlightenment, today is synonymous danger and war. The Vintage News. Retrieved from: https://www.thevintagenews.com/2017/09/06/the-hippie-trail-once-a-symbol-of-freedom-and-enlightenment-today-is-synonymous-with-danger-and-war/. (accessed 17.03.2018).

Ravetz, J.R. (2006). The No nonsense guide to science. Oxford: New Internationalist, 144.

(2011). Road Trip to Afghanistan: Snapshots from the Lost Hippie Trail. Messy Nessy. Retrieved From: http://www.messynessychic.com/2014/03/11/road-trip-to-afghanistan-snapshots-from-the-lost-hippie-trail/. (accessed 03.03.2018).

Smith, O. (2018). When Afghanistan was just a laid-back highlight on the hippie trail. The Telegraph. Retrieved From: https://www.telegraph.co.uk/travel/destinations/middle-east/afghanistan/articles/when-afghanistan-was-just-the-laid-back-highlight-on-the-hippie-/. (accessed 21.04.2018).

Swaim, B. (2016). Clinton vs. Trump: Modern vs. postmodern. The Washington Post. Retrieved From: https://www.washingtonpost.com/blogs/post-partisan/wp/2016/09/27/clinton-vs-trump-modern-vs-postmodern/?noredirect=on. (accessed 17.03.2018).

Tashpinar, Ö. (2015). The Problem with Radicalism. The Cairo Review of Global Affairs. Retrieved From: https://www.thecairoreview.com/essays/the-problem-with-radicalism/. (accessed 15.06.2018).

Trofimov, Ya. (2016). Radicalization of Islam or Islamization of Radicalism. The Wall Street Journal. Retrieved from: https://www.wsj.com/articles/radicalization-of-islam-or-islamization-of-radicalism-1466069220. (accessed: 01.02.2018).

Welsch, W. (1987). Unsere postmoderne Moderne. Weinheim: VCH, Acta Humaniora, 344.

Yates, D. (2011). The Theater of Protest. Culture Wars. Retrieved from: http://www.culturewars.org.uk/index.php/site/article/the_theatre_of_protest/. (accessed 02.03.2018).